Как ни странно, здесь гулял свежий ветерок, и комаров было чуть меньше, чем в самом лесу. Но все же Арикона решила с разведением костра не затягивать.
В широком дупле одного из дубов всегда имелся запас дров на такой случай. Умело и быстро разложив на черном круге кострища сухой хрустящий хворост, а сверху на него – звонкие поленья, Арикона чиркнула зажигалкой и тотчас затеплился огонек. Он лизнул хворост, впился в него острыми зубками и пошел гулять по дровам, разгоняя темноту и назойливых комаров. Сразу стало уютнее и теплее.
Потерянная Душа пристроилась на толстом суку старого дуба почти над самым огнем. Горячий воздух, поднимающийся кверху, шевелил рваный край ее плаща. Отец Конрад из хвороста устроил себе нечто вроде жесткой подушки и сел на нее, подвернув под себя ноги и накрыв их коротким подолом рясы.
Арикона молча хозяйничала у костра. Появился на свет закопченный чайник, жестяная банка с заваркой, пластиковая бутыль с родниковой водой. Пока чайник, удобно устроившись над огнем, весело булькал, закипая, из чудесного дупла были вынуты завернутые в пергаментную бумагу сыр, белый хлеб, вареное мясо, яблоки, несколько рисовых лепешек, какая-то зеленая перемолотая масса в стеклянной баночке и, наконец, бутылка темного стекла с янтарным вином.
Всю эту скромную снедь Арикона разложила на огромных листьях лопуха и пригласила своего гостя к ужину. Он возражать не стал.
Какое-то время они молчали, наслаждаясь едой. Зеленая масса в банке оказалась измельченным чесночным корнем – дикая жгучая смесь поросли чеснока, лука и красного перца с добавлением уксуса. С вареным мясом она прошла на «ура» – слышалось только частое пыхтение отца Конрада, неосторожно ухватившего слишком большую порцию приправы.
– Откуда такое богатство? – удивился отец Конрад, отдышавшись.
– Волшебство! – таинственным голосом произнесла Арикона.
– Марта утром принесла, – сказала Душа простодушно.
Трещали дрова в костре. С ужином было покончено, чай разлит в глиняные кружки и заправлен мятой, а потом Арикона поинтересовалась, откупоривая зубами бутылку:
– Надеюсь, обет на алкогольное воздержание вы не давали?
– Нет. Я ценю хорошее вино.
– Стаканов у меня не заготовлено. Хватайте прямо из горлышка.
Она протянула ему бутылку, внимательно следя за выражением лица священника. Он же издалека понюхал содержимое, поплескал его в бутылке и потом осторожно хлебнул. Потерянная Душа ужасно захохотала, а Арикона сдержанно улыбнулась – отец Конрад сморщился, словно проглотил ужа, потом стал красным как рак, а уж только потом протолкнул вино.
– Страшная вещь, – еле произнес он сиплым голосом. – Так можно и без горла остаться!
Арикона забрала у него бутылку.
– На вкус – гадость, но в голову бьет, – заявила она, глотнув и вытерев губы.
– Из чего оно?
– Понятия не имею. Да лучше и не знать.
Поочередно отхлебывая из бутылки и запивая вино горячим ароматным чаем, они стали болтать ни о чем. Отец Конрад сетовал на комаров и на промозглую сырость, потянувшуюся из леса, Арикона же советовала ему поближе сесть к костру.
Потом она закурила сигарету и замолчала, разглядывая крону дуба над головой. Вино теплом разливалось по телу и затуманивало сознание.
– Много лет я служу священником, – сказал отец Конрад. – Но никогда бы не поверил, что однажды буду сидеть у костра с демоном и пить с ним из одной бутылки змеиный яд.
– Не надо оскорблять вино, сделанное Мартой, – ответила Арикона. – Это не комильфо!
– Давно вы знакомы с ней? – спросил он, откидываясь назад, на ствол дерева.
– Всю жизнь, – сказала она, затягиваясь и выпуская колечки сизого дыма. – Я нашла ее в лесу пятьдесят лет назад – тогда она была грудным младенцем, которого мать бросила умирать. Наверное, она была нежеланным ребенком. Я выкормила ее и воспитала, как смогла… Впрочем, какое воспитание ребенку может дать демон?
– Тем не менее, она стала хорошей колдуньей.
– Это уже не моя заслуга. Тот дом, где сейчас живет Марта, тогда принадлежал монаху-отшельнику, – она вдруг хрипло и невесело рассмеялась. – Монах, – повторила она с усмешкой, – одно слово – что монах. Занимался он не молитвами покаяния, а заговорами, составлением колдовских зелий и прочей магией. Отличный был колдун. Марту я отнесла к нему – демон не может везде разгуливать с младенцем на руках. Что бы обо мне подумали в аду?… Монах помог мне поднять ребенка на ноги, обучил грамоте и основам магии. Когда монах умер, Марта осталась в доме за хозяйку, но практику колдовства не оставила. У нее действительно чудесный дар.
– Я это заметил, – кивнул отец Конрад.
– Я заботилась о ней прежде, теперь она заботиться обо мне. Похоже, она стала считать меня своим ребенком… Даже забавно.
– Вы же с ней друзья, так?
– Мне кажется, что больше чем друзья. У демона нет друзей. Но я не знаю, как бы жила без Марты. Когда я нашла ее, мне было всего двадцать семь лет – молодая, злобная, ненавидящая весь свет девчонка. Марта все изменила.
