лива для будущих арктических баз, либо специально для того, чтобы принять на борт Крепша. Все эти предположения логично вытекают из истории выхода рейдера на просторы Тихого океана. Но туда рейдеру надо еще дойти. И он не просто дошел. Эйссен устроил в дальневосточных водах настоящую бойню, а Советскому Союзу оставил чрезвычайно тяжкое «наследство».
Во время работы над книгой у нас появилась новая версия, которая могла бы все же соединить внешне взаимоисключающие события, связанные с господином Крепшем, кем бы он нп был Гюнтером или Куртом:
• во-первых, как мы уже рассказали, он мог только подняться на борт «Комета» в Готенхафене для передачи неких чрезвычайно ценных документов государственной важности, а затем сойти и уже через Москву к 19 июля прибыть в Мурманск;
• во-вторых, ранее мы рассказали, что Роберт Эйссен в интересах якобы сохранения секретности перехода, официально отказавшись от приглашения советской стороны, дожидался началаледовой проводки в Мурманске. Но затем он привел в Петсамо финский пароход «Эстер Торден», который принял в Баренцевом море для сопровождения тяжелого крейсера «Адмирал Хиппер». И делал он все это как советский «Семен Дежнев» на глазах английской компании «Шелл» и американской компании «Эссо» с весьма внимательными работниками. Почему в этом случае Эйссен не стал оглядываться на секретность похода? Может, для того, чтобы высадить Крепша? Неожиданно, но — версия! К сожалению, мы не знаем, когда произошло это событие. В любом случае у Гюнтера Крепша был реальный шанс совершенно свободно и очень быстро попасть в Мурманск.
И вновь кому-то будет неприятно это прочитать, но сами советские пограничники в 1990-е годы рассказывали о том, что даже с началом Второй мировой войны наша граница на Кольском полуострове не была действительно «закрыта на замок».
Советские пограничные заставы находились далеко друг от друга и контролировали только полуостров Рыбачий да дорогу от поселка Титовка на Мурманск. Вражеские (в воспоминаниях ветеранов всегда германские. — Авт.) диверсанты особо не ломали голову, как проникнуть в Мурманск. Они просто шли по безлюдной тундре и не часто попадались нашим пограничникам. Этой дорогой мог прибыть в Мурманск и Крепш. Хотя данная версия чрезвычайно хлипкая.
Но продолжим рассмотрение подробностей дальнейшего похода «Комета» по Севморпути.
Океанский оборотень на трассе Севморпути
Переход по Севморпути достаточно подробно и скрупулезно Р. Эйссен описал в своей газетной статье, опубликованной в 1943 году. Выше мы уже включили в наш рассказ несколько выдержек из данной статьи. И продолжим далее этот рассказ от первого лица, который во многом приоткрывает нам весьма своеобразный характер будущего адмирала. Да и сам путь рейдера «Комет» по трассе СМП мы будем рассматривать, опираясь на факты, которые приводит лично Р. Эйссен, естественно добавляя к ним свои комментарии и некоторые архивные документы НКВД, с которыми нам удалось ознакомиться благодаря уже указанной ранее публикации А. Черепкова.
Но сначала напомним читателям хронологию событий, начиная с момента прохождения рейдером северной оконечности Скандинавского полуострова. Еще во время стоянки в Бергене капитан-цурзее Роберт Эйссен получил первую радиошифровку из Москвы, в которой указывалось, что не позднее 15 июля «Комет» должен быть в районе пролива Югорский Шар и войти в состав каравана, идущего на восток. Казалось, все идет по плану, который был согласован еще в Берлине. Но неожиданно вслед за первой приходит новая шифровка, полностью отменяющая предыдущую и информирующая Эйссена о том, что в связи с тяжелой ледовой обстановкой на трассе Севморпути ранее 1 августа караван не выйдет. Позже даже была оговорена встреча с ледоколом, которая могла бы состояться у Новой Земли 2 августа. По поводу всей этой радиопереписки Р. Эйссен напишет вполне откровенно:
Слушание советского эфира позволило нам прийти к заключению в конце месяца, что движение судов по Северному морскому пути идет полным ходом. Позже, 27 июля, я получил очередную радиограмму, в которой сообщалось, что Советы обнадеживают настем, что встреча следоколом может произойти в ближайшие дни и что развитие ситуации оценивается ими как благоприятное. Однако вплоть до 1 августа никаких сообщений о выходе к месту встречи не поступило. И вот тут это ожидание стало меня тяготить. Наконец 2 августа из Берлина пришла радиограмма примерно такого содержания: что наш корабль отправится в путь вместе со вторым советским караваном, место встречи и время встречи будут сообщены дополнительно.
Подтверждение этой радиограмме Эйссен получает и из Москвы от представителя И. Папанина. Далее Р. Эйссен пишет:
Когда и 6 августа не поступило никаких сообщений о предполагаемом месте встречи, то мое беспокойство стало усиливаться. У меня впервые закралось подозрение, что, возможно, Советы умело занимаются политикой затягивания. Может быть, они согласились дать лоцманов и ледоколы для проводки по Северному морскому пути только для того, чтобы потом в решающий момент вовсе не думать об осуществлении проводки судна. Я знал, в каком секрете Советы держали все сведения о том, что происходило в сибирских водах, и на каком расстоянии они старались держать от них любого иностранца. Несомненно одно: до конца года они нашли просто временное компромиссное урегулирование вопроса с Германией и никаким образом не были обязаны оказывать помощь немецкому судну за пределами или в пределах своих государственных вод.
