[258]. Однако, по-видимому, он не придавал большого значения этому термину или не считал его более важным, чем другие термины, которые он употреблял в том же смысле. Большее значение этот термин приобрел у Маркелла Анкирского, горячего сторонника Никеи, который учил, что Сын есть «деятельная энергия» (ἐνέργεια δραστική) Отца. Хотя он тем самым стремился защитить никейскую ортодоксию, другие ее сторонники посчитали такое выражение неприемлемым, и, в конце концов, оно было отвергнуто на Константинопольском соборе 381 года[259]. Евномий, лидер неоариан в 360-3 70-х годах, выдвигал идею, что Сын рождается посредством «энергии» Отца, а Святой Дух исходит посредством «энергии» Сына. Православные считали и это неприемлемым выражением: не только потому, что Евномий также утверждал, что Сын и Святой Дух суть творения, но и потому, что вся эта теория, как казалось, вводила «энергии» в качестве посредников между тремя Лицами[260]. Наконец, существовало мнение, которого придерживались непоименованные лица, согласно которому Святой Дух понимался как energeia Отца, хотя при этом божество Духа не отрицалось. Это мнение также вскоре было отвергнуто православными[261].
Таким образом, то направление мысли, начало которому столь неуверенно положили Афинагор и Климент Александрийский, в конечном счете, не утвердилось в христианском учении. И все же не исключено, что их идеи не остались без последствий. Плотин изучал философию в Александрии в 230-е годы, в то время, когда сочинения Климента Александрийского должны были быть хорошо известны в среде христианских ученых этого города. Знаменитый учитель Плотина Аммоний Саккас либо был христианином на протяжении своей жизни (как считал Евсевий), либо был воспитан в христианстве, а затем обратился в язычество (как сообщает Порфирий)[262]. Поэтому вполне возможно, что Плотин сталкивался со «Строматами» в период обучения. А если это так, то не позаимствовал ли он у Климента идею использовать слово energeia в качестве ключевого термина своей собственной теории эманации?
Магия
Мы говорили, что в ранней христианской литературе одно из основных значений термина energeia было связано с его употреблением для обозначения действий демонов, особенно когда речь шла о таком действии внутри человека. С христианской точки зрения, такое вторжение демонического в человеческую деятельность могло иметь место либо непреднамеренно, когда человек поддается искушению или участвует в языческом религиозном культе, либо намеренно, посредством магии. Если мы обратимся к языческой литературе того же периода, мы обнаружим там такое же представление о возможности воздействия демонических «энергий». Однако языческие авторы рассматривают такую возможность в гораздо более благоприятном свете. Сами демоны (daimones) для язычников не обязательно злы; они являются посредниками между богами и человечеством или даже, по мнению некоторых, безличными проявлениями самих богов[263]. Таким образом, причастность к «энергиям» демонов – это путь к обретению силы богов.
Первым свидетельством о таком подходе является автобиографический рассказ Фессала о его поисках магических сил, написанный в I веке до P. X. ив качестве предисловия включенный в его трактат о целебных свойствах растений[264]. Приехав в Египет, в знаменитый центр магии и религии город Фивы, Фессал спросил у жрецов, «сохраняется ли еще какая-нибудь магическая энергия»[265]. Хотя жрецы и были поражены его дерзновением, один из них заявил, что обладает «энергией» гадания по блюду [λεκάνης ἐνέργειαν], и предложил помочь Фессалу в его поисках[266]. Здесь energeia означает что-то вроде «действенной силы», и это значение все чаще будет встречаться в магических и религиозных контекстах. Однако в то время связь между «энергией» и магией только еще намечается; не упоминается о демонических «энергиях», а тем более не предполагается, что магия является способом своего рода похищения «энергии» богов.
Другую картину мы видим в греческих магических папирусах – пособиях, содержащих используемые практикующими магами заклинания. Хотя в папирусах термин energeia появляется сравнительно поздно (III—IV вв. по P. X.), они вполне могли содержать материал гораздо более раннего времени[267]. Вот один пример:
Возьми серебряную пластинку и начертай [на ней] после того, как бог [то есть солнце] зайдет. Возьми коровье молоко и лей его, подставив чистый сосуд. И положи пластинку под [него]; добавь ячменной муки, замеси и изготовь хлеб: двенадцать пирожков [в форме] женских фигур. Произнеси [формулу] три раза, ешь [пирожки] на пустой желудок, и ты познаешь энергию (energeia)[268].
