И тут я обнаружила, что не одна наблюдаю за Хорном. Справа у ограды стояли две молоденькие медсестры. У обоих на лицах цвели лучезарные призывные улыбки. Девушки смущенно хихикали, игриво толкали друг друга локтями, пытаясь привлечь внимание красавчика. И пусть Хорн никак не показывал своего интереса в ответ на их заигрывания, настроение испортилось.
«Конечно, он всегда в центре внимания женского пола. Хоть арием, хоть конюхом». Пора уходить. Не хочу выглядеть очередной поклонницей.
Вдруг Хорн обернулся. Наши глаза встретились и словно прикипели друг к другу. Теперь бы, если я и захотела, не смогла бы незаметно уйти. Тор оставил коня на помощника и решительно направился в мою сторону.
Сердце заколотилось, я испуганно сглотнула, одновременно и желая, и не желая встречи. Да, поговорить нужно, расстались мы далеко не на дружественной ноте. Много всего за год произошло. Скандал с отцом, его неожиданный подарок, исчезновение.
– Значит, прячетесь здесь, герр Хорнок? На фронте? – я была рада, что мой голос прозвучал насмешливо и легкомысленно, так, как я обычно веду пустую светскую беседу. – Достойнее места не нашлось для применения ваших многочисленных талантов?
– Я не прячусь, – ответил Хорн, останавливаясь у ограды, бросая недовольный взгляд на стоящих за моей спиной гвардейцев.
– Конечно, проще ухаживать за лошадьми, чем разгребать ту кучу проблем, которые вы и ваш отец после себя оставили.
Торус невесело усмехнулся и одним слитным сильным движением перемахнул через забор, оказываясь на моей стороне. За спиной девушки восхищенно ахнули. Хорн элегантно протянул локоть, на который я опустила ладонь, и повел в сторону рощи.
– Так, значит, ты приехала на фронт, чтобы разыскивать уклоняющихся от службы королю выпускников школы? – от мягкой иронии в его голосе мне захотелось улыбаться. Он явно был рад меня видеть, и от этого внутри стало тепло.
Обернувшись, я отрицательно махнула рукой телохранителям. Те немного отстали, но все равно упрямо шли за нами.
– Ты прекрасно знаешь, что мы встретились случайно, – пробормотала смущенно, мысленно решив, что Хорн прав, давно пора перейти на «ты». Я сама ставлю себя в неловкое положение, продолжая «выкать». По титулу мы равны, даже если Велир лишил сына наследства, приставки арий он лишить его не может.
Хорн выразительно приподнял бровь, оценив мою уступчивость.
– Предательством является игнорировать нужды королевства, – продолжила я менторским тоном, – заниматься высокородному арию тем, чем мог бы заниматься простой крестьянин. Забыть то прекрасное образование, которое дала тебе школа.
– Я словно слышу голос нашего правильного ответственного Эдварда, – фыркнул Тор, – вы так сблизились, что ты стала его точной копией?
Иногда я действительно ловила себя на мысли, что выражаюсь, как Эдвард, нравоучительно и бесцветно, точнее, как будто мне под пятьдесят, и я устала от жизни. На самом деле я была смущена. Пыталась вести себя как настоящая ария, умудренная опытом женщина, но получалось плохо.
– Да, я близка с Эдвардом, – подтвердила сухо, – он самый благородный и добрый человек, который…
– Может, хватит его хвалить?! – прервал Хорн резко. Маска добродушия слетела с него в мгновение ока. – Я читал твою пафосную статью в утреннем Шалире. Жалкая попытка поднять рейтинг королевской семьи.
Да, его слова продиктованы ревностью, но все равно неприятны. Я замкнулась и молча пошла вперед, стараясь обрести то безучастное ледяное равнодушие, которым я окружала себя во дворце.
Мы, наконец, добрались до рощи. Она оказалась маленькой, не более двух десятков тоненьких молодых деревьев. Но для пустынной засушливой земли и эта крошка была богатством.
– И это твоя цель? – я с ироничной усмешкой кивнула на оставшийся за нашими спинами загон. – Твое призвание? Глупо прятать талант и работать обычным конюхом. Когда как мог бы…
– Я буду заниматься тем, чем хочу, и ты мне не указ, вместе со своим любовником, – раздражение Хорна не угасло, наоборот, набирало обороты.
– Ты как был эгоистом, так им и остался, – досадливо произнесла я, останавливаясь у юной березки, – а ведь из-за твоего «нет» в храме заварилась вся эта каша, которую нам с Эдвардом пришлось разгребать. Как, совесть не проснулась?
– Совесть? – взвился мгновенно Хорн. – Ты мне говоришь о совести?
Вдруг он схватил меня за плечи и прижал к деревцу. Пальцы впились в кожу. Лицо приблизилось к моему так близко, что я увидела темно-синий кружок на глазной радужке.
– Уж кто бы говорил, – жаркий шепот обжег губы, – ты ведь тоже работаешь не по профилю? Получила назад и титул, и поместья через постель короля.
От гнева потемнело в глазах. Я неосознанно рванула вперед, и мы почти столкнулись носами.
– Ты мне сам предлагал богатство и тоже через постель, – прошипела зло, не контролируя себя, – разница лишь в том, что Эдвард смог отбелить имя моего отца, а что ты мог предложить, кроме жалкого провинциального поместья?
Тор угрюмо молчал. Я уничтожительно фыркнула, отшатываясь назад и отводя взгляд.
