Если прибегать к современным параллелям, то с некоторыми оговорками возможно следующее определение ситуации: в руках аристократической элиты находилась исполнительная власть. С оговорками – потому, что в античности еще не сложилось представления о строгом разделении власти на законодательную, исполнительную и судебные ветви; это – продукт политической теории Нового времени (Локк, Монтескье). К тому же, повторим, вся деятельность аристократов на различных должностях находилась под контролем демоса. Магистраты не были суверенны.
Нам представляется, что именно подобное положение вещей имеет в виду Аристотель в одном из пассажей своего трактата «Политика» (1308b39 слл.), описывая государственное устройство, при котором, с одной стороны, все допущены к власти, что является демократической чертой, а с другой – должности находятся в руках людей знатных, что представляет собой черту аристократическую. Именно такое государственное устройство Стагирит определяет как являющееся одновременно демократией и аристократией. Иными словами, перед нами – «аристократическая демократия», то, о чем мы уже говорили выше, система переходная между монополией на власть со стороны аристократов и монополией на нее же со стороны демоса; система, в которой обеим сторонам приходится делиться властью друг с другом, что и приводит к двоевластию.
Политические устройства, для которых характерна явная или скрытая диархия, ввиду своего переходного характера отличаются нестабильностью, остротой и жесткостью конфликта. Такой была ситуация и в Афинах V в. до н. э.: державный демос, постоянно используя аристократию для управления государством, в то же время постоянно ставил ее на место. По отношению к представителям знати применялись репрессии самой различной степени тяжести: отстранение от должности, остракизм, различные наказания, выносимые судебным путем, наконец, смертные приговоры. Аристократия еще ощущалась как опасный конкурент, но в то же время незаменимый, необходимый для функционирования полиса. В IV в. этого уже нет: политическая роль аристократии утрачивается, демос берет все бразды правления в собственные руки. Общество, по справедливому замечанию К. Моссе, становится более эгалитарным (Mossé, 1985).
Если смотреть на интересующий нас здесь период с точки зрения двоевластия, временного и нестабильного равновесия между двумя ведущими социально-политическими силами, если учитывать таким образом переходный период данного хронологического отрезка, что можно сказать о механизмах и приемах политической борьбы, которые на этом отрезке практиковались? Данный вопрос уместнее всего также будет рассмотреть в сопоставлении V века с предшествующим и последующим столетиями.
Для политической жизни VI в. до н. э. было характерно наличие региональных группировок, столкновение интересов аристократии различных частей Аттики. Те силы, на которые опирались соперничавшие знатные роды, можно определить как группы их приверженцев, зависевших от них в экономическом, политическом, культовом отношениях, то есть в чем-то близких к римскому слою клиентов.
Соответственно, среди механизмов достижения и удержания власти, факторов, которые способствовали влиятельному положению того или иного аристократического лидера, следует назвать богатство, контроль над религиозной жизнью в аттических демах, традиционный престиж (основывавшийся на происхождении, военном лидерстве, участии в панэллинских играх), сеть межродовых связей – как внутриполисных, так и простирающихся за пределы Афин и т. д. О монополии аристократов на занятие должностей мы уже говорили: в архаическую эпоху она была еще более полной и непререкаемой, чем в V в. до н. э. Бесспорно, было бы преувеличением говорить, что демос на хронологическом отрезке между Солоном и Клисфеном не имел никакого отношения к власти. В ходе деятельности Солона активизировалась и стала более самостоятельной экклесия, появился суд присяжных (гелиея), комплектовавшийся из всего афинского гражданства. Характерная ситуация середины VI в. до н. э.: Писистрат, чтобы прийти к власти (речь идет об установлении его первой тирании в 560 г.), добивается именно у демоса предоставления ему отряда телохранителей (Геродот, История. I. 59; Аристотель, Афинская полития. 14. 1). Получается, что мнение гражданского коллектива немало значило в это время, коль скоро амбициозный аристократ обращается к нему за фактической легитимацией своих властных притязаний. Далее, вторым приходом к власти около 557 г до н. э. Писистрат был обязан сговору аристократических локальных группировок, но оформил свое возвращение как пропагандистскую акцию с культовым антуражем, обращенную ко всем гражданам. Имеется в виду его торжественный въезд в город в сопровождении рослой девицы, переодетой Афиной (Геродот, История. I. 60; Аристотель, Афинская полития. 14. 3). В третий раз (около 546 г. до н. э.) Писистрат стал тираном с помощью военной силы, вторгнувшись в Аттику. Но и здесь без воздействия на демос не обошлось. Уже разбив и обратив в бегство афинское ополчение в битве при Паллениде, тиран «придумал хитрый способ, чтобы воспрепятствовать бегущим вновь собраться и чтобы заставить войско рассеяться. Он велел своим сыновьям скакать на конях вперед. Настигая бегущих, сыновья Писистрата предлагали от имени отца ничего не бояться и разойтись всем по домам» (Геродот, История. I. 63).
