– Вот.
Врач подошла и мельком взглянула на содержимое.
– Чисто. Ну, хоть так. Сдаст анализы на алкоголь и наркотики, и можете её забирать. – Последнюю фразу врач адресовала охране.
Медсестра распечатала шприц и приблизилась к решётке. Желая покончить с этим как можно скорее, Барбара закатала рукав и просунула правую руку между прутьями.
– ВИЧ есть? – спросила медсестра, отработанными движениями накладывая жгут и вгоняя иголку между скандинавскими рунами и буквами еврейского алфавита.
– Нет, – устало выдохнула Барбара.
– Гепатит?
– Я ничем не болею.
Набрав полный шприц крови, медсестра вытащила иголку и произнесла:
– Согните руку в локте.
Барбара последовала совету, хотя знала, что через минуту на неё снова нацепят наручники и поведут на очередной допрос. Утешало одно: теперь ей придётся говорить не с кем-то, а с Рудольфом. Пусть жизнь изменилась до невозможного, но проходить через всё это в одиночку было бы ещё страшнее.
Дверь клетки открыли, и всё повторилось в обратном порядке: коридор, комната для допроса, наручники, продетые в железное ушко, приваренное к столу. Конвоиры вышли, а вместо них в комнате для допроса появился Рудольф. Увидев Барбару, он не улыбнулся, но девушка всё равно почувствовала исходившее от него тепло. Он вёл себя сдержанно и профессионально, но при этом словно транслировал простую мысль: «Всё будет хорошо. Я с тобой».
Едва Рудольф расположился напротив Барбары, в комнату вошёл ещё один мужчина, лет пятидесяти. Пиджак с замшевыми заплатами на локтях, круглые очки, курчавая борода и нависающий над ремнём живот – с первого взгляда становилось ясно, что это не полицейский. Поздоровавшись, мужчина уселся справа от Рудольфа.
– Это пан Йозеф Тесарж, психиатр. Он будет слушать наш разговор и при необходимости задавать вопросы, – пояснил Рудольф.
Барбара кивнула. В её планы не входило нарочно изображать сумасшедшую, чтобы избежать тюремного заключения. Но и отказываться от своих слов она не собиралась. Пусть пан Тесарж слушает, как всё было, и сам решает, кто перед ним: здоровый человек или душевнобольная.
– Итак. Я предлагаю выстроить хронологию событий, – сказал Рудольф. – Вчера утром ты не вышла на работу. Почему?
– Потому что накануне увидела, что моя мама изрисовала защитными рунами антикварные бочки пана Гесса. Я знала, что меня уволят. Да ещё и вызовут полицию из-за порчи имущества.
– Зачем твоя мать это сделала? Вы поссорились?
– Нет, – сказала Барбара.
Она хотела добавить: «Ты же знаешь мою мать!» – но в последний момент осеклась. Возможно, психиатр знал, что она знакома с детективом, а может, и нет. Не хватало ещё, чтобы Рудольфа сочли заинтересованным лицом и отстранили от расследования!
– Тогда зачем фрау Вернер совершила такой странный поступок?
– Она практикующая колдунья и просто пыталась защитить меня. К тому же маме не нравилось то, что я работаю официанткой.
– Защитные руны? От чего она пыталась вас защитить? – встрял в разговор пан Тесарж.
Барбара замялась. Она понимала, что весь дальнейший рассказ, скорее всего, приведёт к тому, что её отправят в психушку. Тем не менее она не видела смысла врать.
– Сколько себя помню, мы постоянно переезжали. Мама очень боялась моего отца, говорила, что он занимается чёрным колдовством и хочет воспитать из меня злую ведьму.
Рудольф и пан Тесарж разом сделали у себя какие-то пометки.
– Ты знаешь своего отца? – уточнил Рудольф. – Кто он и где живёт?
– Нет. Мама даже имя его называть отказывалась, – покачала головой Барбара. – И наверное, правильно делала. Лучше не упоминать имя колдуна, который тебя ищет.
– По всему выходит, что у нас тут дочка Волан-де-Морта… – пробормотал Рудольф. – Ладно, личность отца мы установим, а сейчас давай вернёмся к вчерашним событиям. Ты не вышла на работу. Что произошло дальше?
– Мы поссорились с мамой. Я разозлилась из-за того, что она натворила в «Хмельном гусе», и сказала, что хочу съехать. Что мне уже… – Барбара остановилась на полуслове и вытаращилась на щель под металлической дверью. Оттуда сочился густой белый дым, хотя запаха гари она не чувствовала…
– Фройляйн? – Психиатр оторвался от своих записей. – С вами всё в порядке?
– Дым.
– Что вы хотите этим… – начал было пан Тесарж, но Барбара не дала договорить.
– Я хочу сказать, что вижу дым! – Длина цепочки, соединявшей стальные браслеты, не позволяла нормально жестикулировать, поэтому Барбара просто выгнула запястье и пальцем указала на дверь.
Оба мужчины разом оглянулись.
– Что за чёрт? – сказал Рудольф, поднимаясь со стула.
– Странно, запаха нет… – пробормотал психиатр. – И почему не сработала сигнализация?
Барбара потянула носом, но ощутила только запах рвоты, несколько капель которой попали на пижаму. По спине прошёл холодок, руки покрылись гусиной кожей. Именно так, в клубах дыма, Шарманщик явился в квартиру фрау Вернер.
«Не может быть, – подумала Барбара, глядя на дым, стелющийся по выложенному плиткой полу. – Это полицейский участок, здесь полно людей!»
