– О, – Аркадий замахал руками, – ну там, значит, наши доблестные покорители космоса летят на Венеру и находят залежи полезных ископаемых, которые позволят коммунистическому обществу – бах, и убедить всех, что СССР – лучшая страна в мире.
Кнопмус открыл фибровый чемоданчик, лежавший рядом на сиденье, вытащил оттуда палку зернистой салями.
– Ты не шуми, Арк, а дай почитать. Наверняка ведь рукопись с собой везешь.
– Бить будешь? – спросил тот, наклоняясь под сиденье, чтобы достать свой чемодан.
– Не дождетесь.
Аркадий засмеялся и вынул черновики. Придвинул свой стакан, отрезал на закуску кусок колбасы, заметив:
– Все, дружище. На сегодня норму свою выработал. А тебе так скажу: не понравится – спусти в унитаз, в обиде не буду. Мне же голову надо преклонить, мочи уже нет, глаза слипаются.
Пока он спал, Кнопмус внимательно проглядывал рукопись. «Вот ведь парадокс, люди не хотят верить в параллельные вселенные. А мальчишки, все как было описали, кроме фамилий и дат».
Взглянув на звезды из окна купе, он пожалел, что не может заглянуть за край вселенной и увидеть родной мир…
Утром на Московском вокзале в Ленинграде Юрий Альфредович, выходя из вагона, заметил сонному Стругацкому:
– А ты ведь редкостный дурак.
Тот поправил сползавшую на глаза зимнюю меховую шапку и мутно посмотрел на него:
– Чего такое?
– Да ничего. Попробуй только не закончить повесть! Найду тебя, хоть в Австралии, и лично в землю закопаю.
– Хочешь сказать – понравилось?
Кнопмус перекинул свой чемоданчик в другую руку и смахнул снежинки с пальто Аркадия.
– «Понравилось» – неправильное слово. Сыровато, конечно. Но, Арк, это замечательно. Нельзя останавливаться. Жаль, финала не увидел.
Тот махнул рукой и повернулся в сторону вокзала.
– А, Борька-раздолбай мой все обещает написать.
– Ну так и давай, требуй, чтобы писал. Поверь мне, эта вещь переживет века.
Квартира давно стала коммуналкой, но каждый раз, приезжая сюда, вспоминал стылые голодные годы блокады, мертвую бабушку, отца, котят, которых они освежевывали в ванне…
И, как всегда, хотелось хлеба.
По неписаному правилу вначале шел в магазин и накупал кучу продуктов. Все, что можно было достать.
Вот и сейчас брат, вышедший в прихожую его встречать, получил сразу в руки полную разной снеди авоську.
– Давай, Боб, разгружай.
– Арк? Какими судьбами? Чего телеграмму-то не отбил, что приедешь? Я бы встретил, да и мать не знает.
– Где, кстати, мамочка? – трепетно спросил Аркадий.
– Да на занятиях своих. Ты ж как снег на голову свалился. Подарочек с погонами, – засмеялся он. – Чего только похмельный такой? Она увидит – огорчится.
Братья прошли в комнату, где жил Боря. Здесь мало что изменилось. Разве только телескопов, которые делал в детстве Аркадий, стало меньше, и книг значительно прибавилось на полках.
Единственным серьезным новшеством была могучая печатная машинка, занимавшая половину стола у дивана, и огромная кипа бумаги, лежащая рядом с ней.
– Понимаешь, с интересным человеком в поезде познакомился. И, кстати, очень полезным. Не поверишь, за ночь прочел рукопись и утром, когда мы уже на вокзале были, дал целый ряд дельных советов. Ну ладно, я потом добавлю то, что он рекомендовал.
Аркадий достал из чемодана книгу Степанова «Порт-Артур», которую купил по дороге к брату, и растянулся с ней на диване.
– А вот ты, Бобка, садись работать. Вон машинка, вон бумага, пиши давай третью часть. А я читать буду. Я – в отпуске.
Новосибирск – Москва, 1985 год
Выскочив из штаба, Бача запрыгнул на водительское сиденье припаркованного у входа фургона и резко стартовал с места. На территории заброшенной воинской части принципиально не работал ни один вид связи, даже проводной.
На скорости под сто километров он подлетел к воротам, и только отъехав примерно на километр, резко затормозил, достав из кармана рацию.
– Очкарик, слышишь меня?
– На связи, – зашипело в динамике.
– Ты далеко?
В окно машины деликатно постучали. Бача опустил стекло и уставился выпученными глазами на худощавого парнишку, похожего на школьника-ботаника, который кушает по утрам манную кашу, а дворовым играм предпочитает домашние задания. Но принимать за задохлика было роковой ошибкой для тех, кто встречал его на своем пути.
Матерый разведчик, участвовавший помимо Афгана еще в целом ряде спецопераций на территории стран-саттелитов, владевший невероятными техническими навыками, мастер ряда восточных единоборств, гений маскировки…
– Твою налево, как ты здесь?
– Каком кверху. Я у КПП сидел, увидел, как ты рванул, и на крыше с тобой аккуратненько прокатился.
– Мастер-фломастер. Лезь в салон, мне срочно нужна связь с Москвой.
