– О боже… – выдохнула Барбара. – И что ты сделал?
– Вступил в наследство и первым делом продал виноградники семье Феликса. А вырученные деньги пустил на переезд и учёбу.
– Из-за меня ты мог умереть!
– Только благодаря тебе я нашёл силы снова встать на ноги, – возразил Рудольф. – Я твёрдо решил, что стану полицейским, отыщу тебя и вырву из лап этой ведьмы. Прости, Барбара, но твоя мать действительно была злой ведьмой. Я бы ей хомячка воспитывать не доверил, не то что ребёнка.
Барбара кивнула. Рудольф говорил истинную правду. После того как мать защитила её, схватившись с Шарманщиком, Барбару не отпускало чувство вины. Но теперь получалось, что все эти годы они прятались вовсе не от существ, которых посылал Бруно Вернер, а от одного-единственного демона, которому фрау Вернер задолжала собственную новорождённую дочь! «В чём-то Румпельштильцхен даже прав. – Эта новая мысль не отпускала Барбару после общения с бабушкой Ингрид. – Он просто хочет получить своё, требует исполнения магического контракта. А вот мама неправа во всём от начала и до конца». Эльза Вернер обманула демона, наговаривала на собственного мужа, превратила жизнь дочери чёрт знает во что, разлучила её с любимым. И самый жестокий поступок, который Барбара просто не могла ей простить, – оговорила Рудольфа, подвергнув его жизнь опасности. Но вот они снова вместе, сидят друг напротив друга…
– Я поверить не могу, – слабым голосом произнесла Барбара, – что ты не забыл меня. Тебе ведь было всего семнадцать, когда мы познакомились.
– Почти как и тебе, – усмехнулся Рудольф. – Теперь мы это знаем.
Из полумрака возникла официантка с двумя тяжёлыми кружками, выпуклые бока которых украшали изображения козлов, вставших на задние ноги. Шапки плотной пены чуть вздрогнули, когда толстые донышки ударили о столешницу.
– За воссоединение, – сказал Рудольф, поднимая кружку. – Пусть даже при таких необычных обстоятельствах.
Они пили пиво и говорили о том, чем занимались последние годы. О работе Рудольфа, о бесконечных переездах Барбары, о разных городах и странах и, конечно, о том, как они скучали друг без друга. А ещё они вспоминали дни, проведённые в Доме-за-плющом, и долгие прогулки по лесу. Барбара ощущала, как невероятная лёгкость общения, которую она испытывала в Серебряном Ручье, возвращается. Как будто ей снова четырнадцать (нет, шестнадцать, шестнадцать!) лет.
– Надо отдать должное твоей матери – она умела заметать следы, – усмехнулся Рудольф. – Пару раз я был очень близко, но, когда приезжал на место, вы уже успевали скрыться. Я находил только недовольных арендодателей, которым фрау Вернер задолжала за месяц.
– Да, это она умела. – Барбара закатила глаза. – Такой стыд! Знаешь, мама всегда старалась сэкономить там, где этого делать не стоило. А ещё она воровала из отелей. До сих пор не могу этого понять!
Обвиняя мать в мелком воровстве и жульничестве, Барбара внезапно вспомнила, что без зазрения совести позаимствовала у вдовы спортивный костюм и колоду карт. Не говоря уже о «МИНИ Купере». «Если выживу и не сяду в тюрьму, всё компенсирую», – подумала Барбара. Она не хотела становиться такой, как мать.
Пивная «У старины Томаса» занимала полуподвальное помещение, и маленькие окошки располагались под самым потолком. Бросив случайный взгляд на одно из них, Барбара увидела за квадратным стеклом в свинцовой раме лишь серый полумрак. От этого зрелища ей должно было сделаться не по себе, но нет. Возможно, она просто устала бояться, а может, свою роль сыграло густое пиво, что варили в этом заведении.
– Стемнело, – сказала Барбара. – Что будем делать дальше?
– Переночуем где-нибудь. – Рудольф достал из кармана телефон и запустил приложение по бронированию гостиниц. – А завтра навестим твоего отца.
– Чем он может нам помочь? Ты же помнишь, что сказала бабушка Ингрид, – Бруно Вернер не смыслит в магии.
– Я должен опросить всех свидетелей по делу. Не забывай, мы с тобой не просто бежим от призраков, как испуганные дети, а ведём серьёзное расследование.
– А я думала, бежим, – улыбнулась Барбара.
– Ну, может, иногда, – сказал Рудольф, изучая предложения. – Вот, есть неплохой вариант неподалёку отсюда.
– А что будем делать, если в отеле начнётся зомби-апокалипсис?
– Не начнётся. Если я правильно понял, Румпельштильцхен обожает превращать каждое своё появление в спектакль. Он не станет повторяться.
– В этом ты, скорее всего, прав.
– И когда мы внесём в отель то, что лежит в твоей сумке, никакая нечисть туда уже не зайдёт. В плане демонов это место станет самым безопасным в городе.
Уже поднимаясь по ступенькам, Барбара поняла, что Рудольф был прав, говоря, что пить пиво на пустой желудок – плохая идея.
«Или наоборот – хорошая?» – подумала она, толкая деревянную дверь и выходя в промозглые сумерки. По ногам разливалась приятная слабость, всё тело казалось непривычно лёгким, а тревоги, страхи и сомнения пусть не исчезли полностью, но будто бы отступили на задний план.