– Да у меня сейчас десяток, таких как оно, даже лучше, – желая уязвить Хорна, я откровенно лукавила. Фабрия мне очень понравилась, она действительно стоила всех поместий вместе взятых, но Торусу об этом знать не обязательно.
Лицо мужчины болезненно скривилось.
– Значит, все-таки товарно-денежные отношения? А говорила, что выше этого.
– Мне не нужно твое поместье, забирай обратно! – почему я шиплю, как раздраженная кошка, и все волоски дыбом? Ведь с другими я могу сдерживать злость и возмущение, не позволяя переходить границы. Было всякое, и в школе, и во дворце. Только с Хорном не могу держать себя в руках. И не хочу.
– Оно останется у тебя! Я своих решений не меняю! – проскрежетал он гневно, тяжело дыша. Глаза опустились на мои губы и застыли там намертво, не мигая. Кадык нервно дернулся, кожа на скулах натянулась.
Я замерла, боясь пошевелиться и дать ему хоть какой-то знак, дать повод наброситься, потому что видела, что он на гране. От Хорна шел такой жар, что у меня выступила испарина и пересохли губы. Очень хотелось их облизать, но я интуитивно понимала, что делать этого нельзя. Злость испарилась, дав место другим чувствам. Странным, абсолютно новым для меня. Мы было и страшно, и любопытно. В мыслях – хаос, смятение, паника. И в то же время я чувствовала необъяснимую правильность происходящего, непонятную жажду продолжения, восторг от близости именно этого конкретного мужчины.
Наверное, этого я ждала, этого мне хотелось. Когда ночами просиживала над бухгалтерскими книгами, когда монотонно делала заготовки ружей, когда устраивала приемы и чаепития с дипломатами. Этого – живого, настоящего. Чувств, эмоций, переживаний. Почему я их испытываю только с ним? Почему ни с кем другим так не грохочет сердце, и не перехватывает дыхание? Я стиснула руки за спиной, цепляясь за ствол деревца, одновременно и желая шагнуть вперед, и сбежать отсюда так далеко, как только смогу.
Тор шумно сглотнул и качнулся в мою сторону. Зрачки расширились и затопили голубую радужку, превратив глаза в темные провалы. Я вдохнула запах пота, пыли, лошадей. Его настоящий запах. Голова закружилась, ослабели ноги.
– Дени… – прошептал он хрипло. Я оцепенела, все мысли вылетели из головы. От его проникновенного «Дени» кожа покрылась мурашками.
– Ты когда-то спросила, люблю ли я тебя… Я сказал, что не верю в любовь. В моем окружении никто о ней не говорил, и никто ее не испытывал.
Сердце суматошно заколотилось. Я смущенно опустила голову, не в силах смотреть ему в глаза, потому что видела в них бушующее море эмоций, и боялась, что оно меня подхватит, закружит, унесет бурным потоком, и я больше никогда не смогу самостоятельно выплыть.
– Если то, что я чувствую к тебе, это любовь, то мрак ее раздери, – я удивленно моргнула, недоумевая. Первой мыслью было – послышалось. Слишком режущим был диссонанс между проникновенными словами о любви и злым ругательством. Я ждала обычного традиционного признания, но Хорн в очередной раз меня поразил. – В бездну! – еще раз с силой повторил он, хмурясь, – Это постоянное выматывающее беспокойство, дикая ревность, жуткий голод, который невозможно унять ни с кем другим. Нельзя жить в таком состоянии постоянно. Это… – он запнулся, – …больно. Нестерпимо. Зверски.
Я молчала, ошарашенная признанием. Это совсем не то признание в любви, которое мне бы хотелось получить. От него щемит сердце, и на душе горько.
– Я удивляюсь, как не сошел с ума, когда ты стала фавориткой Эдварда. Знаешь, что со мной было после того бала? – Хорн желчно усмехнулся. – Я реально попал в ад, почувствовал на своей шкуре, что значит это слово. И мне пришлось выбирать… Сохранить рассудок, изменив свою жизнь, или свихнуться.
– И что ты выбрал?
– Рассудок.
Я отлепилась от деревца, принялась ходить по полянке, бездумно срывая листики с веток. Успокаивая внутри себя бурю, поднявшуюся после его слов. Хотела сказать, что любовь болезненна, если только она не разделенная, и совсем другая, если взаимная. Но не сказала. Потому, что сама все это знала лишь в теории. Потому, что не хотела давать Хорну даже призрачную надежду. Потому, что в столице меня ждал Эдвард с ответом, а он был гораздо ближе и роднее, чем Хорн.
– Я не сразу уехал, – продолжил он мрачно, – после храма и неудавшейся женитьбы я некоторое время жил скрываясь, то в Фабрии, то в столице. Не знаю, чего ждал. Все было и так предельно ясно, но увы, сердцу не прикажешь, оно всегда на что-то надеется, даже после сотого отказа. Ходил на выставки, открытия памятников, школ, наблюдал за тобой, за королем, желая увидеть хоть что-то, что могло сойти за ссору или охлаждение. Но нет. Эдвард смотрел на тебя так, что было ясно каждому – он никогда тебя не отпустит по своей воле. Я видел в его глазах то же, что и в зеркале – постоянный голод и тоску.
Его слова отзывались внутри меня печалью и странным, необъяснимым сожалением. Но это была его боль, его грусть, почему-же мне так плохо?