С того же самого времени произошла значительная активизация деятельности народного собрания. Оно стало собираться чаще, чем прежде. По археологическим данным, около 460 г. до н. э. на Пниксе, одном из холмов в центральной части Афин, был построен экклесиастерий – специальное сооружение для работы экклесии, оснащенное рядами скамей для граждан и трибуной для выступающих ораторов. До того экклесия собиралась на Агоре (рудиментом этого можно считать проведение там остракофорий вплоть до конца V в. до н. э.), а теперь, судя по всему, ставшие весьма частыми ее заседания создавали серьезные неудобства для других видов деятельности (в том числе для торговли) на этой главной городской площади Афин. Потому-то и возникла необходимость в переносе собраний в особое место, предназначенное только для этого и соответственным образом оборудованное.
Далее, именно с середины V в. до н. э. отмечается резкое падение реального значения солоновских имущественных классов, ранее занимавших центральное место в социальной градации гражданского коллектива. Среди причин этого можно назвать отмечавшееся выше общее увеличение роли жребия в политической жизни, отмену предварительного избрания кандидатов перед жеребьевкой (prokrisis), а следовательно – снижение роли демов (и таким образом – аристократов, сохранявших традиционное влияние в демах) при определении состава органов власти: ведь prokrisis имел место именно на уровне дема. Нельзя не упомянуть и о введении в 453 г. до н. э. института «судей по демам» – разъездных судебных коллегий, отправлявшихся в сельскую местность и там разбиравших тяжбы между земледельцами. В сущности, здесь Перикл фактически скопировал учреждение, уже вводившееся за век до того Писистратом (Аристотель, Афинская полития. 16. 5), но, видимо, отмененное после свержения тирании. Цели обоих политиков были во многом схожими: подрыв авторитета знати на местах и в целом утверждение решительного приоритета центральных, общегосударственных органов власти над локальными. Крестьянин, даже из отдаленного дема, должен был ждать разрешения своих проблем не от родовитого соседа, а из Афин. По большому счету, на протяжении всей первой половины V в. до н. э. шло последовательное разрушение связей «патроната-клиентелы», доставшихся демократическому полису в наследство от архаической эпохи с ее аристократическим правлением.
Завершает и достойно венчает серию вышеперечисленных новшеств известный закон Перикла о гражданстве, принятый в 451/450 г. до н. э. Следует сказать, что он производит своеобразное и неоднозначное впечатление. Согласно этому закону, полноправными афинскими гражданами стали считаться лишь те лица, которые могли подтвердить свою принадлежность к гражданскому коллективу как по отцовской, так и по материнской линии (ранее происхождение матери при решении этого вопроса не учитывалось). При оценке закона о гражданстве следует иметь в виду, что многие аристократы издревле имели обычай вступать в брак с женщинами из других государств, порой даже негреческих. Так, женой Мильтиада и матерью Кимона была фракийская царевна Гегесипила. Теперь дети от таких «смешанных» браков теряли права афинского гражданства, что опять же наносило серьезный удар именно по знати. Для того же Кимона родство с домом монархов Фракии прежде было предметом законной гордости, а теперь то же самое обстоятельство оказывало ему дурную услугу, поскольку он мог подпасть под действие нового постановления; в таком случае не исключено, что лишь скорая смерть «спасла» его от атимии, лишения гражданских прав. Впрочем, мы не стали бы настаивать на этом тезисе, поскольку, строго говоря, неизвестно с достоверностью, имел ли закон ретроактивную силу.
Как бы то ни было, в результате принятия закона, о котором идет речь, гражданский коллектив Афин как бы замкнулся, превратился в привилегированное сословие «избранных», пользующихся всеми благами демократии. И в данном отношении Перикла, кстати, нельзя назвать наследником традиций Солона и Клисфена. Эти два выдающихся реформатора, напротив, активно способствовали принятию новых граждан в афинский полис. Наверняка они считали, что периодический приток «свежей крови» не повредит никакому государственному организму. Перикл, судя по всему, был иного мнения, но главное и самое интересное даже не в этом, а в том, что народное собрание с энтузиазмом приняло закон. Перед нами один из парадоксов афинской демократии (а с парадоксами подобного рода нам не раз еще придется сталкиваться): демос, гордый свободой и равенством, которых он добился, отнюдь не желал делиться этими достижениями с какими бы то ни было «чужаками».
Закон Перикла, ужесточивший критерии гражданского статуса, не может, конечно, считаться импонирующим, но нельзя отказать ему в известной логичности. Демократический полис, постепенно конституируясь, все более четко отграничивал себя от «внешнего мира», в том числе и в самой Аттике. В целом реформы Эфиальта и Перикла привели к тому, что к середине V в. до н. э. афинская демократия приобрела свой классический, законченный облик. Демос реально взял власть в свои руки, постепенно, но неуклонно избавляясь от «опеки» аристократов. Наступил знаменитый «Периклов век», время высшего внутреннего и внешнего расцвета Афин.