Обычно потусторонние сущности не разгуливали среди смертных, словно так и надо. А если и разгуливали, то старались поменять обличье, слиться с толпой. Фрау Вернер учила, что демоны всегда действуют во мраке ночи, тихо и скрытно, поэтому днём, среди людей, ты находился в относительной безопасности. Здесь, в комнате без окон, Барбара потеряла счёт времени и не могла с уверенностью сказать, что сейчас – ночь или день. Но одно она точно знала: даже если демон любил появляться из клубов сценического дыма, как рок-звезда восьмидесятых, это красочное шоу должно было оставаться приватным… Но что, если горбун являлся редким исключением из правил?!
Барбара не слышала звуков шарманки, и пожарная сигнализация тоже безмолвствовала, однако белёсый дым продолжал расползаться по полу.
– Похоже, у нас пожар. – Рудольф направился к двери.
– Нет, не открывай! – воскликнула Барбара, вскакивая с места. – Это Шарманщик! Он пришёл за мной!
– Не волнуйся, я просто проверю, – сказал Рудольф.
Он уже тянулся к ручке, когда дверь вздрогнула и загудела, как медный гонг на соревнованиях по боксу. Теперь Барбара не сомневалась, что это демонический карлик, – кто ещё будет пытаться выломать дверь, за которой идёт допрос?! Рудольф замер, а железная створка снова вздрогнула. Барбара увидела облачка цементной пыли там, где дверная коробка соединялась со стеной.
– Что тут происходит?! – воскликнул пан Тесарж, отступая в глубь комнаты. Вид у него был растерянный.
Рудольф отступил к столу и вытащил из кобуры пистолет. Ещё один тяжёлый удар (почему-то теперь Барбара подумала не о гонге, а о судейском молотке), и дверь распахнулась. Створка с грохотом врезалась в стену, заглушив испуганный возглас пана Тесаржа. А вот на лице Рудольфа не дрогнул ни один мускул. Молодой следователь держал пистолет двумя руками, нацелив его на дверь, за которой клубился непроницаемый белый туман.
А потом произошло нечто совершенно невозможное. Дверной проём начал растягиваться, как будто стена являла собой не сооружение из кирпича и бетона, а тонкую резиновую перепонку. Створка, прилипшая к стене в момент удара, также растягивалась, словно нарисованная.
За спиной Барбары подвывал психиатр, а в остальном в комнате царила зловещая тишина. Казалось, полицейский участок вымер.
– Вы тоже это видите? – неестественно ровным голосом спросил Рудольф.
– Да, – подтвердила Барбара. – Стена растягивается.
– Этого не может быть, – пропищал пан Тесарж. – Нас отравили каким-то газом! Нам это мерещится!
Проём достиг потолка и стал раза в три шире, когда неведомая сила наконец перестала его растягивать.
И тогда в комнату влетел один из конвоиров – тот самый, племянница которого одевалась в чёрное и любила гулять по кладбищам. Рудольф чертыхнулся и опустил пистолет – кажется, он едва не пристрелил возникшего из клубов дыма коллегу.
– Черти! – прохрипел полицейский, тараща глаза на Рудольфа и Барбару. Его губы тряслись, лоб покрылся испариной, а форменная рубашка в районе подмышек стала тёмной от пота. – Я видел чертей!
– Каких ещё чертей? Где ты их видел?! – Рудольф приблизился к перепуганному охраннику, взял его за плечи и слегка встряхнул. – Томаш, отвечай!
– Там, в коридоре!.. Мы стреляли, но пули их не берут. Кажется, я потерял пистолет…
– Я не слышал выстрелов.
– А я говорю: мы стреляли!!! Только это бесполезно! Черти схватили Криштофа и… – Томаш замолчал. Его била мелкая дрожь.
– Что они сделали? – с нажимом произнёс Рудольф.
– Сожрали его лицо!
И тут из дыма выскочил ещё один охранник. Его появление заставило всех присутствующих дёрнуться так, словно по полу прошёл мощный электрический разряд, а пана Тесаржа – издать высокий, почти девичий вскрик.
– Там какая-то дичь творится! – заорал конвоир, останавливаясь посреди комнаты. Он тоже выглядел напуганным, но, в отличие от Томаша, не дрожал и не запинался. – По участку носятся самые настоящие черти! Они убили Криштофа!
– Со-со-сожрали его… лицо… – По щекам Томаша побежали слёзы. Похоже, он окончательно раскис.
Рудольф подвёл коллегу к стулу и, слегка нажав на плечи, заставил его сесть:
– Отдохни. Мы с этим разберёмся.
– Не… не… не разберётесь!
Рудольф достал из кармана Томаша ключи, приблизился к Барбаре и расстегнул наручники.
– Это демон, который убил маму и Дейлинку, – произнесла она так, чтобы не слышали остальные присутствующие. И, выразительно покосившись на дверной проём, ставший похожим на арку, добавила: – Теперь ты мне веришь?
Рудольф лишь пожал плечами.
Повернувшись к полицейскому, имени которого Барбара не знала, он произнёс:
– Нам надо эвакуировать задержанную.
– Я туда не пойду! – Конвоир указал пистолетом в сторону коридора. – Там бойня!
И тут в дыму обозначилась громоздкая тень. Послышался скрип колёс, и в комнату медленно вкатилась высокая платформа, задрапированная чёрной тканью. Все присутствующие, не сговариваясь, попятились к стене, рядом с которой уже находился пан Тесарж. Томаш едва не упал, зацепившись за ножку стула, а Рудольф взял Барбару за руку. Установленная на четыре колеса, платформа замерла, частично загородив проход. Теперь Барбаре стало ясно, зачем Шарманщик растягивал дверной проём, – он готовил очередное эффектное появление. Два конвоира, психиатр, следователь и подозреваемая выстроились у стены, и единственное, что отделяло их от зловещей платформы, – прикрученный к полу стол.