Но мы уже высказывали предположения о том, кто вполне мог здесь стать инициатором движения только через пролив Маточкин Шар. Итак, так называемое испытание временем, вероятно, специально придуманное Р. Эйссеном для прикрытия своей профессиональной активности на Баренцевом море, закончилось. Впереди начиналась настоящая Арктика и необходимость выполнения главного задания, ради чего в ОКМ задумывалась и разрабатывалась проводка немецкого рейдера по Севморпути.
Однако дальнейший путь в Арктику Эйссен начал с очередного изменения обличья своего корабля. Ему уже не были нужны советские «Семен Дежнев» или «Дунай», а понадобился комфортабельный немецкий теплоход — «Донау», с портом приписки Бремен, который в прежнее время никогда не смог бы здесь появиться. В новом обличье «Комет» имел черную трубу, ослепительно белые надстройки, броский красный пояс ватерлинии. Правда, какой флаг был поднят на его мачте, и сегодня остается загадкой.
К утру 14 августа «Комет» уже был у входа в пролив Маточкин Шар, но советского ледокола «Ленин» здесь не оказалось, так как в это время он вел по Карскому морю подводную лодку Щ-423.
Р. Эйссен решил самостоятельно, не рассчитывая на советских лоцманов, войти в ново-земельский пролив. И примерно в 3 милях от входа увидел на берегу небольшой поселок из 3 домов и 4–5 складских сооружений, на рейде которого стояло несколько судов. В очередной раз встав на якорь, Эйссен отправил на берег шлюпку для выяснения обстановки. Оказалось, что в поселке прихода «Комета» давно ждут известнейшие на севере лоцманы — ледовые капитаны Дмитрий Сергиевский и Афанасий Карельских, которым предстояло вести рейдер от Новой Земли до Берингова пролива. Знаете, что особо примечательно для военных историков в прочитанном вами абзаце?
Дело в том, что Маточкин Шар — это чрезвычайно узкий пролив между северным и южным островами Новой Земли. Даже в ясную погоду его западный вход с моря настолько неприметен, что капитаны, впервые посещающие этот район, обычно не сразу даже могут его найти. Например, знаменитый русский арктический мореплаватель Федор Литке, которому в 1827 году было поручено произвести съемку Маточкина Шара, в течение пяти дней тщетно искал вход в этот пролив и сначала вернулся в Архангельск, так и не выполнив проученное задание. Эйссен уж слишком быстро нашел вход в пролив, в котором, по его словам, он никогда не бывал. А может, штурманы «Комета» во главе с капитан — цурзее Эйссеном хорошо знали место пролива и навигационные ориентиры для неприметного входа в Маточкин шар?
Вот как описывает этот пролив известный советский исследователь Арктики Владимир Визе в своей книге «На „Сибирякове“ и „Литке“ через ледовитые моря», которая вышла в свет в издательстве Главсевморпути в 1946 году:
Маточкин Шар — одно из самых живописных мест советской Арктики. Длина пролива равна 95 километрам, ширина его в среднем составляет 2 километра, но местами пролив сужается до полукилометра. С обеих сторон громоздятся покрытые вечным снегом горы до тысячи метров высотой. В некоторых местах с гор сползают небольшие ледники. По своему характеру Маточкин Шар напоминает типичный норвежский фиорд.
Маточкин Шар обычно вскрывается в первой половине июля и очищается ото льдов к середине августа, но когда мы проходили через пролив (31 июля 1932 года. — Авт.), он был уже свободен ото льдов.
Отсутствие в проливе обещанного ледокола и встречу с советскими лоцманами Р. Эйссен в своей газетной статье описал весьма своеобразно:
Они (лоцманы. — Авт.) сказали, что, мол, ждут наше судно уже 8 дней и что только что получили указание возвращаться домой. Может быть, это была очередная попытка Советов освободиться от данного ими согласия сопровождать нас по северному пути, просто заявив, что, мол, ждали меня достаточно долго, но напрасно. И скорее всего, им бы это даже удалось, если бы я не появился в проливе Маточкин Шар так быстро.
Далее Р. Эйссен добавляет, что «по характеру заданных вопросов и высказанных возражений можно было понять, что ледовые лоцманы получили из Москвы указание доказать командиру, что судно тем или иным образом не подходит для прохождения по Северному пути».
Вполне естественно, что немцы не могли знать, что факт назначения на рейдер лоцманами таких известных ледовых капитанов, какими были Д. Сергиевский и А. Карельских, является гарантией благословления ледовой проводки на самом верху советского руководства и находится под особым контролем Сталина. А также о том, что советским лоцманам придется выполнять всю работу так и не попавшего на борт рейдера советского оперативника из НКВД.