Яма становится первым царем мертвых, в то же время его брат Ману становится первым царем людей.
Здесь мы видим довольно внятный миф о происхождении первых людей. Согласно индийской мифологеме, отцом «живых и мертвых» является солнечное божество. При этом солнце берет себе в жены кобылицу, оседлав которую солнечный бог может путешествовать по небосводу.
Быть может, образ кобылицы – это отголосок того представления, что изначально жена солнечного божества Саранью не принадлежала к роду богов. Дело в том, что отцом Саранью назван Тваштара – «творец». Это статус весьма впечатляющий, но, согласно легенде, Тваштара имел жену-демоницу из асурского рода, которая родила ему Саранью в облике кобылицы и Вишварупу в облике трехголового дракона. От вида этих ужасных порождений Тваштара пришел в бешенство; но что родилось, то родилось…
Весьма интересна дальнейшая судьба трехголового демона. Он тайно встал на сторону асуров в их борьбе с богами-девами и похитил у Индры-громовержца коров. Воин Индра возмущен этим до крайности. Он сначала подсылает к трехголовому дракону апсар – водных дев, неизъяснимой красоты (прямая аналогия – русские русалки), при помощи которых пытается соблазнить дракона и заключить с ним перемирие. Однако Вишварупа отвергает соблазнительные танцы и речи искусительниц и не идет на мировое соглашение с богом-воином. При этом статус самого трехглавого дракона довольно четко определен: он является жрецом богов. Тогда Индра, получив отпущение грехов, вступает в единоборство с драконом и последовательно срубает все три его головы. При этом Индра освобождает коров, а также плененных драконом людей.
Статус Вишварупы довольно высок – Индра должен за убийство дракона замаливать грехи. О высоком статусе Вишварупы говорит и то обстоятельство, что его имя используется как эпитет самого Вишну, входящего наряду с Брахмой и Шивой в тройку главных богов индуизма.
Как видим, здесь могли запечатлеться реальные мотивы противостояния между кастами воинов и жрецов, некогда составлявшими единое арийское общество. Вероятно, этот конфликт имел место между иранскими ариями (жрецами) и индийскими (воинами) во времена разделения их общности. Трехголовый дракон это метафорическое обозначение трехголового божества древних ариев.
Арийское провидение Пушкина
Легенду о драконоборце, богатыре-воине, мы хорошо знаем и из русской мифологии. Этой легенде соответствует древнерусский миф о змеевидном Велесе – царе подземного мира – и его противнике громовержце Перуне. Перун поражает Велеса своей палицей-молнией и отправляет его в «ссылку» в подземный мир, где Велес становится «царем мертвых». При этом освобождаются похищенные Велесом скот и люди. В иной трактовке Велес похищает солнечную деву и уносит ее в свой подземный мир, Перун-богатырь борется с драконом и освобождает солнечную деву.
В общем, ведийские мифы о Твашпаре – творце, Вишварупе – трехголовом змее, Вивасвате – солнечном божестве, Саранье – небесной кобылице, близнецах – Яме, Ману и их сестре Ями, Индре-громовержце очень похожи на древнерусские сюжеты. Эти сюжеты встречаются и в гораздо более поздних русских народных и авторских сказках. Так, в сказке Ершова «Конек-горбунок», написанной по мотивам русских народных сказок, присутствует Иван-дурак, который изловив кобылицу и оседлав ее задом наперед, пускается на ней в небесное путешествие. Кобылица родила Конька-горбунка, который служит Ивану-дураку верой и правдой, на котором Иван-дурак отправляется к солнцу. Здесь считывается явная параллель с мифом о Саранье – небесной кобылице, супруге солнца.
В ведийских мифах Индра подсылает к трехголовому дракону прекрасных дев-апсар, которые призваны служить своеобразным выкупом за похищенных змеем небесных коров. И чего это ради доблестный воин Индра стал заискивать перед змеем, предлагая ему сделку? Очевидно, все дело в том, что трехголовый змей – это религиозная метафора арийских племен, состоящих их трех варн. Крылатый змей этот объемлет все три мира: небесный, земной и подземный. Он может летать под облаками, может передвигаться по земле и под землей. Змей постоянно изрыгает жертвенный огонь. Три сословия арийского общества: жрецы, воины, земледельцы и скотоводы – связаны этой религиозной метафорой воедино. Противостоять арийскому социуму дело непростое, даже для такого славного и бесстрашного бога-громовика, как Индра.
Можно предполагать, что арии, обитавшие в бескрайней степной зоне Евразии, часто совершали дерзкие набеги на своих соседей, отнимая у них скот, имущество и жен. Это и послужило сюжетной линией для создания мифа. Дерзкая арийская молодежь отправлялась в поход за невестами во владения соседей: таких же, как и они, арийцев. Очевидно, с этим связана легенда о том, что трехголовый змей похищает прекрасных женщин. Так, во многих европейских мифологиях присутствуют мифы о том, что оседлые жители сопредельных с арийскими кочевниками стран, дабы обезопасить себя от разрушительных набегов, сами отдают молодых девушек ненасытному змею, платя ему ежегодную дань. Можно вспомнить хотя бы мотив древнегреческого мифа о Персее и Андромеде. Подобный мотив мы видим в более позднем мифе о Георгии Победоносце, который освободил жителей некоего Ливанского города от ежегодной дани.
