н. э. стали уже периодом атак Перикла на Кимона – сначала осторожных, затем все более и более смелых и острых.
Несколько слов об особенностях характера и мировоззрения Перикла. Все, что о нем известно, позволяет характеризовать его как человека ярко выраженного рационального склада мышления. Он был чужд любым суевериям, пренебрегал приметами, стремясь объяснить их логически (см., например, Плутарх, Перикл. 35). Не то чтобы Перикл критически относился к религии как таковой – это было бы просто невозможно в его эпоху, тем более для действующего политика, который занимал высокие государственные посты и постоянно должен был ex officio участвовать в разного рода религиозных обрядах. Нет, Перикл, безусловно, был религиозен, но своего рода просвещенным, «утонченным» типом религиозности, который в рассматриваемую эпоху начал уже приходить в противоречие с традиционными, грубоватыми, но прочными в массах верованиями «отцов и дедов». Рационалистом интересующий нас деятель являлся не только в религиозном, но и в экономическом отношении (Плутарх, Перикл. 16).
Ниже будет сказано и о том, что рационалистом Перикл был также в политической области (это, правда, проявилось в полной мере только тогда, когда он одержал верх над всеми своими конкурентами и встал во главе полиса). В целом можно со всей определенностью утверждать, что он практически в любом отношении существенно опередил свое время (кажется, этот момент еще не акцентировался в должной мере в историографии).
В высшей степени рационалистичным было даже повседневное поведение Перикла. Чрезвычайно ровное, невозмутимое отношение ко всему и всем, нечувствительность к оскорблениям и брани, демонстративное спокойствие и постоянная серьезность, порой утрированная (Перикла почти не видели улыбающимся), – все это производило на сограждан даже впечатление некоторого высокомерия, во всяком случае, отчужденности. Грекам с их южным, экспансивным характером такого рода хладнокровие было просто непонятно.
Лекция 12. «Первый гражданин»
На всем протяжении 460-х гг. до н. э. Перикл выступал уже как один из вождей направленной против Кимона демократической группировки, но пока предпочитал находиться несколько в тени, за спиной Эфиальта. Когда в 463 г. до н. э. против Кимона был организован судебный процесс, Перикл был одним из основных обвинителей испытанного лидера полиса, но на суде проявил странную пассивность, допустив оправдание обвиняемого. А может быть, дело не в том, что Перикл «сжалился» над Кимоном, а в том, что этого последнего, благодаря его огромному авторитету, пока еще просто не удавалось одолеть…
Удалось это, впрочем, уже довольно скоро, весной 461 г. до н. э., когда Кимон был изгнан остракизмом, а Эфиальт при участии Перикла провел реформу Ареопага. Вскоре после этого Эфиальт погиб при невыясненных обстоятельствах. Впоследствии в нарративной традиции фигурировала, наряду с другими, точка зрения, согласно которой устранение Эфиальта было делом рук именно Перикла. Подобного взгляда придерживался, например, историк III в. до н. э. Идоменей Лампсакский, которого цитирует и тут же гневно опровергает Плутарх (Перикл. 10). Нам тоже эта идея представляется крайностью; если бы она соответствовала действительности, пришлось бы признать, что Перикл, из карьерных соображений устраняющий собственных соратников, был не великим человеком, а низким, абсолютно беспринципным политиканом, шедшим к власти не просто «по чужим головам», но и прямо по трупам.
Убийство Эфиальта и по сей день остается делом темным. Ясно одно: вот тут-то и помогло Периклу его умение «не высовываться» до поры до времени, оставаться на заднем плане, действуя посредством скрытых механизмов влияния. До 461 г. до н. э. он был вторым человеком в демократической группировке, а если бы был первым, то именно он, а не Эфиальт, пал бы жертвой убийц. А теперь, когда не было в живых его старшего товарища, Перикл как бы поневоле, самим ходом событий неизбежно выдвигался на роль лидера радикального движения.
В ходе борьбы с Кимоном Перикл начал и на всем протяжении 450-х гг. до н. э. продолжал проведение в жизнь целой серии взаимосвязанных, хорошо продуманных преобразований, знаменовавших собой важный этап в демократизации афинского полиса. Об этих преобразованиях (среди которых – введение мистофории, допуск зевгитов к архонтату, возрождение института «судей по демам», закон о гражданстве, ужесточавший его критерии, и многое другое) мы достаточно детализированно писали выше. По нашему глубокому убеждению, именно эту серию реформ следует считать одной из главных исторических заслуг Перикла перед Грецией и человечеством, тем фактором, который в широкой перспективе ввел его имя в пантеон самых выдающихся деятелей античности, а в более узкой – обусловил занятие им уникальной позиции «первого гражданина». Если мы не будем этого учитывать, то окажется просто непонятным, как Перикл совершил в своей карьере качественный скачок – от положения «одного из многих» к безусловному лидерству: это случилось именно в 450-е гг. до н. э. Можно сказать, что эти годы хранят в себе ключ к постижению всей личности и деятельности Перикла. А между тем именно этот этап деятельности Перикла меньше, чем следовало бы, привлекает внимание исследователей. Предпочитают писать о том периоде, когда он уже был «афинским олимпийцем», оставляя без достаточного объяснения вопрос о том, как он стал таковым. В своем предельном выражении подобный подход приводит к отрицанию какой-либо связи Перикла с демократическими реформами 450-х гг. (например: Will, 1995, S. 47 ff.), а это представляется нам просто абсурдным.
