Никифоров попытался спокойно рассмотреть ситуацию: «Да, слов нет, я оскорбил свою жену, которой клялся в любви до гроба. Ну и что с того? Все так клянутся, а потом все изменяют. Разве она не знала этого закона природы?» И вдруг до него дошло, что, изменяя жене, он поступает именно, как все. То есть, как поступают все эти бесчисленные слабаки, обивающие его пороги. Пожалуй, он мог бы сохранить веру в свою исключительность, если бы его женой была обычная женщина. Но он оскорбил человека, не уступавшего ему ни в силе духа, ни в интеллекте. Он предал женщину, взвалившую на себя бремя воспитания его не просто детей, а двоих абсолютно таких же, как он, Никифоровых. Она доверилась ему, а он поступил, как последний сластолюбивый слабак.
Несколько дней Арина ломала голову, как поступить с Никифоровым. Сильные эмоции мешали ей беспристрастно анализировать внезапно возникшую проблему. Наконец успокоившись, она решилась на крупный разговор с мужем.
– Далеко не премилый Гришенька, вот и настал час нам расстаться. Я этого не планировала, но ты сам всё испортил. Ну что ж? Теперь нам придётся элементарно делить имущество. Половину денег и активов мне, половину – тебе. А детей я оставлю себе. Я слишком много отдала им любви, сил и времени.
Бедный Никифоров! Он буквально валялся в ногах гордой Арины, но та стояла, как скала. Тогда он стал пугать её судом. Что у него, дескать, есть ушлый адвокат, который сделает так, что Арина не только не получит детей, но будет ещё и оправдываться за то, что якобы неправильно их воспитывала. Мало того, тот адвокат во всеуслышание заявит, что она вовсе и не мать его детей, и потребует анализа ДНК, который, конечно же, не обнаружит у близнецов ни малейших признаков её генов.
Но Арина предвидела появление аргумента с ДНК и использовала его для своей игры. Ей не нужен был полный разрыв.
– Ладно, – усмехнулась она, – давай не будем доводить дело до суда.
Услышав эти примирительные слова, Никифоров решил, что Арина хочет извлечь из него, хоть что-то полезное. Что называется «с драной овцы хоть шерсти клок».
– Выставляй свои условия, – тихо проговорил он, и подумал: «Теперь я узнаю свою истинную цену».
– Давай уладим конфликт по-людски, – вкрадчиво заговорила Арина, – как принято у друзей, которые ещё недавно любили друг друга, но волею судеб потеряли остроту чувств.
Волна радости захлестнула сознание Никифорова. Будто, блуждая несколько дней по тёмному лесу и уже потеряв всякую надежду на спасение, он наконец набрёл на старую, заросшую травой тропу, которая обязательно (как ни долог будет путь) выведет его к дому, к милым друзьям и ко всему, что составляет нормальную жизнь человека.
– Так ты готова простить меня? – обрадовался Никифоров, и старая страсть с новой силой вспыхнула в его душе. Он сделал привычное движение, чтобы обнять жену, но та резко оттолкнула его:
– Не так скоро, Гришуля, я ещё не простила тебя. Давай выпьем, чтобы я могла, хотя бы на время, притупить горечь оскорбления, какое ты нанёс мне.
Он разлил коньяк, залпом осушил свой бокал и тут же наполнил его новой порцией. Он хотел потерять рассудок, чтобы отдаться воле этой невероятной женщины.
– Успокойся, Гришуля, – Арина отпила от своего бокала, – я согласна вернуться к видимости прежней жизни, но ты должен загладить свою вину предо мной.
– Надеюсь, цена не будет, та скать, э-э-э… заоблачной, – попытался он пошутить .
– Гришенька, увы, не голубчик! Я согласна сопровождать тебя на некоторых из самых важных твоих олигархических посиделок и помогать уламывать особенно несговорчивых партнёров и конкурентов, но только если ты примешь мои небольшие условия.
– Называй их, королева!
– Когда-то ты обещал мне полмира, а теперь, – голос Арины зазвучал ровно и властно, – а теперь, – повторила она, повысив тон, – ты должен: во-первых, ежегодно переводить на мой счёт для образования своих отпрысков двадцать миллионов долларов, во-вторых, переписать на меня 25% акций Роспалладия и, в-третьих, – она усмехнулась, – больше не греши, Гришуля, иначе без сожаления уволю!
Никифоров сидел с остекленевшими глазами, будто обращёнными в себя.
– Так ты понял мой приказ? – сурово спросила она.
– Да! прекраснейшая, мудрейшая и, тэкэть, добрейшая из королев!
– Тогда исполняй мою волю, смерд!
– Клянусь, исполню! Я люблю тебя и только тебя. Всё моё – для тебя и для наших детей!
И произнеся эти круглые скользкие слова, так легко соскочившие с языка, Никифоров снова ощутил стыд. «Ведь всё-таки выкрутился, избежал потери этой невероятной женщины. Но почему она так легко простила меня? – спросил он себя, и сам тут же ответил: – Да потому, что меня, Григория Никифорова, с моею сложной мятущейся, блин, душой она больше в упор не видит. Потому что на мне, на моей уникальной и ярчайшей личности она поставила типа жирный крест. Я нужен ей просто как денежный мешок. Она готова исполнять супружеский долг, но душу свою она мне больше никогда не откроет. А всё-таки, – прошептал какой-то дьявол в душе Никифорова, – на кой лях ей мои авуары? Ведь к драгоценностям, роскоши и деньгам, как таковым, она совершенно равнодушна. Она что-то замыслила, но что?»