Характерно, что свергали и изгоняли Писистрата враждебные ему аристократы, а возвращаясь, он всякий раз в той или иной мере апеллировал к демосу. Демос и в дальнейшем оставался его союзником Впрочем, в «нормальных» условиях политической жизни VI в. до н. э. демос, как правило, не играл определяющей и самостоятельной роли, идя в кильватере соперничающих аристократических группировок.
Деятельность Клисфена стала очередным этапным событием в афинской истории. Повторим, однако, что непосредственное воздействие преобразований этого реформатора на общественную жизнь полиса заключалось отнюдь не в ликвидации политической роли аристократии, а скорее в существенном изменении механизмов власти, использовавшихся ее представителями. Новые механизмы уже не обеспечивали, как прежде, безусловного обладания властью для аристократии, поскольку не являлись ее исключительной прерогативой.
Равновесие сил между аристократией и демосом, как мы отмечали выше, было нестабильным. Чаша весов постоянно смещалась на одну сторону – на сторону демоса. На рубеже 460-х – 450-х гг. до н. э. в полисе был проведен еще ряд реформ демократического характера: лишение Ареопага части его функций, введение мистофории, переход к тайному голосованию в дикастериях, дальнейшая активизация деятельности экклесии, увеличение роли жребия в политической жизни и т. п. Все это вело к постепенному, но неуклонному вытеснению аристократов из политики, которое в основном завершилось к концу V в. до н. э. Можно говорить также и об определенном «растворении» аристократии в массе демоса. Последней каплей, переполнившей чашу, стала Пелопоннесская война – конфликт, вызвавший к жизни совершенно новый, невиданный ранее этос, в корне чуждый «рыцарской» системе ценностей старинной знати. Не случайно самая жестокая критика изменений в менталитете, порожденных войной, исходит из уст Фукидида, человека исключительно «благородного» происхождения. Многие представители уже и без того не столь многочисленной аристократии были физически уничтожены, другие (подобно Алкивиаду) сбились на политический авантюризм. На смену им приходило «поколение демагогов».
Еще один момент заслуживает быть отмеченным. Р. Сили во многом справедливо считает реформы Клисфена в конце VI в. до н. э. победой городских аристократических родов над локальными аттическими (Sealey, 1960). И в дальнейшем, вплоть до пресловутой Пелопоннесской войны, тон в политической жизни задавала именно блестящая столичная знать; выходцы из сельских демов в кругу высшей элиты были редчайшими исключениями (пожалуй, кроме Фемистокла, некого больше и назвать). К концу столетия положение принципиально изменилось. Видные деятели этого времени, судя по демотикам, имели уже внеафинское происхождение. Впервые эта тенденция проявилась в полную силу в связи с переворотом Четырехсот, все лидеры которого происходили не из городских демов. В следующем столетии та же тенденция получила дальнейшее развитие: уже значительное большинство влиятельных политиков этого времени были выходцами из сельских демов. Разумеется, граждане, о которых идет речь, давно уже реально имели резиденцию в городе и не могут считаться настоящими «сельскими жителями». Тем не менее все они с точки зрения своей генеалогии явно принадлежали к кругу рангом пониже, чем лидеры полиса в V в.
Нельзя сказать, что эволюция демократического устройства в Афинах была простой и прямолинейной. После отражения нашествия Ксеркса в 480–479 гг. до н. э. радикализация демократии почти на два десятилетия приостановилась, более того, процесс даже временно приобрел обратное направление. Представитель знатнейшего (и, кстати говоря, издревле консервативно настроенного) аристократического рода Филаидов Кимон, в течение 470-х – 460-х гг. до н. э. стоявший фактически у руля государства и пользовавшийся огромным влиянием по причине своих славных побед в греко-персидских войнах, отнюдь не был сторонником увеличения роли демоса в жизни полиса. Ему куда больше по душе было жесткое государственное устройство Спарты, основанное на дисциплине и безоговорочном подчинении рядовых граждан властям. Кимон имел совершенно справедливую репутацию главного афинского лаконофила.
Следует сразу подчеркнуть: в корне неверно было бы считать Кимона принципиальным олигархом и врагом демократии. Нет, демократия умеренная, демократия «клисфеновского» типа его вполне устраивала. А вот идти дальше нее он действительно не считал ни нужным, ни возможным. Отношение Кимона к демосу было проникнуто духом патернализма: лидер и его окружение проявляют демонстративную филантропию, оказывают «благодеяния» простонародью, а это последнее из благодарности послушно следует воле своих вождей. Впол