И все-таки первой образумилась Антонина. Оборвав на полпути адскую скачку, она грубо столкнула с себя Алексея, вытянулась в изнеможении и лежала некоторое время неподвижно, уставившись в потолок. Наконец собралась с силами, с трудом поднялась и медленно, едва передвигая ноги, побрела к выходу, пошатываясь и опираясь руками о стену. Прядь растрепанных волос наполовину закрывала лицо, чулок на одной ноге сполз ниже колена и волочился по полу. На лобке, почти до пупка, и между ног белели клочья пены: следы контрацептива.
Она вышла в тамбур и встала, широко расставив ноги над решеткой в полу, где моют лошадей. Михалкин взял шланг, включил воду и направил на нее струю.
Стыдно не было никому, но отчуждение между ними было уже столь велико, что грозило перейти в ненависть.
Понадобилось примерно еще полчаса, чтобы к ним вернулся человеческий облик. Они еще выпили на дорожку и опять замолчали, не зная, о чем говорить, предоставив отдуваться за них приемнику.
— Ну вот, опять добавили головной боли.
— Ты о чем?
— Не слышал, что ли? Амнистию объявили.
— Нищему пожар не страшен.
— Ну я пойду, Анатолий Иванович?
— Давай, дуй. Смотри, завтра не опаздывай. Чтобы к половине седьмого был как штык. Да и нам пора, Антонина. А то, боюсь, не успею на последнюю электричку.
— До машины меня проводишь?
— Какой разговор? Конечно.
На остановке такси Антонина напомнила о своей просьбе.
— На тебя можно рассчитывать или ты только трепался?
— В чем именно?
— Ты обещал познакомить с бандитом.
— А почему не с самим президентом Соединенных Штатов? Ладно, ладно, не зыркай на меня так. Здесь одного моего желания мало. Понимаешь? Необходимо согласие двух сторон.
— Только непременно, чтобы был настоящий, а не жмурик какой-то. Номер моего телефона помнишь? Звони в любое время.
Часть IIКроссинг
Кроссинг — резкое пересечение движения рядом идущего соперника. Запрещенный прием в бегах и скачках.
Исполненный на высоком профессиональном уровне может привести к успеху. — Прим. автора.
АМНИСТИЯ — КОМУ УДАЧА, КОМУ БЕДА
Разрушения, оставленные июньским ураганом, были, как выяснилось вскоре, лишь видимыми проявлениями разгула темных сил. Скрытые, глубинные последствия оказались значительно серьезнее: Москву захлестнула волна самоубийств. Всплеск массовой безысходности, если это касалось стариков, объясняли финансовым кризисом, когда же накладывали на себя руки молодые — наркотиками. Во всех остальных случаях, как правило, вразумительных объяснений не было. За причину выдавалась всякая чепуха, наподобие той, которую придумала вдова Кривцова, объясняя самоубийство супруга.
Антонине Кривцовой наконец-то по-настоящему повезло. В ее полную собственность перешли банковские счета мужа и вся недвижимость. Но этого ей показалось мало, и она активно занялась поисками человека, способного реализовать денежные документы, доставшиеся в наследство. Николай Рогалев на эту роль не тянул и очень кстати внезапно куда-то исчез. Ей нужен был настоящий бандит — авторитет, урка, которых показывают в «Криминале». Несколько подходящих кандидатур она уже присмотрела в казино на Якиманской набережной, но позвонил Михалкин и попросил ее приехать.
Она приехала на ипподром к концу рабочего дня. Михалкин пил пиво. Он еще не отошел от очередной попойки и выглядел неважно, хотя и бодрился.
Тонька, разгоряченная быстрой ходьбой, плюхнулась на стул, высоко подбросив подол привычным размашистым движением, бесцеремонно взяла у наездника банку с пивом и отпила несколько глотков. Здоровый румянец во всю щеку выгодно скрадывал макияж, сделанный обстоятельно и со знанием дела. Озорные глаза оживленно блестели, словно подтаявшие льдинки, но не буравили шильцами, как в минуты досады и раздражения, а подтрунивали, располагая к доверию. Михалкин смотрел на нее и удивлялся ее железному здоровью. Всего трое суток назад она, едва волоча ноги, дотащилась до каморки, а сейчас как с гуся вода.
«Она обслужит роту солдат, встанет, отряхнется и хоть бы хны», — подумал он с чувством зависти и неприязни. Однако, вспомнив подробности пьяной оргии, непроизвольно сглотнул слюну.
— Ну и кто он, этот твой человек? — спросила Антонина, стараясь быть насмешливой.
Она сгорала от любопытства.
— Бандит. Ты ведь бандита хотела?
— Настоящий бандит?
— Не знаю, настоящий или игрушечный. Это ты сама выяснишь. А то, что он не дурак, я тебе гарантирую.
— И в чем же выражается его ум?
— В умении безбедно жить при любой власти.
— Конкретней не можешь?
— У него двухэтажный домина в Жаворонках. Охрана, иномарка новейшей модели и все остальное, что полагается людям, имеющим вес в нынешней жизни.
— Чем он занимается?
— Как я понял, крутит левый бизнес. Что именно — не знаю, не хочу знать и тебе не советую интересоваться.
