порик с изображением заключенных друг в друга солнечных кругов и изображением быка. Как считают специалисты, этот топорик использовался для умерщвления жертвенных животных, приносимых в жертву солнцу.
Как видим, культ быка и связанное с ним поклонение солнцу были широко распространены в древнем мире. Скотоводческие племена европеоидов, обитавшие на огромном пространстве Евразии, Северной и Восточной Африки, использовали эти «бычьи» ритуалы для воспроизводства стада, для достижения счастья и здоровья во время культа плодородия.
На одной картине венгерского художника XIX века Zichy Mihaly изображен шабаш на Лысой горе. Тут можно увидеть сцену жертвоприношения коней. Лошадиные головы, надетые на длинные шесты, окружают шамана-жреца, на голове которого видна высокая шапка, а также музыкантов, играющих на гуслях и на трубе. На головах людей, приносящих в жертву коней, можно разглядеть рогатые головные уборы. Вдали на горе сияет пламя жертвенного костра. Очевидно, сцена эта сопровождалась ритуальными человеческими жертвоприношениями. Тут же лежат убитые или околдованные воины, которых выбирают себе девы с непокрытыми волосами, очевидно ведьмы. Не исключено, что апогеем всего действа станет кровавое пиршество – ритуальный каннибализм. Очевидно, художник использовал неизвестные нам этнографические материалы, дабы показать всю сцену шабаша предельно наглядно. Впрочем, может быть, художник, что называется, «сгустил краски», хотя мне лично кажется, что вряд ли он что-то добавил от себя. Нам, людям сегодняшнего дня, все это кажется ужасным. Однако наши предки верили в реинкарнацию, и они воспринимали свой или чужой уход из мира не столь трагично, как делаем мы. Это был уход – для того, чтобы вернуться. У наших непосредственных предков, славян, как и у ариев, был в ходу так называемый культ предков. Быть может, наиболее близок был к пониманию этого ритуала, связанного с жертвоприношениями, Сирано де Бержерак, который описал этот ритуал в своем произведении «Иной свет или государства и империи Луны». Очевидно, подобный ритуал встречался и у аланов, предков осетин.
Не исключено, что в не столь уж отдаленные времена наши непосредственные предки, славяне и русичи, приносили в жертву быка в день летнего солнцестояния – 24 июня по старому стилю. В «Иванову ночь» – с 23 на 24 июня разжигали жертвенный костер на горе, холме или возвышенности или около воды. Об этом времени красноречиво говорят строки русских сказок: «Горят костры яркие, кипят котлы кипучие». Ведьмы и колдуны собираются на шабаш, оседлав метлу, кочергу, веник, лопату, грабли, ухват, костыль, просто палку или прут. Все это – метафоры крылатого коня, на которых и собираются участники сборища. Ведьмы обычно вылетают в трубу из избы, т. е. тем же самым путем, каким в избу проникает крылатый огненный змей, предварительно натерев тело волшебной мазью, изготовленной из змей или вскипяченной вместе с пеплом купальского костра воды. Огненные духи подхватывают и несут их к месту встречи.
Можно предположить, что в былые времена индоевропейского единства прототипы ведьм и колдунов – парни и девушки – собирались на свою ночную сходку – встречать и приветствовать солнце, оседлав настоящих, а не мнимых коней. Вероятно, обряд разжигания купальского костра мало в чем изменился с тех далеких времен. Парни и девушки, украшали друг друга цветами, обливались водой, прыгали через костер, взявшись за руки. Если удавалось перелететь через пламя, не разомкнув рук, это был верный знак будущей свадьбы. В некоторых местах России через костер матери переносили маленьких детей, страдающих каким-либо недугом, а в костре сжигали их рубашку. Считалось, что это дарует ребенку исцеление. Вероятно, через костры, полосу огня прогоняли и скот, дабы очистить его от скверны и от болезней. Подобный ритуал встречался и в Италии во время праздника, который именовали Палики, названного так в честь близнецов Паликов. Согласитесь, что название итальянского праздника похоже на название русского праздника Иван Купала. В этой день, а вернее ночь, молодежь приветствовала Ивана да Марью, вступивших, согласно преданию, в инцестуозный брак. Однако, быть может, действо этим и не ограничивалось. Упоминаемый в купальских песнях обряд наводит на мысль, что именно в эту ночь снимались запреты на любовные отношения между молодыми людьми и девушками. Недаром в «Слове св. Иоанна златоуста» говорится: «…После пития начинают плясание, а их по плясании начаши блуд творити с чужими женами и сестрами, а девицы теряют свою невинность». Нарушение установленных традиций брачных норм как раз восходит к архаическому мифу о близнецах – брате и сестре: брат отождествляется с огнем, а сестра – с водой. Сохранились русские песни, в которых купальский обряд связан с сюжетом взаимоотношений свекра и снохи.
