Шаг.
Голоса, не принадлежащие представителям человеческих рас, пели на неизвестном мне языке. В унылом, однообразном речитативе угадывались только отдельные слова — и, честное слово, лучше бы они не угадывались…
Шаг.
Сладкий аромат жасмина и скользнувший впереди огненный луч полуденного солнца. Пожав плечами, я сделал последний…
Шаг.
Рассекая мифриловым клинком липкую паутину, я вошел — нет, вышел — на широкий каменный карниз, нависающий над бездной; только в этой области Первозданной Пустоты (Бездны Хаоса?) на дне черной пропасти время от времени появлялись какието образы, остававшиеся неясными для меня, но не для того, кто сидел на краю, беззаботно свесив ноги вниз.
— Каков твой выбо', юноша? — картавым шепотом спросил Он, даже не давая Себе труда обернуться.
— Я хотел бы видеть все карты, Владыка С'ньяк, — ответил я.
— Многие хотели бы этого.
— Однако немногие имеют право и возможность настаивать на своей просьбе.
С'ньяк-Мыслитель одним движением поднялся на ноги и пронзил меня одним из тех взглядов, которые могли вызвать (и зачастую вызывали!) эпилептический припадок у многих чародеев древних времен, осмеливавшихся послать свое сознание за пределы Грани, «дабы принять в свое сердце Сущность Бытия». Взгляд этот, однако, нужного эффекта не произвел; то ли потому, что я находился здесь во плоти, то ли по причине моей «особой» закалки (все-таки я уже неоднократно общался с Властителями, любившими применять аналогичный прием).
— Я не собираюсь уступать, — спокойно сказал я. — Никакого выбора до тех пор, пока вы не откроете карт. Я должен видеть полный расклад, чтобы принять решение.
— Человечишка! — процедил С'ньяк. — Ты желаешь получить п'е'огативы, недоступные даже Ста'шим Ло'дам?
— Возможно, — ответил я с легкой усмешкой, — коль скоро от меня зависит, будет ли свершено то, что не под силу ни одному из них. Твой ход, Мыслитель.
— Проклятье! Да зачем вообще запреты, коль может их переступить любой?
— Эх, Таммас, друг мой, — из всего Совета вопрос такой нас мучит лишь с тобой; а раз нет большинства — нет и преграды.
— К тому же, Ратт, из всех своих Фигур ты выбрал ту, к которой нет расклада. Случайность, скажешь?
— Нет. Уж третий тур идет, а этот гад не убран с поля и память не утратил. Игрокам не подчинить его железной воли, так что пора бы действовать: финал грядет, а Игроков еще немало, и все Арбитры бдят. Не правда ль, Ван?
— Естественно. Но как бы до финала пройти не по известным вам следам? Ведь Древние, рожденные во мраке до наступленья Эры Колеса, — не те друзья, которых я желал бы иметь.
— А есть ли выбор, Ван? Не зря твердил поэт, что «были, есть и будут Они, посланцы бездны темных звезд — отцы порока, властелины судеб, хозяева стихий, владыки грез…»
— Да ладно, Таммас! Я таких цитаток могу тебе нарыть страниц на сто; все это не решает сути главной — кто прав, кто нет, кто чей займет престол. Кому, когда, куда и сколько ставить, чтоб выйти в плюс — по сумме всей Игры. Куда какую армию направить, где отступить, а где взорвать мосты.
— Не стоит препираться без причины. Вы знаете, что должно Колесу уйти вслед за Крестом — и под личиной откроется то самое Лицо, которое со всех иконостасов и барельефов убрано давно. Вы знаете, зачем и как.
— Прекрасно! А дальше что?
— Жизнь, Таммас, — но с умом. Под стершейся Печатью Старших Лордов по-прежнему стоят Его Врата. И все еще живет за ними Тот, Кто поклялся отплатить, — а клятва та, как ни крути, прямое отношенье имеет к нам. Ведь мы — потомки Их. Коль Старшим Лордам не под силу с тенью сражаться было, как же нам одним здесь выстоять? Нет, мы возьмем оружье и выйдем биться — ну а дальше что? Такой ли результат нам вправду нужен?
— Однако, Ратт, еще стоит престол. На Трон Оникса должен сесть, конечно, не Азатот, не Ктулху, не Гастур — но стоит ли надеяться, что мести удастся избежать нам? Всех Фигур ведь не убрать с Дороги Обреченных, а стоит хоть одной достичь конца — и Ключ Теней в запоре повернется, открыв Врата…
— А если взять гонца и отослать «с особым порученьем» в ближайший ад?
— Не выйдет. Первый — Он.
— Какого черта?! Ты не смог решения найти?
— Не смог — ни я, ни Гиддеон, ни даже Ренфильд. Ни одна преграда Его теперь не в силах удержать. Один лишь шанс, что излученье ада Его убьет, позволив нам бежать. Он не бессмертен, и из Преисподней уйти не сможет…
— Крайне мал тот шанс. Я против, Ратт: такого рода козни погубят нас верней, чем Он. Не раз уже бывало так, что Неизбежность в последний миг свою меняла цель. Нам лучше бы вести себя, как прежде, чтоб ускользнуть в открывшуюся щель.
— Открывшуюся где?
— Ты сам подумай…
— Коль вы об этом, стыдно мне за вас.
— Неплохо, Таммас. ЭТО может Судей значительно отвлечь. Готовь заказ.
— Но что нам делать с Древними?
— Молиться.