Значение закона Перикла о гражданстве не следует недооценивать также и в том смысле, что он практически исключил возможность для аристократов поддерживать путем матримониальной политики связи со знатью других греческих и негреческих государств, что в эпоху архаики (да еще и в первые десятилетия V в.), как отмечалось выше, было важным рычагом ее престижа и влияния. Достаточно вспомнить приведенный чуть выше пример с Кимоном. Во всяком случае, на брачных контактах аристократии за пределами родного полиса отныне приходилось поставить жирный крест.
Закон о гражданстве, во-первых, постулировал (пусть лишь формально) абсолютно равный с точки зрения происхождения статус всех полноправных афинских граждан. Во-вторых, этот закон не позволял аристократам открыто прокламировать свои генеалогические традиции, более того, заставлял их в определенной степени скрывать свои родословные: ведь практически в каждой из таких евпатридских родословных было более чем достаточно неафинских элементов, что отныне становилось нежелательным. Представляется неслучайным, что инициатором закона был именно Перикл – политик, который как раз отнюдь не был заинтересован в афишировании своих генеалогических связей, особенно со стороны матери. Дело в том, что по нескольким женским линиям он принадлежал к роду Алкмеонидов, который к этому времени имел в афинском общественном мнении достаточно негативную репутацию, считался религиозно оскверненным и к тому же подозревался в персидской измене. Кроме того, по женской линии Перикл еще и находился в родстве со свергнутыми тиранами Писистратидами, причем родство это было одновременно весьма отдаленным (и Алкмеониды, и Писистратиды возводили свое происхождение к пилосской царской династии Нелеидов) и довольно близким (мать Перикла Агариста была правнучкой Писистрата, см. Bicknell, 1974). Внешнее сходство Перикла с Писистратом эксплуатировалось политическими противниками афинского «олимпийца» (Плутарх, Перикл. 7), и последний, естественно, стремился нейтрализовать последствия столь опасного родства, во всяком случае, отнюдь не был склонен афишировать его.
Противостояние Перикла и Кимона, насколько нам представляется, тоже сыграло определенную роль в принятии закона о гражданстве. Отношения между Алкмеонидами и Филаидами всегда оставались крайне сложными. Вражда этих двух могущественных родов красной нитью проходит через всю афинскую историю позднеархаической и раннеклассической эпох. Еще в 571 г. до н. э. Алкмеонид Мегакл и Филаид Гиппоклид боролись за руку Агаристы, дочери сикионского тирана. В конце VI в. до н. э. главным противником «отца афинской демократии» Алкмеонида Клисфена выступал Исагор, которого с наибольшим основанием следует причислять к Филаидам (Bicknell, 1972, p. 84–88). Чуть позже, в начале V в. до н. э., на первом этапе греко-персидских войн, протагонистами внутриполитической борьбы в Афинах были Филаид Мильтиад Младший (марафонский победитель) и возглавлявший в то время группировку Алкмеонидов Ксантипп, отец Перикла. В ходе этой борьбы Ксантипп, как уже отмечалось, добился осуждения Мильтиада афинским народным собранием. Соперничество отцов «перешло по наследству» к сыновьям; правда, в течение своей жизни Кимон и Перикл не раз заключали временные альянсы для достижения конкретных политических целей, но в общем отношения их были скорее недоброжелательными. Смерть Кимона также не привела к концу противостояния: роль основного конкурента Перикла перенял породнившийся с Филаидами Фукидид, сын Мелесия, в 444 г. до н. э. изгнанный из Афин остракизмом. Немало неприятностей претерпел от Перикла и сын Кимона Лакедемоний, пытавшийся делать военную карьеру. Последним известным нам актом противостояния Алкмеонидов и Филаидов можно считать имевшее место в 415 г. до н. э. выступление Фессала, другого сына Кимона, в суде в качестве обвинителя Алкивиада, происходившего из Алкмеонидов по матери.
Афинских kaloi kagathoi с середины V в. до н. э. не могла не беспокоить утрата ими своих политических позиций. Очевидно, с этим обстоятельством следует связать возникновение как раз в начале 440-х гг. до н. э. некоего подобия организованной аристократической оппозиции Периклу во главе с Фукидидом, сыном Мелесия (Плутарх, Перикл. 11). Впрочем, эта оппозиция оказалась крайне недолговечной. Насколько можно судить, всякие следы ее исчезают после изгнания Фукидида остракизмом (444 г. до н. э.). Дело здесь не только и даже не столько в уходе с политической арены на десять лет талантливого лидера, сколько в другом. Именно в последовавшие за этим годы блеск и процветание демократических Афин достигли апогея (во многом за счет эксплуатации «союзников» по Архэ). Аристократия получала от этого процветания не меньшие выгоды, нежели демос, что заставляло ее временно примириться с издержками демократизации полиса и с общей политикой Перикла. Когда Э. Бадиан говорит, что вплоть до Сицилийской экспедиции в Афинах вообще не было «олигархов» (Badian, 1995, S. 81), то в этом, бесспорно, есть доля преувеличения, но для определенного хронологического отрезка (середина 440-х – конец 430-х гг. до н. э.) он прав.