Однако нельзя сказать, что Арина что-то замыслила. Она лишь временами ощущала, что в глубине её души что-то зреет, и она уже знала, что для того неведомого, огромного и безмерно сладостного ей понадобятся сотни миллионов Никифорова.
33
После той неприятной истории отношение Арины к собственной жизни резко переменилось. Измена мужа отрезвила её. Более того, эта измена показала, что именно она сбилась с пути. Будто не Никифоров, а сама она совершила грех – ужаснейший из грехов, который только может совершить человек, – она предала самоё себя. Наконец Арина смогла взглянуть на свою жизнь со стороны и понять, что роль безмозглой курицы, отдающей себя ради благополучия выводка, маловата для её личности. Пять с половиной лет пролетели, как миг, а она стояла на месте и старела.
Теперь она стала часто вспоминать свои студенческие годы, и то время казалось ей радостным, окрашенным в золотые и оранжевые тона, тона тёплой части солнечного спектра. Да и в первые два года после рождения близнецов она ещё жила ярко и полно, но потом мир вокруг начал тускнеть, его краски похолодели, сдвинувшись в область свинцовых и бурых тонов. И самое ужасное: после измены Никифорова ей впервые стали приходить мысли о бренности бытия и даже о смерти.
25-го мая 2019-го года она проснулась с желанием прервать однообразное течение своей жизни. «Может быть, куда-нибудь съездить, но куда? Куда поедешь с детьми? До Эрмитажа они ещё не доросли…», – и тут Арина вспомнила о Летнем саде. Она улыбнулась, и в её голове зазвучали строки из «Онегина»: «Слегка за шалости бранил и в Летний сад гулять водил». Удивительно, но у Арины сразу улучшилось настроение. Уже через час она шла в окружении своих крупных мальчиков по главной аллее великого парка, и вдруг на площадке, возле эффектной статуи Цереры едва не столкнулась с джентльменом, ведущим за руку очень милую темноглазую девочку. Она всмотрелась в джентльмена – это был Олег со своей Светочкой!
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. «Арина!» – будто не веря глазам своим, выдохнул Олег. «С ума сойти! Олег!» – громко и радостно отозвалась Арина. Они обнялись, Арина всплакнула.
– Олег, я ужасно виновата перед тобой, прости меня, я была такой дурой. Разрыв с тобой был моей огромной ошибкой.
– Да ты ни в чём не повинна, Ариночка, ты просто влюбилась. И вижу, у тебя прекрасные плоды любви, – печально улыбнулся Олег. – Твои близнецы очаровательны.
– Да и твоя девица хоть куда! – заметив волну скорби, пробежавшую по лицу Олега, Арина смутилась: – Прости, Олежка, я не хотела напоминать тебе о твоей трагедии.
– Моя трагедия в том, что я не могу забыть Риту. Каждый февраль, проходя зловещую дату её гибели, я надеюсь, что к следующему февралю забуду своего ангела, но этого не происходит. Тесть твердит, что я не должен убивать себя, что я должен думать о Светочке, в которой живёт Рита. И самое ужасное, он корит меня за то, что не работаю с должным рвением… что он не чувствует моей молодости и силы. Да и сам я, глядя в зеркало, вижу, что безнадёжно постарел. Впрочем, я смотрю на своё увядание без всякого сожаления, иной раз даже со злорадством. Временами мелькает нелепая мысль, что скоро увижу Риту. Вот чувство, на котором расцветает наша вера в загробный мир. Мне не нужно бессмертие, мне, как воздух, нужна надежда на встречу с Ритой.
– А теперь взгляни на мою былую роскошь, – Арина скинула с головы лёгкую косынку и указала пальцем на что-то светлое в своей короткой стрижке. Олег всмотрелся и увидел возле правого виска едва заметную тонкую седую прядь.
– Неужели ты тоже страдала?
– Да нет, не сказала бы. Эта седина – зловещий символ ухода моей весны. Похоже, я тоже стремительно старею. До недавнего времени я жила, как в тумане, отдавая себя целиком этим милым созданиям. Лишь на днях до меня, наконец, дошло, что, продолжая в том же духе, я элементарно профукаю лучшие годы своей жизни.
Теперь пришла очередь Олега утешать свою первую любовь.
– Ранняя седина вовсе не признак раннего старения. Возможно, это просто особенность твоего генотипа. Ведь ты едва ли помнишь, когда стала седеть твоя мать. Пока мы твёрдо знаем, что нам всего по двадцать восемь, и значит у нас, по существу, вся жизнь впереди. А главное, Ариночка, ты даже не представляешь, как ты великолепно выглядишь. Я смотрю на тебя и вижу, что жизнь хороша, если есть на свете такие изумительные женщины, как ты.
Старая подруга даже не улыбнулась. Упомянув несуществующую «мать», Олег невольно надавил на её болевую точку.
– Боюсь, Олежка, в этом ты ошибаешься. При всём твоём уме ты не смог понять, кто мы с тобой… Мы другие, Олег.
– Не темни, Арина. Ты странно шутишь.
– О, если бы я просто шутила!? Но это долгий разговор. Давай встретимся в более удобной обстановке, и я расскажу тебе, кто мы на самом деле.