Очевидно, в ведийском мифе речь идет о том же – Индра-воин предлагает змею прекрасных девушек, дабы тот не угонял его скот. Однако эта сделка не обезопасила соседей от вторжения, и скот был в очередной раз угнан. Вот тогда Индра, подобно Зороастру, восстает против существующего порядка. Он не желает больше платить ежегодную дань и преисполняется решимостью убить вероломного змея. Он подобно Зороастру обращается с просьбой к богам об отпущении грехов. Ибо сам Индра-воин выходец из того же самого арийского общества.
Можно предполагать, что различные племена кочевых ариев предпочитали брать в жены девушек евразийского происхождения. Существовавшие у ариев кастовые законы запрещали заключать брак с неарийцами. Ведь арии верили, что им предстоит самим, согласно культу предков, родиться в том же сословии, в котором они находились при этой жизни. Жрец должен был родиться в сословии жрецов, воин – в сословии воинов, а земледелец или скотовод – в своем сословии. Очевидно, разные арийские племена придерживались этих суровых кастовых законов. Вероятно, с этим связан миф о кровосмесительной связи братьев-близнецов со своей сестрой. (Отголоски этого евразийского мифа, кстати, сохранились и в мифологии финно-угров, длительное время живших с ариями бок о бок; в этом мифе рассказывается о трех близнецах-братьях Финн, которые по очереди ухаживают за своей сестрой.)
По крайней мере, можно предполагать, что близнецовый миф, распространенный у индоевропейцев и сопредельных народов, закреплял существующий порядок вещей, когда молодые люди брали в жены лишь представительниц своего сословия, пусть даже из соседнего племени. Судя по всему, похищение невест являлось своеобразным спортом, своеобразной инициацией для молодых людей. Отголоски этого можно найти в обычае умыкания невесты, сохранившемся у горцев Кавказа. Очевидно, на излете арийской цивилизации была в ходу такая практика: умыкали не одну, а сразу несколько невест. При этом они все могли стать женами одного мужчины. Невестами торговали. У кого было много золота и богатства, тот мог выкупить себе изрядное количество невест и создать большой горем. Это впоследствии утвердилось как практика многоженства, которая до недавнего времени была распространена в Средней Азии, на Кавказе и в других местах.
Понятное дело, что такое положение вещей уже свидетельствовало скорее о деградации арийского общества. К тому же это не могло не вызвать активные протесты соседей, у которых постоянно воровали молодых девушек и жен. Индра возмутился не зря; задумав убить змея, он все-таки его убил.
В русских сказках мы также порой можем встретить отраженные через века в виде сказочных образов уклад жизни и бытовые подробности арийской жизни. Так, в авторской сказке А. С. Пушкина «Золотой петушок», написанной по мотивам народных сказок, все сюжетное повествование весьма напоминает древнее мироустройство арийского общества. В сказке идет речь о неком царе Дадоне, которого постоянно донимали соседи своими грабительскими набегами. И вот некий скопец, по-видимому, жрец культа, предложил царю верное средство. Он подарил ему золотого петушка, которого водрузили на спицу. Как только враг замышляет свой грабительский набег, в тот же миг петушок, встрепенувшись, поворачивается в ту сторону, откуда грозит беда, и кричит: «Кири-ку-ку, царствуй лежа на боку!» «И соседи присмирели. Воевать уже не смели. Таковой им царь Дадон дал отпор со всех сторон».
В образе золотого петушка мы можем угадать иной образ – жар-птицы или вечного священного огня, который поддерживался жрецами постоянно. По характеру горения пламени жрецы культа предсказывали, откуда придет беда. Это позволяло вовремя подготовить рать и дать отпор врагу.
Но помните, чем дело закончилось у Пушкина? Петушок неожиданно встрепенулся, обратился на Восток, стал кричать и биться. Царь немедленно шлет туда рать, которую ведет старший сын. Никаких, однако, вестей оттуда нет: было или нет сражение – царь не знает. А через неделю петушок кричит опять. Опять шлет царь рать на Восток, которую теперь возглавляет средний сын. И вновь проходит неделя, и петушок кричит опять. Тогда уж сам царь отправляется на Восток, собрав многочисленную рать. И что же он видит после восьми дней пути: в горах стоит шатер, рать вся побитая лежит, а перед шатром его два сына мертвые лежат, мечи вонзившие друг в друга. Вдруг шатер распахивается и «…девица – Шамаханская царица, вся сияя, как заря, тихо встретила царя. Как пред солнцем птица ночи, Царь умолк, ей глядя в очи, и забыл он перед ней смерть обеих сыновей…»
Царь с триумфом возвращается в столицу… и в толпе встречает скопца-жреца, который неожиданно говорит царю: «Подари ты мне девицу, Шамаханскую царицу!» Царь отвечает с возмущением: «Что ты? Или бес в тебя вернулся? Или ты с ума рехнулся? И зачем тебе девица?» – «Ничего ты не получишь! Сам себя ты, грешник, мучишь!» «Царь хватил его жезлом по лбу; тот упал ничком, да и дух вон. Вся столица содрогнулась; а девица – Хи-хи-хи! да ха-ха-ха! Не боится, знать, греха…» Тут неожиданно петушок вскочил со спицы, сел к царю на темя, клюнул и взвился… «С колесницы пал Дадон! Охнул раз и умер он. А царица вдруг пропала, будто вовсе не бывало…»