Густой туман скрыл Брауншвейг, как отсыревший театральный занавес скрывает фальшивый городок из картона и фанеры. Именно так и выглядели дома в этот час – плоскими и ненастоящими, не более чем декорации в любительской постановке. Из оконных проёмов на двоих припозднившихся прохожих смотрела чернота, а уличные фонари светили сквозь молочную завесу оранжевым, как парящие над гранитной мостовой хеллоуиновские тыквы. Наверное, Барбаре следовало испугаться, ведь подобный вечер словно специально был создан для призраков, но ей почему-то не было страшно. Она взяла Рудольфа под локоть и просто позволила вести себя сквозь туман. Попетляв по старинным улочкам, они остановились у неприметной двери, над которой светилась лаконичная вывеска «Хостел Нирвана». Рудольф нажал кнопку звонка, за металлической створкой послышалось несколько мелодичных нот, сыгранных на ситаре.
Щёлкнул электронный замок, и Рудольф с Барбарой зашли в небольшой уютный вестибюль, пропахший индийскими благовониями. В напольных кадках росли развесистые фикусы, под которыми сидел терракотовый Будда. Одну стену украшала мантра «Ом», нарисованная прямо на штукатурке, а другую – плетёные мандалы и репродукции из древних индийских трактатов, вставленные в рамочки. На стойке ресепшена расположилась курительница для благовоний и бронзовый Ганеша. Барбара не ожидала обнаружить посреди немецкого городка, насквозь пропитанного бюргерским духом, уголок, вдохновлённый Индией. Впрочем, за стойкой ресепшена их встретил не индус, а типичный голубоглазый немец.
– Я писал вам пятнадцать минут назад, – сказал Рудольф, приближаясь к стойке, – по поводу двухместного номера.
Пока он оформлял и оплачивал номер, Барбара разглядывала репродукции. Обнаружив среди картинок религиозного содержания пару иллюстраций из Камасутры, она как будто зависла. Ноздри щекотал запах сандаловых палочек, откуда-то издалека доносились голоса Рудольфа и администратора, а в голове было пусто. Казалось, древний мастер не просто изобразил эротическое слияние мужчины и женщины, но и наделил рисунок свойством вытягивать из головы все мысли.
Фрау Вернер внушала Барбаре, что любые интимные отношения – это грязно и отвратительно, а раздетые мужчины выглядят отталкивающе. Неизвестно, действительно ли она так думала или только хотела подселить эту мысль своей несовершеннолетней дочери. Барбара не замечала у фрау Вернер любовников, но сейчас склонялась ко второму варианту. Впрочем, её мать, как обычно, противоречила сама себе. Она изучала индийские мистерии, читала сутры и считала брахманов мудрыми учителями. А ведь индусы не считали секс чем-то постыдным и отвратительным.
– Барбара, идём. – Рудольф потряс ключами на деревянном брелоке.
Вздрогнув, девушка слегка покраснела и поспешила к лестнице.
Номер располагался на втором этаже. «Здесь нам ничего не угрожает», – подумала Барбара, поднимаясь по ступенькам мимо очередных иллюстраций в рамочках и фигурок многоруких богов, установленных в полутёмных нишах. Румпельштильцхена так же сложно представить посреди индийского ашрама, как богиню Кали в замке рыцарей-тамплиеров. Ему здесь просто не место.
В небольшом номере царил приятный полумрак. На полу лежали потёртые коврики с индийскими орнаментами, на столе расположился телевизор, размерами больше похожий на компьютерный монитор. Шторы из плотной ткани были задёрнуты. Заперев дверь, Рудольф огляделся и произнёс:
– Сойдёт. Всё лучше, чем ночевать в туалете на автозаправке.
– Здесь просто чудесно. – Отодвинув шторку, Барбара увидела застеклённую дверь. – У нас даже свой балкон есть, представляешь?
– Жаль, я не захватил бутылочку хорошего моравского вина. Мы бы могли сидеть на балконе и потягивать золотистый аурелиус. Я и сейчас считаю, что в Серебряном Ручье нет практически ничего хорошего… но какие же там белые вина!
– А что, я бы не отказалась. – Барбара сняла куртку, бросила её на один из двух стульев и села на кровать, чтобы расшнуровать кроссовки. И, только ощутив под собой упругость матраса, сообразила, что в этом номере всего одна, двуспальная, кровать.
– Знаешь, никогда особо не интересовался Индией. – Рудольф кивком указал на картину, висевшую над кроватью. Там был изображён Будда в красных одеждах, медитирующий у водопада. – Но сейчас готов полюбить всё индийское. Кажется, я по горло сыт немецким фольклором, уж прости.
– А мне нравится Индия. Видел знак «Ом» на стене? – спросила Барбара, скидывая кроссовки и с ногами забираясь на кровать. – У меня точно такой же на руке набит.
– Надо было показать его администратору, – сказал Рудольф. – Может, он бы нам скидку дал.
– Не хочу я ему ничего показывать. Лучше я тебе покажу. – Она задрала правый рукав толстовки. – Вот он, между руническим компасом и пентаграммой.
Рудольф сел рядом и коснулся того места, где фрау Вернер в своей корявой манере изобразила на руке дочери мантру «Ом».
– Это хороший знак, – произнесла Барбара, слегка запинаясь. – Он у меня… на удачу…