Интерлюдия третья
Четырьмя годами ранее
Барбара лизала клубничное мороженое и разглядывала центральную площадь. Было почти двенадцать дня, солнце не по-осеннему ярко блестело в струях фонтана, который не сегодня-завтра отключат, чтобы снова запустить весной. Справа на лавочке развалился Рудольф. Он уже доел свою порцию и сейчас просто лениво болтал ногой. Мимо носились дети, звонко шлёпая резиновыми подошвами кроссовок и кедов по старинной брусчатке. Их радостные вопли звенели, отражаясь от каменного фасада городской ратуши и других зданий, обступивших площадь. Какой-то рыжеволосый мальчишка, разогнавшись на самокате, едва не проехал по стопам Барбары. Буквально в последнюю секунду она успела отдёрнуть ноги.
– Какие планы на день? – спросила Барбара.
Накануне они договорились, что встретятся на площади, но, куда пойдут после, ещё не решали.
С тех пор как Барбара выручила Рудольфа, спрятав его в Доме-за-плющом, их встречи стали почти ежедневными. Обычно они проводили время в пещере либо гуляли по лесу или по городу. Погода пока располагала к прогулкам на свежем воздухе, но, когда зарядят дожди или тем более выпадет снег, нужно будет придумывать что-то новенькое. К сожалению, в Серебряном Ручье не было приличного торгового центра с фудкортом, игровыми автоматами и кино, только отдельные магазины и лавочки, разбросанные по всему городку.
– Можем пойти в пещеру. Погадаешь, как я сдам контрольную по математике?
– Думаю, ты сдашь её лучше, если потратишь это время на подготовку, а не на гадание, – усмехнулась Барбара.
Она доела мороженое, отправив в рот вафельный конус, и на секунду привстала, чтобы стряхнуть с одежды крошки.
– Тебе хорошо рассуждать, ты вообще на домашнем обучении… – вздохнул Рудольф. – Хотя у тебя, получается, тоже выпускной класс?
– Ну… да.
Узнав, что Рудольфу семнадцать, Барбара соврала ему, что они одногодки. Она не хотела, чтобы их общение прекратилось так же быстро, как и началось, – узнай он, что Барбаре всего лишь четырнадцать, Рудольф наверняка потерял бы к ней всякий интерес.
– Тогда мы можем готовиться вместе! Как тебе такая идея?
Идея была ужасной, потому что Барбара понятия не имела, что написано в учебниках выпускного класса.
– Не уверена, что тебе поможет моя компания. Я еле вывожу математику.
– Значит, поможем тебе. Это же последний год. Когда, как не сейчас подтянуть всё, что запущено? – разумно заметил Рудольф. – Ты куда собираешься поступать после школы?
– Да какое поступление?.. – отмахнулась Барбара. – С нашими постоянными переездами об этом и говорить не стоит.
– Но ты же не собираешься прожить с мамой всю жизнь? – Рудольф с удивлением посмотрел на подругу. – Я, например, планирую учиться в полицейской академии Праги…
Рудольф начал рассуждать о вступительных экзаменах, количестве мест на курсе и о том, как бы он хотел жить в общежитии.
– Я узнал всё что можно об этой академии. Вступительные не такие уж сложные, всё по школьной программе. А после окончания я хочу стать следователем! Отец, конечно, не знает, что я задумал. Он бы в жизни не дал денег на переезд и поступление. К счастью, мама открыла небольшой счёт на моё имя. Отец, само собой, не в курсе, иначе он давно бы…
Рудольф прервался на полуслове и, нахмурившись, уставился в сторону ратуши. Проследив за его взглядом, Барбара увидела долговязую фигуру Феликса – тот стоял, засунув руки в карманы джинсов, и наблюдал за парочкой.
– Идём отсюда. – Рудольф схватил Барбару под локоть и встал со скамейки.
– Ты чего? – удивилась она, освобождая локоть. – Что он нам сделает прямо посреди площади?
– Я просто не хочу с ним общаться, пошли.
Рудольф решительно двинулся в сторону собора, в противоположном от Феликса направлении. Барбара, немного помедлив, пошла следом.
– Мы что, так и будем всю жизнь от него бегать? Хочешь, я попрошу маму, и у него ноги отнимутся?
– Твоя мама действительно такое умеет? – кинув на девушку странный взгляд, спросил Рудольф.
– Скорее всего, да, – пожала плечами Барбара. – Она говорит, что насылать на людей порчу, это нехорошо и нужно опасаться магического отката. Но всё равно иногда берёт такие заказы, если клиент готов раскошелиться…
Они стремительно пересекли площадь, оставили позади несколько улиц и вышли на какую-то дорогу, тянувшуюся, похоже, до самых виноградников. Хоть Серебряный Ручей и считался городом, но пейзаж был насквозь сельским. Справа и слева стояли заборы из досок или сетки-рабицы, а за ними виднелись огороды, частные дома и хозяйственные постройки, крытые выгоревшей на солнце черепицей. Брусчатка закончилась, начался разбитый и потрескавшийся асфальт. Рудольф и Барбара шагали по нему минут пятнадцать, пока юноша не свернул на обочину. Он огляделся по сторонам, подошёл к покосившемуся забору и отодвинул одну из досок.
– Прошу, – сказал он, пропуская Барбару вперёд.
На секунду замешкавшись, она нырнула в узкую щель. Через мгновение рядом с ней возник Рудольф. Он аккуратно вернул доску на место – теперь никто бы и не догадался, что здесь существует потайной лаз.
