«У каждого из нас было по саням, — пишет Мак-Клинток, — которые тащили четверо людей и, кроме того, отдельные санки, запряженные собаками в сопровождении погонщика. Мистер Петерсен сам предложил свои услуги управлять моей собачьей упряжкой, — предложение слишком ценное, чтобы его можно было отклонить, — и, действительно, выполнял эти обязанности до конца. Наших пять истощенных от недоедания молодых собак мы запрягли, впервые в их жизни, в маленькие сани. Этими собаками я правил сам, намереваясь продать их эскимосам в том случае, если бы удалось заставить их тащить так далеко взятое для них продовольствие.
«Шествие выглядело внушительно и было действительно очень любопытно: пять саней, двенадцать человек и семнадцать собак разной величины и вида. На корабле был поднят большой флаг, а на наших санях — веселые шелковые флажки. Мои сани были украшены красивым флагом, подаренным мне леди Франклин. Ее имя было нашито белыми буквами на красном поле, окаймленном белой вышивкой. Флаг был изготовлен сестрами капитана Коллинсона.
«Снаряжение, которым были нагружены наши сани, имело следующий вес18 (вес снаряжения партии Хобсона и Юнга был почти одинаковый):
«Ноша, предназначенная для каждого из людей, составляла в среднем 200 фунтов, для каждой собаки —100 фунтов.
«Продовольствие состояло, главным образом, из мяса сваренного с салом, бисквита и чая; кроме того, у нас было немного вареной свинины, рома и табака.
«Так как мои спутники не привыкли носить больших тяжестей, а сани были основательно натужены, то мы скоро утомлялись и поэтому двигались медленно. Ночью сделали остановку у Длинного озера. Во второй день мы дошли до западного моря, а на третий, с помощью парусов, поднятых на санях, настолько продвинулись вперед, что оставили в нескольких милях позади себя остров Эрчедек.
«Продвигаясь вперед, мы забирали запасы из различных складов, которые были устроены с такими трудностями и опасностями осенью. В конце концов у нас оказалось так много груза, что нам пришлось итти вдвое медленнее. Шесть дней мы настойчиво продвигались таким же утомительным путем, пока (15 апреля) не достигли 71°7′ северной широты по низменному известняковому берегу, который от этого пункта переходит почти в прямую линию, простираясь к югу на 60–70 миль. Мы начали теперь оставлять кое-где провиант, чтобы обеспечить себе питание на обратном пути. Тащить по ровному снегу весь остальной провиант, рассчитанный приблизительно на 6 дней, было совсем легко.
«До сих пор температура была низкой, доходя часто до 30° ниже нуля; по временам дули резкие северные ветры и светило яркое солнце. Снег ослепительно блестел и, хотя мы носили цветные стекла, все же большинство из нас сильно страдало от воспаления глаз. Кожа на наших лицах покрылась пузырями, губы и руки растрескались. Кажется, никогда еще никто не был так изуродован соединенным действием яркого солнца и исключительно холодных ветров. По счастью, у нас не наблюдалось случаев полного отмораживания, но почти у всех были обморожены лица и пальцы.
«20 апреля на 70°5′ северной широты мы встретили две семьи эскимосов, всего двенадцать человек. Их построенные из снега хижины находились на льду в ¾ мили от берега. Занимались они охотой на тюленей. Это были те самые эскимосы, с которыми я познакомился в феврале у мыса Виктории.
«Вход в их хижины был настолько высок, что войти в них можно было не становясь на четвереньки, а ледяная плита на крыше допускала во внутреннее помещение достаточно света. Сделанные из снега скамьи вышиною в два фуга, занимавшие половину пространства каждой избы, были покрыты шкурами оленей и служили местом отдыха для всей семьи. По углам стояли скамейки, также из снега, заменявшие кухонные столы. Около них сидела хозяйка, возившаяся со стоявшей тут же каменной лампой и каменной кухонной посудой, развешанной над скамейкой. Лампой служил небольшой открытый сосуд, горючим — тюлений жир, а фитилем — сушеный мох. Трутницей был мешок из тюленьей кожи с мягким сухим мхом, а куском железного колчедана и ниткой хозяйка высекала огонь.
«Мы заметили две широких лопаты для отгребания снега, сделанных из досок красного дерева, несколько длинных ручек от багров, лук из английского дуба, два ящика из-под мясных консервов и часть футляра от большого телескопа или барометра.
«Я обратил также внимание на нож, на котором были заметны неразборчивые знаки, какие обыкновенно ставятся на морских кортиках или шпагах. Один из эскимосов сообщил нам, что нож был поднят около выброшенного на берег корабля; нож был в то время длиною с его руку, но эскимосы разрезали его вдоль, чтобы получить из одного несколько. На наши нетерпеливые вопросы туземцы сообщили, что два корабля были замечены жителями острова Короля Уильяма: один из них затонул на глубоком месте и с него ничего не удалось получить — обстоятельство, о котором они очень сожалели. Другой корабль был выброшен льдами на берег, и они предполагают, что он — или, вернее, его обломки — сохранились до сих пор. С этого корабля они получили много дерева и других предметов.