«Судя по характеристике, то, что надо. А вдруг он обует меня? Не только бумаг, но и головы можно лишиться. Смотри, Тонечка, не оплошай. А чего это ко мне Михалкин не лезет? Я уж здесь почти полчаса, а он даже не лапает. Что бы это могло значить? Обычно у него при моем появлении отваливается нижняя губа, слюнями исходит. А тут — ноль внимания».
Тонька достала из сумочки зеркальце и придирчиво рассмотрела лицо.
«Шик модерн. Хоть сейчас на Тверскую».
— Твой человек появится в шесть? Я не ошиблась?
— Не ошиблась.
— Значит, у нас в запасе еще минут сорок. Может быть, займемся любовью?
Михалкин поперхнулся пивом.
— Как-нибудь в другой раз. Я сейчас не в форме. Много было работы.
— Ты кого-то боишься? Неужели того типа, с которым хочешь меня познакомить?
— Никого и ничего я не боюсь, даже поймать на тебе какую-нибудь заразу. Успокоилась? Перетрудился. Силов нет.
— Как знаешь. Мое дело предложить…
«Точно боится. Серьезный, видно, бандит. Может быть, отказаться, пока не поздно? Нет, надо на него взглянуть. Когда еще подвернется такой случай?»
Все-таки она решила выяснить все до конца и круто изменила угол атаки.
— Скоро Большие призы. Тебе что-нибудь светит? Или опять будешь только вторым номером?
— Второй в Главном призе — тоже неплохо.
— Первым Паша?
— Ничего не попишешь. Таких родственников, как у него, у меня нет.
— А тот человек, с которым собираешься меня познакомить, имеет какое-то отношение к ипподрому?
— По-моему, нет. А жаль.
— Ты не боишься опять потерять меня? Я увлекусь твоим протеже, а ты снова окажешься ни при чем.
— Не рви душу. Без того тошно.
— У тебя что же, свой интерес в этом знакомстве?
— Никакого своего интереса у меня нет. Ты просила — я сделал. Чем ты еще недовольна?
Михалкин темнил. Он догадывался, что за тип этот Геннадий Юрьевич Лунев, сосед по даче, с которым он собирался познакомить Тоньку. Видел, что за гости наведываются к нему в роскошных джипах, как он насторожен и нелюдим. Хотя прямого разговора между ними не было, наездник понял, что его деловой сосед не прочь прибрать к рукам ипподром, в состоянии крутить этот бизнес, лишь не знает, с какого бока к нему подступиться. Поэтому шальная просьба Тоньки познакомить ее с бандитом заставила Михалкина иначе взглянуть на свои проблемы и попытаться решить их с помощью дачного соседа. Так родилась идея познакомить его с Антониной. Лунев согласился…
Амнистия, объявленная Государственной Думой, явилась для москвичей и жителей Подмосковья продолжением напастей, свалившихся с июньским ураганом. Опять, как и в первые годы перестройки, люди стали собачиться в очередях и общественном транспорте, взрываться по всякому поводу и готовы были вцепиться друг другу в горло. Враждебность приобрела характер массового психоза и распространялась со скоростью эпидемии, породив множество бессмысленных преступлений, жестоких и циничных.
В этой накаленной до предела атмосфере всеобщей озлобленности надеялся выжить Боря Резаный, вырванный из привычной среды обитания, обложенный Шацким, как загнанный зверь. Дважды он пытался встретиться с дружками и дважды едва унес ноги от оперативников. Истратив последние деньги, он превратился в обыкновенного бомжа, не способного ни украсть, ни заработать на пропитание, и, не придумав ничего лучше, решил обратиться за помощью к дяде Гене.
На краю унылого поля темнел бесформенной глыбой массивный нескладный дом матерого уголовника. Давно стемнело. Из нескольких окон, плотно задернутых шторами, словно из прорезей в башне танка, полосками пробивался свет. Нажимая кнопку звонка, Резаный невольно поежился, будто звонил в дверь преисподней.
Дядя Гена впустил его.
— «Хвоста» за тобой нет?
— Нет. Я аккуратно.
Цепкий взгляд пахана ощупывал нежданного гостя с головы до пят, как на шмоне в тюремном отстойнике.
— Чем это от тебя так несет?
Резаный смутился.
— Пришлось до вас на попутке добираться, — соврал он.
Никто толком не мог сказать, куда исчез кейс с баксами. Слухи ходили самые невероятные. Впуская в дом Резаного, дядя Гена рассчитывал узнать это из первых рук.
Он провел Резаного вниз, в бильярдную. Там было вдоволь выпивки и еды. У Резаного аж голова закружилась от такого изобилия. Дождавшись, когда пацан утолит голод, дядя Гена похвалил его:
— А ты, Боря, молодец. Ловко охмурил фраеров. И правильно сделал. Пусть подергаются. В другой раз не будут хавлом щелкать.
Резаный удивленно вытаращился и, чтобы потрафить хозяину дома, угодливо ощерился.
— И как собираешься распорядиться суммой?
Пацан натужился, силясь понять, о чем идет речь.
— О чем вы, дядя Гена?
— Мне-то мозги не пудри. Я на эти деньги не зарюсь.
— Я в самом деле ничего не знаю. О какой сумме вы говорите?
— О той, что взяли в автосалоне.