— Кому? Какой из всех живых богов способен нам помочь?
— Марк Черный Рыцарь, что в Бездне Старших Лордов выпил кровь — за что отмечен был печатью смерти; впоследствии — Страж Крепости Теней. Не раз упоминается в «Сонетах Железных Рун» из Книги Миражей. Как, подходяще?
— Выход… интересный. Ну, Ван, согласен?
— Мне подходит, Ратт. И можете использовать мой, местный проход к пределам Сумеречных Врат.
— Так у тебя имеется заначка?
— Естественно. Я все-таки Игрок со стажем — и не так чтоб неудачник: я просто ощутил, что мой порог на горизонте. Видимо, придется остановиться тут, чтоб продолжать Игру, не натыкаясь на решетки своих же правил — чтоб не вспоминать, что мы — и Игроки, и чьи-то фишки…
— Ну, этого забыть нам не дано. Мне жаль, Ратт, но в дальнейшем третий — лишний. Прощай, друг, и не злись: umesh Raid-ho!
— Стой!
— Поздно, Ван. Ему уж не поможешь.
— Зачем?…
— Причина есть. Любой секрет хранить способны двое, но не больше. Надеюсь, это даст тебе ответ?
С'ньяк оторвался от карниза и, преобразовав нижнюю часть тела в пушистое черное облако, воспарил над Бездной. Подчиняясь его жестам, образы на дне пропасти начали меняться, открывая мне то, что я требовал показать. Сдерживая тошноту, я смотрел вниз, где воскресали картины правления Древних.
— Мы — да', - речитативом пропел Мыслитель, — мы отк'ываем п'осящим сек'еты ста'ого ми'а и даем им силы п'отивостоять неизбежности. Мы — очищение: мы избавляем п'осящих от скве'ны и по'ока, давая им взамен чистое чувство ст'емления к высотам. Мы — честь: наше слово тве'же алмаза, постояннее го' и к'епче стали. Мы — до'ога: п'осящие получают все, что им нужно для достижения цели…
— Потому что вы — и есть цель, — завершил я.
Темные глаза С'ньяка удовлетворенно вспыхнули:
— Ты понял нас. Это даже лучше, чем я мог надеяться. За последние века люди оп'еделенно стали умнее. Иг'а Железных 'ун п'инесла свои плоды.
— Об этом я что-то слышал…
— Вполне возможно. Смот'и!
Мыслитель вызвал из Бездны длинный язык алого пламени и, окунув в него обе руки, начертил в воздухе смутно знакомый узор.
Я побледнел, когда вспомнил, ЧТО это означало.
Символ Игры Железных Рун — предка нынешней Игры.
В моей голове зазвучала любимая поэма Черного Странника — моего двойника, — вырезанная на двери в его доме. Язык Бездны не относится к числу мягких наречий, но сейчас его слова звенели подобно целому оркестру, что только усиливало зловещий эффект поэмы, автором которой был безымянный рифмоплет из Ведьминой Гавани…
Последний день трехлетнего похода,
Последний цикл Игры Железных Рун.
«Грядет приход Свидетелей Исхода! -
Провозгласил провидец. — Ни колдун,
Ни воин не помогут в день расплаты,
И мы обречены на вечный ад -
Коль не найдется тот, кто жертвой страстной
Не одолеет зло, уйдя во мрак…»
Но речи вдохновенные упали
В пустое безразличие. Народ
Шел мимо, в своей спеси не вникая
В его слова. Что он им, тот Исход?
Они отвергли тьму былого мира,
Они забыли строки древних книг,
Они не помнят, что для Арканмирра
Чужие все — и боги и они.
Последний день трехлетнего скитанья,
Последний тур Игры Железных Рун.
Застыли в напряженном ожиданье
Владыки Нереальности: сквозь шум
Им отданного города донесся
Зловещий скрип кладбищенских ворот.
Они не знали, кто посмел без спроса
Прервать их; знали лишь, что он идет.
И выступил из тени Он, одетый
В доспехи Ночи, в плащ Разбитых Грез.
Изгой, спаситель, ангел или демон —
В тот день Его слова решали все.
Был брошен вызов, но на поединок
Не согласились Лорды Миражей,
И договор почетный заключили
Они, чтоб тайну скрыть в краю теней.
Последний день трехлетнего сраженья,
Последний ход в Игре Железных Рун.
Молчит Река Разбитых Отражений,
Молчит сокрытый тенью мертвый Ульм -
Но Арканмирр спасен. И Черный Рыцарь
Был удостоен места в мире грез,
Где ждет свою судьбу, чтоб с ней сразиться
За право пересечь потоки слез…
Не вполне сознавая, что делаю, я обнажил мифриловый клинок и начертил его светящимся острием собственный узор. Где-то в глубине скального массива послышался гул: пробужденная энергия вступила в конфликт с защитой Древних.
— Ты что тво'ишь? — удивленно спросил С'ньяк. — 'азве…
Черное отверстие Прохода, по которому я попал сюда, плотно затянулось серебристой паутиной. Тотчас же кто-то с той стороны попытался разорвать ее, затем в дело пошел топор — но это было уже бесполезно. Знак, сконструированный по образцу лежащей на Вратах Йог-Сотота Печати Старших Лордов, держался надежно.
— Мой выбор сделан, — сказал я, делая шаг вперед.
Пропасть испустила протестующий возглас (как ни странно, несколькими голосами сразу), но слова Мыслителя легко перекрыли их: