«Замечательно, что, когда в 1830 году сэр Джемс Росс открыл мыс Победа, он назвал два пункта, видимых оттуда, мысом Франклина и мысом Джен Франклин. Восемнадцать лет спустя суда Франклина были покинуты экипажем почти в пределах видимости этих пунктов.
«Этим кончаются мои поиски следов погибших в экспедиции Франклина. Хобсон обнаружил еще два гурия и много остатков экспедиции между указанным выше пунктом и мысом Феликс».
Из каждого пункта, где находились какие-либо следы погибших, наиболее интересные предметы были забраны с собой, таким образом составилась довольно значительная коллекция.
«Здесь уместно привести мнение Хобсона, совпадающее с моим, что эскимосы не посещали ни одного из пунктов, расположенных на берегу между мысом Феликс и мысом Крозье после трагического отступления на материк команды погибших кораблей в апреле 1848 года. Этим только и можно объяснить, что ни спрятанное в гуриях, ни разные предметы, в большом количестве разбросанные около них и представлявшие для эскимосов громадную ценность, ни даже плавник не были ими взяты. Всего этого эскимосы не видели, и их сообщения о том, что «белые люди падали и умирали в пути», относятся только к береговой линии, к югу и востоку от мыса Крозье, где мы не нашли никаких следов погибших.
«Трудно предположить, что столь ужасающая смертность могла развиться так скоро уже в 80 милях санного пути от покинутых кораблей — на таком именно расстоянии суда находились от мыса Крозье. Невероятно также, чтобы мы не заметили обломков корабля, если бы они были, так как там нет островов, которые могли бы задержать корабль, если бы ему пришлось выброситься на берег. Напротив, к югу таких островов очень много, так что судно, теснимое льдами, с трудом могло бы пробиться между ними и достигнуть берега».
Мак-Клинток имел основания быть довольным результатами своих и хобсоновских санных поездок. Вслед за Хобсоном он повернул назад, к судну, в сознании выполненной задачи. Этого чувства было более, чем достаточно, чтобы дать путешественникам силу стойко перенести трудности последних этапов пути к их маленькому «Фоксу».
Покинув район мыса Победа, Мак-Клинток взял курс на восток. «По суше мы переправились на восточный берег, — рассказывает он, — и достигли наших складов у входа в порт Парри 5 июня после тридцатичетырехдневного отсутствия. Отсюда я предполагал продвинуться вдоль берега к мысу Сэбин, чтобы избежать тяжелого льда, который мы встречали, направляясь в апреле прямо от мыса Виктории. Кроме того, я рассчитывал сделать еще некоторые магнитные наблюдения.
«Когда мы приблизились к бухте Принца Джорджа, начались туманы, и нам пришлось укрыться в ней, отказавшись от попытки продолжать наше продвижение. Мы достигли земли, как мне показалось, на противоположной стороне, откуда можно было бы направиться к мысу Сэбин, но, когда погода прояснилась, мы увидели к югу длинный низменный остров, что привело меня в крайнее недоумение. Я установил, что мы открыли проход, ведущий из залива Принца Джорджа в пролив Веллингтона, на расстоянии около 8 миль к югу от мыса Сэбин.
Это открытие стоило нам целого дня, что было крайне неприятно, так как мы ежедневно с тревогой ожидали наступления оттепели, которая чрезвычайно затрудняет всякое передвижение. А ведь до нашего корабля было добрых 230 миль! В этом проходе мы нашли покинутое селение, состоявшее из семнадцати снежных хижин. Одна из них была необычно обширной —14 футов в диаметре. Здесь моя спутники собрали достаточно жира, чтобы обеспечить нас топливом на весь обратный путь. В каждой хижине, а также около них, на льду валялись щепки и стружки. В одной из хижин я нашел детскую игрушку — миниатюрные деревянные сани. Никаких следов эскимосов ни на том, ни на другом берегу мы не нашли, да и вообще я не встречал их с того времени, когда мы покинули западный берег острова к югу от мыса Крозье.
«Пройдя около восточного конца пролива, мы несколько сократили наш путь переходом по суше и достигли, таким образом, морского берега в 3 или 4 милях южнее мыса Сэбин. Дорогой мы видели немного куропаток, двух песцов и молодого оленя. Земля была покрыта кое-где зеленью, а звери посещали эту местность, по-видимому, в изрядном количестве. Контраст между нею и низменными бесплодными берегами, откуда мы только что пришли, был поистине поразительным.
«Нельзя представить себе места более печального и пустынного, чем западный берег острова Короля Уильяма. И Хобсон, и я в значительной степени испытали это. Хобсон пробыл на этом берегу свыше месяца. Климат западного берега значительно отличается от климата восточного. Первый более открыт действию северо-западных ветров, и на нем наблюдаются почти постоянно холодные туманы.
«Почва на острове Короля Уильяма в большей своей части бесплодна».
«Поверхность земли покрыта бесчисленными озерами. Сказать, что остров, как мы этого ожидали, «изобилует оленями и мускусными быками», — нельзя ни в коем случае. Последних, по словам эскимосов, на острове нет совершенно, олени же встречаются очень редко.