Что это за energeia, которую познает маг? Возможно, об этом говорится в магической формуле: «войти, владыка, в мою душу и даруй мне память» (IIL415-416). Таким образом, заклинание имеет целью низвести божественную «энергию» в душу мага ради усиления его умственных способностей. К какому божеству в данном случае общается маг, неясно; едва ли он знает, бог это или демон. Значение имеет другое – сила, которой он взыскует, и те действия, которые позволяют ее обрести.
Почти то же самое можно сказать и о другом заклинании, где упоминается energeia, цель которого – заставить демона отвечать на вопросы мага. Маг должен сначала взять ветку лавра с семью листами и начертать на ней определенные письмена. После этого ветка становится талисманом, «с помощью которого все становится подвластным, море и скалы сотрясаются, и демоны [остерегаются] божественной энергии (energeia) этих письмен, которую ты обретешь» (1.273-275). Затем магу предписывается совершить особое воскурение и возлияние. В этих предписаниях поражает то, что при этом маг должен воздерживаться «от всего нечистого, и от вкушения рыбы, и от любых половых сношений, так чтобы ты мог вызвать у бога в отношении тебя величайшее желание» (1.290-292). По всей видимости, маг должен представить себя в девственной чистоте, чтобы возбудить у бога страсть. В конце маг обращается к богу с таким песнопением:
О владыка Аполлон! Прииди с Пэаном!
Дай мне ответ о том, что я спрашиваю, господь!
Владыка, покинь гору Парнасскую и Дельфийский Пифо,
Когда наши священные уста глаголют неизреченное!
Первый вестник бога, великого Зевса! Иао!
И тебя я призываю, Михаил, начальник небесного мира,
И тебя, архангел Гавриил!
Сойди с Олимпа, Абрасакс, наслаждающийся восходом,
Милостивый, прииди, наблюдающий за закатом с восхода, Адонаи!
Вся природа трепещет тебя, отец мира, Пакербэф!
…
Услышь, блаженный, я призываю тебя, правителя неба
И земли, хаоса и Аида, где обитают [демоны]…
Пошли ко мне этого демона по моим священным песнопениям,
Гонимого ночью с необходимостью повелениями твоими,
От чьего шатра он приходит, и пусть он скажет мне,
Поведав истину,– все, что я желаю узнать…
К какому богу обращено это песнопение? Заклинание имеет название «Призывание Аполлона», и изначально богом, по-видимому, был Аполлон; но мы вскоре узнаём, что этот бог имеем множество других имен и что он является властелином неба и земли, то есть выполняет роль, традиционно Аполлону не приписываемую. Также неясно, какое отношение это заклинание устанавливает между богом и магом. Хотя сначала маг приобретает «энергию» магического талисмана, но и это, по-видимому, лишь форма действия или присутствия самого бога, ибо, иначе, зачем маг стремится сделать себя сексуально привлекательным для бога? Наконец, совсем непонятно, является ли демон, о котором говорится в конце этого отрывка, отдельным от бога существом или же просто иной формой, в которой проявляет себя сам бог?
Такие заклинания предполагают перетекание «энергий» от одного деятеля к другому, и при этом они преобразуют этого другого и в некотором отношении его обожествляют. В одном из самых известных заклинаний – так называемой Литургии Митры – в качестве цели прямо указано обожение (ἀθανατιζεῖν) [букв, «обессмертить»] участников[269]. Хотя здесь слово energeia не упоминается, в общем можно сказать, что цель всех заклинаний – завладеть божественной «энергией». Даже когда energeia кажется уже довольно привычным термином, за ней может стоять больше, чем представляется. Одно заклинание начинается обещанием «священной силы» (ἱερὰν ἐνέργειαν) от гадания на чаше, что выглядит весьма скромно (IV. 160). Но по мере чтения этого заклинания оказывается, что эта сила приобретается через встречу с богом Тифоном, «сверкающим, как молния в ночи, хладногорячедыханным, камнеколебателем, сотрясателем стен, вздымателем волн, потрясателем бездны» (IV182—184)[270]. Знамением такой встречи является удар крыльями, который наносит магу морской ястреб. После этого маг должен воспеть:
Я соединился с твоим священным обликом,
Я получил силу от твоего священного имени.
Я получил от тебя излияние благ,
Господи, боже богов, владыка, демон!
Далее в наставлении говорится: «Совершив это, вернись как господин богоравной природы (ἰσοθεοῦ φύσεως κυριεύσας