«Место, где разбился корабль, по-эскимосски называется Ут-лу-лик. Прежде там жило много эскимосов, но теперь их осталось очень мало. Всем им досталось много дерева.
«Большую часть этих сведений сообщил молодой человек, у которого мы купили нож. Старый У-на-ли, который в марте пытался набросать нам карту, чтобы показать место, где затонул корабль, на этот раз отвечал также на наши вопросы относительно второго корабля, выброшенного на берег. Тогда он не говорил о нем ни звука, хотя мы и спрашивали его, знают ли эскимосы о втором судне. Я думаю, что он с удовольствием оставил бы нас в неизвестности относительно оставшихся на берегу обломков корабля и что молодой человек проговорился о них лишь нечаянно.
«Последний сообщил также, что на борту был найден труп широкоплечего человека с длинными руками. Он прибавил при этом, что рассказал нам все, что запомнил и что сам он в момент гибели кораблей был еще ребенком.
«Оба эскимоса сообщили нам, что корабли потерпели крушение в августе или сентябре, что все «белые» отправились к «большой реке», захватив с собой одну или несколько лодок, и что следующей зимой были найдены кости.
«Эти две эскимосские семьи доходили, охотясь на тюленей, до группы островов Тасмании19 на 74°25′ северной широты и возвращались затем к себе в Нейтчили. Те, которых мы встретили у мыса Виктории, также шли туда. Как сообщили нам эскимосы, ближайшие туземцы находятся в настоящее время на острове Амиток, на расстоянии десятидневного пути. Может быть они так называли острова Мэтти?
«Мы приобрели у эскимосов тюленьего жира и мяса, а также двух собак. На следующее утро У-на-ли сожалел об этой сделке, или может быть только притворялся, что жалел, но во всяком случае мы не возвратили ему собак. Он пытался украсть у нас из саней оловянную посуду и, может быть, для того, чтобы заслужить наше расположение, сообщил нам, когда мы уже отправлялись в путь, что в марте его соотечественники следовали за мной при моем возвращении к кораблям, обнаружили наш склад жира и предметов, предназначенных для обмена, а также оставленные там два пистолета и унесли все это с собой в Нейтчили. Нечего сказать, приятное известие! Очевидно, склад был обнаружен их собаками, почуявшими запах жира, так как все эти предметы были спрятаны под снегом на глубине 4 футов, а сильные ветры должны были стереть все следы на поверхности.
«Я был рад тому, что мы приобрели обеих собак у эскимосов, так как это могло помешать им разыскать наши следы, расположенные к северу. Зная теперь о том, насколько ненадежно положение всех наших складов, расположенных на территории, по которой кочуют эскимосы, я решил проявлять в будущем особую осторожность. Жаль было потери пистолетов, так как теперь у нашей партии не осталось другого оружия, кроме двух ружей.
«У-на-ли говорил нам при первой встрече, что один из его соплеменников очень болен. Не видя больного ни в одной из хижин, мы забыли об этом, пока Петерсен перед отъездом не рассказал нам, как У-на-ли описывал ему вертящийся барабан револьвера. Я подумал, что один из эскимосов мог получить ранение и зато они научились теперь, как взводить курок и заряжать пистолеты.
«У-на-ли хорошо знал береговую линию до пролива Белло и называл расположенные там мысы, хотя никогда и не бывал сам так далеко на севере. Он подробно расспрашивал о местоположении нашего корабля, его величине и количестве людей. Если бы он мог совершить такой далекий путь с женой и несколькими маленькими детьми, без саней и собак, я думаю, что он отправился бы в порт Кеннеди. Мы не укрепляли в нем этого намерения, тем более, что его жена была одной из самых назойливых женщин, из числа тех, которых мы видели в марте у мыса Виктории.
«Известие относительно судьбы обоих пропавших кораблей было чрезвычайно важным, и нам оставалось только найти, если это окажется возможным, обломки выброшенного на берег судна.
«Продолжая наш путь, мы пересекли обширную бухту, идя по гладкому льду и самому ровному и твердому снегу, который я когда-либо видел. Тут должно было быть много чистой воды прошлой осенью.
«Около Магнитного полюса мы обнаружили семь или восемь сделанных из снега хижин, недавно покинутых эскимосами. 26, 27 и 28-го мы вынуждены были просидеть в наших палатках из-за чрезвычайно резкого юго-восточного ветра и сильного мороза. Пока продолжался этот ветер, было очень холодно в нашей маленькой палатке, и пары от варившегося мяса и чая вместе с нашим влажным дыханием сгущались в большом количестве на внутренней стороне палатки, так что при каждом толчке на нас падал мелкий снег, пронизывавший и увлажнявший наши одеяла-мешки.
«Утром 28-го мы достигли мыса Виктории, где я и Хобсон расстались. Последний направился прямо к мысу Феликс на острове Короля Уильяма, в то время как я взял курс южнее. Не решаясь устраивать продовольственных складов на этом берегу, мы захватили все запасы с собою, намереваясь оставить небольшую часть провианта на островах Клэренса.