«8 июня мы впервые увидели уток и черных турпанов, летевших к северу. Миновав крайнюю оконечность мыса Виктории, около которого мы увидели покинутые снежные хижины наших мартовских знакомых, и пройдя вскоре после этого через устье глубокого залива к северу от него, мы снова добрались до низменного известнякового берега Бутии Феликс. В этом заливе под прикрытием острова корабли могут найти защищенную от напора льдов гавань и сносное убежище на зиму.
«Я не имел возможности задержаться у Магнитного полюса, не удалось мне также найти и следов гурия Росса, но, идя вдоль берега, при каждой остановке мы тщательно наблюдали наклонения магнитной стрелки. В продолжение всей нашей поездки я пользовался каждой возможностью, чтобы производить эти интереснейшие наблюдения, часто посвящая им шесть или семь часов во время остановок на отдых. Однако инструменты, которыми мы были снабжены для этой цели, оказались плохо приспособленными, так что мне приходилось напрасно тратить много труда и времени и получать меньшие результаты, чем те, которые могли бы быть получены, если бы инструменты были в порядке».
Мак-Клинток и Хобсон очень торопились к месту зимовки «Фокса», так как стоял июнь месяц, и в воздухе чувствовалось уже теплое дуновение наступающей весны. Необходимо было во что бы то ни стало поспеть к цели до начала распутицы.
«Растаяло уже много снега, — рассказывает Мак-Клинток. — Освободившиеся от снежного покрова вершины сильно выделялись, образуя как бы длинные темные горизонтальные линии, возвышающиеся одна над другой и теряющиеся из вида в глубине острова. Кое-где мы находили раковины и кораллы. Нам удалось также подстрелить несколько белых куропаток.
«13 июня. На 71°10′ северной широты известняк сменяется гранитом, и поверхность земли становится возвышеннее. В расщелинах гранитных скал в изобилии показалась вода, появилась она в некоторых местах и над морским льдом. Стало очевидно, что в один-два дня снег должен будет уступить летнему теплу. Мы теперь часто видели птиц.
«Нам удалось открыть узкий проход к востоку от того, что расположен между группой островов Тасмании, и по которому мы с трудом прошли в апреле. Открытый новый проход был наполнен мягким льдом и оказался много короче.
«В одном из наших складов мы обнаружили письмо Хобсона, из которого было видно, что он опередил нас на шесть дней. Между прочим, Хобсон сообщал о своей серьезной болезни. Уже много дней он не мог итти, и его везли на санях. Спутники Хобсона спешили изо всех сил доставить его скорее на корабль, где ему могла быть оказана медицинская помощь Мы также прилагали все усилия к тому, чтобы двигаться быстрее из опасения, что потоки растаявшего снега, стекавшие из лощин, сделают лед непроходимым.
«15-го снег, покрывавший льды, повсюду начал поддаваться действию повысившейся температуры. Следовало, впрочем, радоваться уже тому, что он оставался крепким так долго. Начиная с этого дня, продвижение вперед стоило огромного напряжения как для людей, так и для собак. Подмороженная смесь из воды и снега, по которой приходилось передвигаться, менее всего была нам приятна. Она часто доходила людям до колен.
«Нам удалось достигнуть пролива Фельз утром 18 июня, и мы раскинули палатку как раз в то время, когда начался унылый дождь, продолжавшийся большую часть дня. Продвинувшись вперед на несколько миль по льду Длинного озера, мы нашли, что продолжать таким образом путь совершенно невозможно, вытащили сани из растаявшего льда и оставшиеся до корабля 16–17 миль решили итти сухим путем. Бедные собаки настолько устали и изранили себе лапы, что мы не могли заставить их следовать за нами, и они остались у саней.
«После очень утомительного карабканья по холмам и покрытым снегом равнинам мы сразу приободрились, увидев нашего бедного, дорогого покинутого «Фокса», и вступили на палубу его 19 июня, поспев как раз к позднему завтраку.
«Суббота, 2 июля. По возвращении на корабль я осведомился прежде всего о Хобсоне, оказавшемся в худшем состоянии, чем я предполагал. Он возвратился 14 июня, не будучи в состоянии не только ходить, но и стоять без посторонней помощи. Но он уже начал поправляться и был в прекрасном расположении духа. Христиан застрелил несколько уток, которые вместе с консервированным картофелем, молоком, крепким элем и лимонным соком составляли великолепное диетическое питание для больного цынгой. Все остальное обстояло довольно благополучно, замечались только слабые признаки цынги у двух-трех матросов. Судно выглядело чистым и нарядным, насколько это было возможно, и все выполняли охотно и хорошо свои обязанности во время моего отсутствия.
«Врач осведомил меня о смерти Томаса Блэквеля, корабельного стюарта, последовавшей пять дней тому назад от цынги. Он был болен цынгой уже в апреле, когда я покидал корабль, и врач испробовал без сомнения все средства добиться его скорейшего выздоровления и поднять его ослабевшую энергию. Но больной, не надеясь поправиться, потерял всякий интерес к окружающему, и под конец его насильно выводили на палубу, чтобы заставить подышать свежим воздухом. Товарищи Блэквеля слишком поздно сообщили, что он питал отвращение к кушаньям, приготовленным из консервов, и всю зиму питался одной соленой свининой. Он не любил также консервированного картофеля и ел его только тогда, когда от него требовали этого насильно, а также не надевал чистого белья, которое его товарищи готовили ему из сострадания. Все же смерть Блэквеля последовала несколько неожиданно: он