Вот только не связали появление жандармов с квартирой Киры. Иначе не зажгли бы свет.
Парни не в первый раз нарушали закон. Новички затаились бы, увидев в окно жандармов. А эти, наоборот, зажгли свет.
Зачем?
На площадке лязгнули створки лифта.
В квартиру вошел полицейский эксперт в сопровождении жандарма. На шее эксперта висел фотоаппарат. Жандарм нес металлический чемоданчик
— Лаврентий Павлович, — поморщился эксперт, здороваясь с Заужским, — ну это ни в какие ворота не лезет. Зачем вы здесь топчете? А потом сам будешь торопить с результатами экспертизы.
— Уже уходим, Виктор Вениаминович, — кивнул Заужский.
— Твои парни пострадали? Соболезную.
— Спасибо.
Заужский повернулся ко мне.
— Никита Васильевич, я вынужден пригласить вас в участок для допроса.
Заужский старался держаться уверенно, но я заметил, что его лицо напряглось. Он ожидал моего отказа.
Но я мирно кивнул.
— Поехали, Лаврентий Павлович. Только распорядись, чтобы после осмотра починили дверь и выставили охрану. И забери магбук.
Я кивнул на серую штуковину в виде книжки, которая лежала на столе.
— Эксперты его привезут, — сказал мне Заужский.
Мы вышли из квартиры.
Второй эксперт осматривал лестничную площадку. Я чуть задержался, взглянув на его работу, и Заужский меня поторопил:
— Идемте.
Точно!
Бандиты поняли, что Кира не придет, и собрались уходить. А свет зажгли, чтобы вымыть чашки и прибрать за собой.
Мы спустились по лестнице.
Несмотря на глухую ночь, на противоположной стороне набережной толпились несколько зевак. Когда мы с приставом вышли из подъезда, сверкнула вспышка фотоаппарата.
— Черт, — скривился пристав и быстро повел меня к полицейской машине.
— Хотите кофе, Никита Васильевич? — спросил Заужский.
Мы расположились за столом в его кабинете — крохотной комнатушке в недрах полицейского участка. Стены были выкрашены в холодный серый цвет и казались грязными. В углу кабинета неуклюже громоздился сейф.
Заужский уже вскипятил чайник и теперь насыпал в чашку растворимый кофе из баночки. Руки его чуть заметно подрагивали.
— Хочу, — кивнул я. — Только кофе, а не вот это. Отправьте кого-нибудь в ближайшую кофейню, денег я дам.
Мгновение пристав колебался. Потом подошел к двери, приоткрыл ее и громко крикнул:
— Максим!
В голосе Заужского я услышал раздражение.
Гибель его жандарма и увечье второго крепко ударили по приставу.
На крик прибежал молодой жандарм. Настороженно взглянул на меня и вопросительно уставился на Заужского.
— Сбегай в кофейню, — сказал ему пристав. — Принеси кофе для господина барона.
— Подожди, — остановил я жандарма.
Достал из кармана деньги и протянул ему.
— Принеси нормальный кофе для всех, кто сейчас в участке. Мне самый большой стакан самого крепкого. Пусть хозяин кофейни насыплет туда двойную порцию кофе. Есть поблизости круглосуточное кафе, где можно поесть?
— Шашлычная, — кивнул жандарм, покосившись на пристава.
— Возьми нам с приставом по двойной порции жареного мяса и побольше зелени.
— Слушаю, ваша милость!
— Вы прямо семейный пикник затеяли, Никита Васильевич, — недовольно сказал мне Заужский.
— Я проголодался, — объяснил я.
Это была чистая правда. Живчик забрал у меня много сил, когда лечил жандарма.
— Да и тебе не помешает поесть. Мне жаль твоих людей, но злость здесь не поможет. И голод тоже.
— Вы правы, — скривился пристав. — Но давайте не будем терять времени.
Он достал из ящика стола бланк протокола.
— Итак, вы приехали на квартиру Беловой за вещами. Вы знали, что в квартире кто-то есть?
— Нет, — ответил я. — Я разговаривал на набережной с помощником прокурора Прокудиным, когда жандарм заметил свет в окне квартиры.
— Вы знакомы с Прокудиным?
— Познакомились сегодня.
— Могу я спросить, о чем вы беседовали?
Я покачал головой:
— Это не относится к делу.
— Хорошо, — не стал настаивать Заужский. — Что произошло потом.
— В окне квартиры зажегся свет. Прокудин побежал в подъезд, жандармы — за ним. Я пришел к дверям квартиры через Тень и обогнал их на пару секунд. Но не успел остановить. Жандарм позвонил в дверь. Маг Огня — тот, которого вы видели в кухне — ударил через дверь мощным огненным шаром. Брызги огня попали в лицо второму жандарму.
— Так, — кивнул Заужский, записав мои показания. — Что было дальше, Никита Васильевич?
— Я вбежал в квартиру. Ударил мага Огня Ледяным копьем. Второй бросился на меня, успел задеть ножом. Пришлось действовать быстро.
— И вы не знаете, кто они?
Я покачал головой:
— Нет. Но надеюсь узнать.
— Никита Васильевич, — скривился Заужский. — Я очень прошу вас обойтись без самодеятельности. Полиция во всем разберется.
В этот момент на его столе пронзительно затрезвонил служебный магофон. Заужский вздрогнул, неприязненно покосился на аппарат и снял трубку.