В 450 г. до н. э. в ходе кипрской кампании скончался Кимон, за несколько лет до того возвратившийся из остракизма, но так и не достигший прежнего безоговорочного влияния в полисе. Его политическую группировку, противостоящую линии Перикла, возглавил теперь свойственник Кимона – Фукидид, сын Мелесия. Выходец из знатного рода, известный атлет-борец, он быстро проявил себя как умелый политик, хороший организатор. Для противодействия возрастающему влиянию Перикла Фукидид принялся за реализацию следующего плана. «Он не дозволил так называемым „прекрасным и хорошим“ (аристократам, kaloi kagathoi. – И. С.) рассеиваться и смешиваться с народом, как прежде, когда блеск их значения затмевался толпою; он отделил их, собрал в одно место; их общая сила приобрела значительный вес и склонила чашу весов» (Плутарх, Перикл. 11). Переводя эту цитату с художественного языка Плутарха на строгий язык политико-правовых понятий, получаем, что Фукидид, сын Мелесия, создал мощную аристократическую гетерию, сплоченную едиными организационными принципами и целенаправленно действующую в качестве оппозиции линии Перикла.
Однако, как бы ни был талантлив Фукидид, он, безусловно, уступал «афинскому олимпийцу» и по яркости своей личности, и, главное, по дальновидности своих действий. Надежда на сиюминутный успех затмила для него более далекие перспективы. А Перикл чутко уловил самое слабое место в позиции своего противника. Эта слабость Фукидида, эта его ошибка, фактически отрезавшая ему путь к конечному успеху, заключалась именно в том, что он демонстративно выступил в качестве простата одной, отдельно взятой социальной группы – аристократии, причем группы слабеющей, уходящей в прошлое. В условиях демократии, которая все более приобретала свои классические формы, такой подход был явно не самым удачным. До Фукидида те политики, которые претендовали на лидирующее положение в полисе, стремились занять позицию общего вождя, выразителя интересов всего гражданского коллектива. Так поступали и Писистрат, и Клисфен, и Фемистокл, и ближайший предшественник Фукидида – Кимон. А сам Фукидид как бы замкнулся теперь в узкой среде своих единомышленников, причем совершенно сознательно. Этим он терял надежду на сколько-нибудь существенное расширение сложившегося круга своих сторонников, своей «клиентелы».
Все это, повторим, немедленно понял Перикл. И начал действовать методами, диаметрально противоположными тем, которые использовал Фукидид, представлявшими собой прямую антитезу им. Фукидид создавал и крепил гетерию – Перикл в этот же самый период принял решение отказаться от услуг гетерии, традиционного политического окружения. Нам представляется, что именно ко времени борьбы с Фукидидом, сыном Мелесия, к 440-м годам до н. э. относится начало того «нового стиля» Перикла в политике, о котором Плутарх (Перикл. 7) рассказывает так: «Перикл переменил и весь свой образ жизни. В городе его видели идущим лишь по одной дороге – на площадь и в Совет. Он отказался от приглашений на обеды и от всех такого рода дружеских, коротких отношений, так что во время своей долгой политической деятельности он не ходил ни к кому из друзей на обед; только когда женился его родственник Евриптолем, он пробыл на пире до возлияния и тотчас потом встал из-за стола (т. е. не остался на симпосий. – И. С.)».
Традиционная политика в гетериях в очень значительной мере творилась на симпосиях, в «частном» пространстве, вторгавшемся через посредство этого в публичную, общественную жизнь. Против этих традиций решительно пошел теперь Перикл, четко разграничив в своей деятельности частную и общественную сферу бытия, не позволяя им перемешиваться друг с другом. Он позиционировал себя как «чисто публичную» личность, которая ни при каких условиях не поступится законностью и государственными интересами ради каких-либо дружеских или родственных связей. В идеале политик такого типа вообще не должен был иметь друзей среди сограждан, чтобы его репутация оставалась вне всяких подозрений и ни у кого не возникло даже мысли о том, что он находится с тем или иным афинянином в «особых» отношениях. И Перикл всячески стремился к этому идеалу. Его друзьями стали метэки – Анаксагор, Протагор, Геродот и др.; со своей законной женой (имя неизвестно), принадлежавшей к роду Алкмеонидов и приходившейся мужу двоюродной сестрой, он как раз в 440-х гг. до н. э. развелся.