– Двадцать семь? – удивился отец Конрад. – Разве демоны не живут тысячелетиями?
Арикона выбросила докуренную сигарету и прикурила еще одну. Зазвенел комар над ухом, и она звонко хлопнула себя по щеке.
– Я не родилась демоном, – сказала она. От выпитого вина ей хотелось разговаривать. – Я была обыкновенным человеком. Я верила в бога и в черта, в силу молитв и проклятий, в чудеса веры. Во все верила, и в пришельцев с других звезд в том числе.
Она откинулась на спину, воскрешая в памяти события далеких дней. Как ни старалась она похоронить тяжелые воспоминания, они являлись перед глазами по первому зову.
– Моя сестра тяжело заболела, – говорила Арикона вполголоса, время от времени глубоко затягиваясь. – Она была мне и матерью, и отцом, и другом. Я жила ради нее, а она ради меня. Нам больше никто не нужен был в этом мире. Мы ходили в церковь, почитали святые праздники, постились, и не жалели денег на милостыню. Судьба нас била много раз, но пока мы были вместе – настоящее горе обходило нас стороной … А потом она заболела. Знахарки, врачи, колдуньи – никто не мог помочь. Сестра таяла на глазах…
Арикона скрипнула зубами от злости, вспомнив.
– Я молилась в те дни, как никогда раньше. Плакала, умоляла господа услышать меня и помочь. Я хотела, чтобы он забрал меня вместо нее… Он был глух. Я молилась своему ангелу, и святой Богородице, и всем прочим святым… Они не оставили мне никакой надежды. Сестра умирала в муках. Мне было так страшно, но я даже не смела при ней заплакать – хотелось думать, что на небе меня все-таки услышат. Напрасно.
Арикона протянула руку и взяла бутылку. Хлебнув, она продолжила:
– Тогда я сказала: в тот час, когда сестра покинет меня, я прокляну весь этот свет, и царствие божье, и рабов его, и детей его. Всех. Я сказала: я продам душу сатане, если он даст мне шанс отомстить за ту боль, что бог причинил мне и моей сестре. Я хотела видеть на лице бога то же самое страдание, какое видела у сестры. Я хотела видеть его тысячи раз распятым… голого, истерзанного, стонущего…
Она сжала кулаки и со злостью бросила сигарету в костер. Окурок вспыхнул, как сигнальная ракета, и в воздухе остро запахло серой.
– Я думала: ведь он страдал на кресте только три дня. Три коротких дня, и после этого люди почитают его, любят, просят у него защиты. А моя сестра мучилась от страшного недуга почти полгода – ни секунды продыха от боли и страха. Он, видно, смотрел на нас сверху и улыбался. Я возненавидела его сильнее, чем когда-либо могла ненавидеть… Я взывала к сатане. И он единственный, кто услышал меня в те дни. Он пришел ко мне и предложил простую и очень выгодную для нас обоих сделку – моя душа в обмен на силу демона. Я не думала ни секунды – сразу же подписала договор. Лорд не подвел меня и не обманул. С той самой минуты, как я приложила свой палец с кровью к бумаге, сила ада вошла в меня.
– Она не стала демоном, – пояснила Потерянная Душа, свесившись сверху. – Душа стоит дорого, и Лорд до сих пор до конца за нее не расплатился. Правда, демоническая сила ей дана в полном объеме. Но всех привилегий демона у нее пока что нет.
– Как это? – спросил отец Конрад.
– Я не могу жить в аду, и я не подчиняюсь приказам генералов армии тьмы. В этом много плюсов, но и власть моя ограничена. Я не могу убивать – только склонять души людей на сторону Лорда. Я не могу заключать сделки – только справедливыми наказаниями вынуждать праведников, молящихся Отцу, делать страшные вещи, неумолимо толкающие их в объятья моего покровителя. Я мщу.
– В этом мире каждый имеет право быть отомщенным, – наставительно сказала Потерянная Душа.
– А как насчет подставить левую щеку? – поинтересовался отец Конрад.
– Это мне на руку, – оскалилась Арикона. – Меньше сопротивления – чище душа, а значит – стоимость ее резко возрастает. Я горжусь каждой душой, украденной у Отца.
– Но получается так, что ты мстишь человеку. Ты несчастна, но при чем тут отдельное божье создание?
– Ты не понимаешь, – мотнула с досадой головой Арикона. Потерянная Душа поддакнула с ветки. – Я никого не наказываю просто так, из извращенного интереса. Если ты причинил страдание кому-то другому – ты будешь наказан. Мной. Такими же страданиями. Твои ангелы будут защищать тебя, ожидая искреннего покаяния – но я не дам тебе шанса раскаяться в грехах. Я накажу тебя прежде, чем ты успеешь опомниться. Ты записан в очередь к Отцу – твоя душа, в принципе, достаточно чиста, потому что ты вовремя умеешь покаяться и попросить прощения. Кстати, молитвы преступников гораздо быстрее доходят до слуг божьих, чем молитвы всех остальных… И я вижу, что Отец согласен тебя простить. Однако, я уже стою за твоей спиной. Шансов – ни малейших… Чем больше душ я отберу у Отца, тем больнее делаю ему.
– Ты делаешь больно человеку! – горячо возразил отец Конрад. Они оба перешли на «ты», даже не заметив этого.
– Я наказываю болью за боль, – резко ответила Арикона, приподнимаясь. – Я слежу за справедливостью. Лорд дал мне это право.