— Слушаю, — сказал он.
И невольно выпрямился на стуле. Я с интересом наблюдал за ним.
— Да, ваше высокопревосходительство! Слушаю, ваше высокопревосходительство.
Он помолчал несколько секунд, слушая доносившийся из трубки неразборчивый клекот.
— Ваше высокопревосходительство, это еще нужно проверить. Показания жандарма…
Собеседник нетерпеливо перебил его, и пристав покорно кивнул:
— Будет исполнено, ваше высокопревосходительство! Сразу же доложу.
Он повесил трубку и мрачно поглядел сквозь меня.
В дверь постучали:
— Разрешите, ваше благородие?
В кабинет протиснулся Максим. Одной рукой он прижимал к себе коробки с едой, придерживая их подбородком. В другой руке держал подставку со стаканами.
— Помогите, господин пристав!
Заужский помог ему поставить ношу на стол.
— Максим, узнай в какую больницу увезли Филиппова. Поезжай туда и возьми у него показания, как только лекари разрешат. Без них не уходи. Пусть Филиппов расскажет все, что запомнил. Как поговоришь с ним, сразу позвони мне. Ты понял?
— Так точно, ваше благородие!
Максим повернулся и вышел.
— Новые обстоятельства? — спросил я Заужского, делая глоток кофе и подвигая к себе коробку с горячим мясом. На стенках картонной коробки уже проступили жирные пятна.
— Скоро все выясним, — уклончиво ответил Заужский.
Он тоже взял кофе.
— Присоединяйся, — сказал я ему, кивнув на шашлык.
— Позже, — с сожалением сказал пристав. — Если заляпаю бланк, придется переписывать. Вы не возражаете, если я продолжу допрос?
— Давай, — кивнул я.
Шашлык был отменный. Из жирной свиной шеи, маринованной с чесноком, горчицей и красным перцем. В меру прожарен — сочный, но с хрустящей корочкой.
Я открыл вторую коробку — в ней оказались нарезанные дольками свежие и соленые огурцы, несколько небольших помидоров и пучок зеленого лука.
Объедение!
— Значит, вы не опознали нападавших? — спросил Заужский.
— Ты уже спрашивал, — напомнил я. — Нет, не опознал.
— А как вы думаете, что они делали в квартире Беловой?
Пристав не выглядел дураком. Версию с ограблением он отбросит быстро, если уже не отбросил — он ведь тоже видел, что в квартире ничего не тронуто.
Похоже, пора было начинать договариваться.
— У меня есть к тебе предложение, Лаврентий Павлович, — сказал я. — Давай поедим и побеседуем без протокола.
— Согласен, — поколебавшись, кивнул Заужский.
Убрал бланк в ящик стола и тоже подвинул к себе коробку с мясом.
— Я хочу с тобой договориться, — сказал я ему. — Я поделюсь с тобой своими догадками. А ты расскажешь мне, кто послал этих двоих на квартиру Киры. Думаю, скоро их опознают, и у тебя появится версия. Сообщи мне о ней.
— А почему вы думаете, что их туда послали? — спросил пристав, прожевывая мясо.
— Потому что они явно ждали Киру. В квартире ничего не тронуто. Они просто сидели и пили кофе. Зачем?
— Допустим, — кивнул Заужский. — И зачем они ждали Киру Андреевну?
— Не так быстро. Мы договорились?
Я пристально посмотрел на Заужского.
Он тяжело вздохнул и отодвинул от себя коробку с мясом.
— Нет, Никита Васильевич. Я не стану раскрывать ход следствия.
— Я тебя не тороплю, — улыбнулся я. — Подумай еще. И поешь. Это не попытка тебя подкупить, а просто угощение. Подумай вот о чем, Лаврентий Павлович — ты хочешь найти того, кто напал на твоих парней. А я хочу защитить свою девушку. Наши интересы совпадают, и вместе мы сделаем это быстрее.
Заужский внимательно смотрел на меня.
— Без моей помощи ты будешь топтаться на месте, — добавил я. — И скоро тебя отодвинут от дела. Насколько я понимаю, Крюков канал — это не твоя земля.
Я знал, что прав. Полицейский участок, в котором мы сидели, находился на Петербургской стороне, далеко от Крюкова канала.
— Давай сделаем так, — предложил я. — Ты поешь, запишешь мои показания, и я поеду домой. А завтра утром я тебе позвоню, и ты скажешь свое решение.
— Никита Васильевич, — уже сдаваясь, возразил пристав, — вы должны пообещать мне, что не устроите самосуд.
— Я обещаю тебе, что дело будет раскрыто. А с тобой, или без тебя — решай сам.
Где-то далеко хлопнула дверь. В коридоре послышалась возня, визгливый собачий лай и крики:
— Не положено! Гражданка, остановитесь! Куда вы?
Затем дверь распахнулась, ударив ручкой по стене. В кабинет стремительно ворвалась полная женщина с ярко накрашенными губами. Она прижимала к груди кудлатую собачонку размером с кролика. Собачонка заливалась злобным лаем.
За женщиной торопился мужчина средних лет — с залысинами и печально опущенным длинным носом.
— Дорогая, куда ты? — попытался он остановить женщину. — Сюда нельзя!
— Заткнись! — отрезала его решительная супруга.
Затем крепче прижала к себе собачонку.
— Тоби, помолчи, дорогой! Дай мамочке разобраться!