Оглядевшись, Барбара поняла, что Рудольф привёл её на заброшенный виноградник. Старые деревянные опоры, уходящие вдаль, покосились, сухие неухоженные лозы просто лежали на земле. По ржавым проволокам продолжали плестись ветки, но росли они как попало и явно требовали хозяйской руки. Некоторые из лоз вопреки всему усеивали тяжелые ароматные грозди винограда, и тут же на земле валялись так и не собранные перезревшие, гнилые ягоды. Вдалеке пировали две вороны.
Барбара прошла вперёд. Каждый шаг отзывался хрустом опавших листьев, коричневых и сморщенных. Чтобы привести это место в порядок, требовался заинтересованный человек, а ещё куча времени и финансовых вложений.
Посреди дорожки стоял старый пластмассовый лежак и стол. Пыльную поверхность усеяли засохшие листья и перезревшие виноградины – местами фиолетовый сок въелся в некогда белую пластмассу. Издалека казалось, что и стол, и лежак изрешетили пулями. Рудольф поднял с земли шланг и открыл вентиль – как ни странно, вода всё ещё поступала в эту заброшенную часть виноградника. По лежаку побежали струи, смывая накопившуюся грязь.
– Что это за место? – спросила Барбара, оглядываясь по сторонам. – Нам вообще можно здесь находиться?
– Можно. Это виноградник моего отца.
– Серьёзно? А почему он в таком состоянии? – не стесняясь, спросила Барбара.
Оставив лежак и стол высыхать на солнце, Рудольф сорвал пару гроздей, ополоснул их из шланга и протянул одну подруге. Некоторое время они молча ели, и Барбара уже решила, что Рудольф оставит её вопрос без ответа. Однако он неожиданно заговорил:
– После смерти мамы отец начал пить, и постепенно всё наше хозяйство стало таким.
– Если участком никто не занимается, может, лучше его продать? – предположила Барбара, и Рудольф с горечью усмехнулся.
– И у нас даже есть покупатель. Угадай кто?
Барбара недоумённо пожала плечами.
– Отец Феликса – Мирослав Чапек!
– Серьёзно?.. – удивилась она. – А чего ж тогда Феликс на тебя взъелся?..
– Именно поэтому. Отец наотрез отказался продавать свою землю. А для Чапеков это лакомый кусочек – так они смогли бы объединить свои виноградники… И есть ещё причина для ненависти.
– Какая?
– Моя мать была еврейкой, а Феликс терпеть их не может.
Барбара вспомнила: в тот день, когда она познакомилась с Феликсом, тот обратил внимание на каббалистические татуировки на её руках. Видимо, это был его «пунктик».
– Вообще я понимаю твоего отца – Чапеки перебьются. Я бы и сама ничего им не продала, назло. Ты из-за этого сбежал с площади?
Рудольф поморщился, и Барбара запоздало поняла, что следовало задать вопрос иначе. Она не считала его трусом и не хотела, чтобы он так думал. Трус не будет мечтать о карьере полицейского.
Пока Барбара размышляла, как бы сгладить неловкость, Рудольф заговорил:
– Сегодня важный день. Ежегодно мы продлеваем аренду на землю и оплачиваем налоги. Но из-за того, что отец давно не работает, наши деньги стремительно заканчиваются. В лучшем случае нам хватит ещё на год аренды. Уверен, Чапеки будут весь день окучивать отца и… в очередной раз получат отказ.
– Твой отец не может заниматься хозяйством, это я поняла. – Барбара протёрла рукавом куртки краешек лежака и села. – А почему бы тебе не взять всё в свои руки?
Было видно, что Рудольфу неприятно говорить на эту тему, хотя Барбара, одна из немногих, могла бы по-настоящему понять его – специфические отношения с родителями были как раз по её части.
– Это место напоминает отцу о прошлом. Понимаешь, мама помогала ему во всём – эти виноградники, можно сказать, их второй ребёнок. И вот, когда её не стало, всё закончилось. Отец перестал заниматься виноградарством и не позволяет другим здесь что-то менять. Я боюсь, что однажды всё это закончится для него очень и очень печально…
Барбара подумала, что Рудольф мог бы и сам заниматься участком, но предпочёл пустить всё на самотёк.
– Ты мог бы привести это место в порядок.
– Наверное, мог бы.
– Но не хочешь.
– Не хочу. Я ненавижу Серебряный Ручей.
– Ясно… – вздохнула Барбара.
– Я уеду в Прагу и стану детективом. А здесь пусть всё гниёт, мне без разницы.
Барбара хотела сказать: «Твоего отца нужно лечить от алкоголизма», но вовремя прикусила язык. Человек, злоупотреблявший алкоголем, без сомнения, нуждался в помощи. А нуждался ли в ней тот, кто мог в одну секунду бросить всё и переехать в другой город? Причём не из-за любви к переменам, а из-за бесов (которых, сказать по правде, кроме фрау Вернер, никто никогда не видел)?
«Не мне раздавать советы…» – с тоской подумала Барбара, забрасывая в рот очередную виноградину. Она считала себя умной, но понятия не имела, как остановить череду бесконечных переездов. С недавних пор мысль о том, что однажды мать заберёт её из Серебряного Ручья, стала пугать, и виной тому, конечно же, был Рудольф Новак. Барбара с первого же дня невзлюбила этот провинциальный городишко, но теперь не хотела уезжать.