Бача перевалился с водительского кресла, а Очкарик открыл боковую дверь, достал из-под кресла чемодан и приладил пару проводов к внешней антенне фургона.
– Кому звоним?
– Горбачеву. Стоп. Отставить. – Он почесал подбородок. – Нет, не будем наводить панику. Звони Зайцеву, нужно немедленно проверить Бункер. Если там пусто, то пусть знает: Абрасакс похитил Директора.
Очкарик резко обернулся.
– Да брат, такие дела. И еще. Пусть готовят наш борт, собираем ребят и вылетаем в столицу.
…Этот самолет существовал в единственном экземпляре и вышел из цеха в обстановке строжайшей секретности. У него не было серийного и бортового номеров.
Те, для кого он предназначался, именовали его «борт А» или просто «наш борт».
Наличие компьютеризированного и – на случай попадания в зону ядерного взрыва – механического управления, встроенных винтов для вертикальных взлета и посадки, грузоподъемность, позволяющая нести либо несколько единиц бронетехники, даже тяжелый танк или легкий вертолет, делали эту машину универсальной для целей, ради которых ее создали.
Пассажирская часть комфортно вмещала до пятидесяти человек.
В носовой части разместился целый мини-комплекс, обслуживавший нужды «Альфы». Помимо зоны для питания, спальни на шесть коек и душевой здесь располагался узел спецсвязи, артиллеристская комната, откуда двое стрелков управляли установленными на фюзеляже и крыльях крупнокалиберными пулеметами, наблюдая на дисплеях картинку в реальном времени, а также самая современная лаборатория на все случаи жизни.
И еще «борт А» обладал целым рядом сюрпризов, способных неприятно удивить противника.
Когда три тонированных автобуса с воем сирен выскочили на взлетную полосу, у трапа их уже ждал один из бойцов с пакетом из коричневой бумаги в руках.
Первыми вышли Бача с Очкариком, за ними Черный Полковник и его подопечный. Остальные, увидев вестового, остались в машинах.
Меньше знаешь – крепче спишь.
А приказ командиры и так доведут.
Как старшему по званию спецназовец вручил пакет Баче. Тот молча вскрыл, перечитал содержимое и, насупившись, обернулся к присутствующим:
– Это от Зайцева. Он только что прибыл в Бункер.
…Советские противоядерные бункеры внешне мало чем отличались друг от друга. Заходишь в маскировочный домик. Спускаешься по бетонной лестнице, стены вдоль которой отделаны кафелем.
Перед тобой ДЗ – многотонная защитная дверь.
Снимаешь телефонную трубку и называешь пароль часовому. Оказываешься в следующем помещении. Снова дверь – ДЗГ. Защитно-герметическая. Снова в руках трубка аппарата связи.
Затем новые и новые шлюзовые камеры, с гидрантами, пультами, проводами, трубами, и только потом попадаешь на сам объект. Бесконечные коридоры, множество приборов в разных помещениях, всюду бдительная охрана.
Но этот бункер был необычен уже тем, что понять, где он находится, не представлялось возможным.
Возведенный в штреке второй очереди правительственного метро примерно на глубине четырехсот метров, был способен выдержать прямое попадание термоядерного заряда.
С карт его расположение стерлось сразу после окончания строительства, а те метростроевцы, которые в обстановке секретности работали над объектом, как-то быстро покинули мир живых: кто от несчастного случая, кто по внезапной болезни, а кто и руки на себя наложил…
Знали об этом месте всего несколько человек в правительстве, и со времен Брежнева объект именовали «Бункер». В случае любого ЧП туда можно было переместиться через сеть подземных коммуникаций, ветки старого правительственного метро, построенного при Сталине, и нового, которое начали возводить при Хрущеве, уже с учетом современных реалий безопасности.
Зайцев не любил это мрачное место, но за последний год, к его сожалению, именно тут приходилось бывать чаще всего.
Пройдя все обычные посты охраны и проверки, генерал направился к небольшому закутку, который именовался среди внутренней охраны «оружейной комнатой».
Здесь действительно выдавали караульным спецоружие, защитные костюмы и бронекомплекты во время учений, поэтому никаких подозрений место не вызывало, да находилось, считай, что на виду: врезанная в тюбинг тоннеля комнатка за плотной решеткой и бронированным стеклом.
Была, правда, одна особенность – у комнатки этой имелся индивидуальный гермозатвор.
И сейчас, когда Зайцев подошел к «оружейке», он увидел, что гермозатвор наполовину опущен, а свет внутри не горит.
Имея свой ключ и пароли от всех кодовых замков, через пару минут генерал уже щелкал внутри выключателями.
Такого быть просто не могло.
Внутри никого не было.
В первом пропускном пункте в Бункер дежурство полагалось нести как минимум четырем тяжеловооруженным бойцам.
Никого.
Ни людей, ни следов борьбы.
Он дернул дверь в лифтовую шахту: кабина была на месте. По кнопке внутреннего вызова диспетчер снизу также не отвечал. Генерал нажал на спуск, и моторы тихо загудели. Через несколько минут внизу открылась та же картина: ни души.
И это уже был перебор, ведь если наверху дежурили ребята из «девятки», то здесь полагалось быть его людям.