В костре сжигали соломенное чучело Купалы и Мары (символа смерти). Быть может, это является свидетельством некогда бытовавшего в эту ночь жертвоприношения. Пепел и головешки купальского костра молодежь разбрасывала во все стороны. Считалось, что это способствует плодородию. На Псковщине, рассеивая пепел, пели: «Родись хлеб для наших малых детей!» Головешки, взятые из купальского костра, раскладывали потом под капустные грядки. Вероятно, это являлось свидетельством все того же культа плодородия. Как считалось, детей находили в капуте. Подле кострища отыскивали остатки чучела, несли его к реке и там топили. Все это чрезвычайно похоже на обряд кремации на погребальном костре умерших родственников, распространенный в Индии, и затем погружении пепла в воду. После веселья в воде купались, входя в нее прямо в одежде. Празднование Ивана дня связано также с поиском цветка папоротника, который, согласно преданию, расцветает в Купальскую ночь и блистает, как огонь. Кто найдет его, того ждет счастье великое. Этот огненно-красный цветок в некоторых областях называли «купальницей» и отождествляли с кладом золотых монет. Утром молодежь приветственными криками встречала солнце, которое, по поверьям, «играет» в этот самый длинный день в году.
Кто на кого набрасывает волчьи шкуры?
Так с кем же мы сегодня можем ассоциировать украшенных рогами танцоров с привязанными бычьими хвостами, самозабвенно веселящихся возле купальского костра? Конечно, с чертями. Образ, как говорится, напрашивается сам собой. Жрец этого действа, вероятно, уподоблялся Дьяусу или славянскому Диву – прообразам нынешнего Дьявола. Ассоциация с огненными духами индусов Гандхарвами и водными Апсарами также вполне очевидна. Эти духи, вероятно, доставляли на сходку своих ездоков – молодых мужчин и женщин. Не без их магической помощи молодежь заключала помолвку и договор о предстоящей свадьбе. В самом слове «Купала» лингвисты усматривают следы индоевропейского слова «кип» – отсюда глагол «кипеть». И в самом деле, в ночь на Ивана Купалу кипят страсти, и людьми владеет необузданное веселье. Однако это веселье изначально должно было служить силам добра и созидания. Оно было сродни шаманскому экстазу. Недаром Гандхарвы являются хранителями сомы – божественного напитка бессмертия. Быть может, в стародавние времена люди и в самом деле владели секретом его приготовления?
Очевидно, танцующие юноши, украшенные атрибутами быка – рогами на голове и бычьим хвостом, уподобляли себя быку, а их партнерши – девушки – коровам. Бык был символом плодородия. Это сохранилось и в русских шутовских песенках: «Бык корову тык. Она ему: „Му-у-у, спасибо, бык!“». Об этом может свидетельствовать и обряд, сохранившийся у русских, – набрасывание шкуры. Во время праздников, подобных Иванову дню, танцор набрасывал на себя медвежью, волчью, оленью или бычью шкуру. Обряд накидывания шкуры сопровождался инсценировкой гибели животного, его ритуализированным закланием, с последующим скидыванием этой шкуры. Тогда под шкурой тотемного животного оказывался человек. Это чудесное преображение человека, очевидно, являлось кульминацией всего действа. Это нашло свое выражение и в так называемых непридуманных рассказах: крестьяне уверяли, что случалось в старые годы, снимая шкуру с убитой волчицы или медведицы, находить под ней девицу в сарафане.
Быть может, такие представления послужили впоследствии для воссоздания института заместительной жертвы, когда вместо древнего жертвоприношения человека осуществлялось жертвоприношение животного. Обряд жертвоприношения быка на Иванов день зафиксирован в некоторых губерниях России еще в XIX веке.
Может статься, что обычай набрасывания шкуры отразился и в русском фольклоре. Так, в русской народной сказке из сборника Афанасьева «Об Иване-царевиче и Царь-девице» герой отправляется на поиски своих сестер, унесенных злыми вихрями. Сестер зовут Луна и Звезда. Иван-царевич после длительного странствования по Руси Великой добирается до палат белокаменных, где живет его сестра Луна, унесенная Медведем. Сам Медведь выглядит как медведь только за пределами своего жилища. Вступив на порог, Медведь ударился о сырую землю и сделался прекрасным молодцем. Иван-царевич втайне от Медведя предлагает сестрице бежать, но та отказывается: Медведь догонит и съест.
Тогда Иван-царевич отправляется к другой своей сестрице – Звезде. Она за мужем за Морским Чудовищем и живет в медном дворце. Однако и Морское Чудовище выглядит так только за пределами своего жилища. Вступив на порог, оно ударяется о сырую землю и превращается в прекрасного молодца. Иван-царевич предлагает и Звезде бежать, но та отказывается: Морское Чудовище догонит и съест.
Здесь мы видим двойственное отношение к Медведю и Морскому Чудовищу. Странствуя ежедневно по Святой Руси, оба персонажа являются воплощением зла. Однако на пороге своего дома они преображаются в прекрасных юношей – мужей украденных ими красных девиц. Иван-царевич не может выкрасть сестер у их мужей, так как те погонятся за ними, превратившись в злых персонажей, и обязательно догонят и съедят. Таким образом, природа зверя, воплощенная хтоническим персонажем, и природа человека уживаются в одном лице. У себя дома Медведь и Морское Чудо выглядят и действуют как люди, а за пределами дома – как звери. И даже они сами не властны над этим роком перевоплощения.