Когда я поднялся наверх, глядя на выбитые стекла и проломленную переднюю стенку ограждения, мысленно выругался: «Ну вот, только вышли из ремонта, и опять придется вставать на ремонт, будь оно неладно. И кого это там угораздило подставиться под нас».
Осматриваюсь вокруг, вдали, у самого горизонта, на западе проглядывала полоска суши, которой, по идее, не должно быть, но она была. А так, насколько взгляда хватало, горизонт был чист. Менее чем в двухстах метрах расплывалось масляное пятно, посреди него плавали какие-то обломки. «Сейнер или еще что?» — пронеслось у меня в голове.
— Что за черт, вам не кажется, здесь слишком тепло для Арктики, — заметил наш второй штурман Дима Мамаев по кличке Мамай. — И солнце высоко, в наших широтах так не бывает! Это не север. Интересно, куда мы попали.
— А правда, где это мы вынырнули? — проговорил я. — Какая-то аномалия? Не может быть так тепло, хотя сейчас и лето. Определить местонахождение, — сказал я, повернувшись к штурману.
— Человек за бортом! — раздался голос сигнальщика.
Мы посмотрели в сторону обломков, там в волнах прыгала голова.
— Бот на воду, спасти человека! — скомандовал Петрович.
— Товарищ командир, — раздался голос второго штурмана, — спутниковая система не работает, спутники не отвечают, будто их там нет.
— Как не работает? Может, после столкновения антенны повреждены? — предположил я.
— Да нет, все в порядке, повреждений нет, просто спутники исчезли, — выдохнул Мамай.
— А другие спутники как?
— Да никак, их просто нет.
— Как нет? И куда же они делись?
— Да не знаю я, куда они все подевались! Ни ГЛОНАСС, ни Джи-Пи-Эс, ни гражданских связных!
— Остальные системы работают?
— Да, остальные все в рабочем состоянии.
— Задействовать все системы и определить местонахождение.
Через несколько минут наверх поднялся Сан Саныч с озадаченным лицом и, осматривая море вокруг лодки, посмотрел зачем-то на солнце.
— Командир, я, конечно, извиняюсь, но мы заплыли черт знает куда. Так как глубины под лодкой и рельеф дна не совпадают с Баренцевым морем, а все данные указывают на то, что мы в Атлантике, где-то недалеко от побережья Америки, где точно, потом доложу.
И вот еще одна сцена из «Ревизора». Тишина повисла примерно на минуту. Ну просто Н.В. Гоголь, «Ревизор», последний акт, немая сцена. Потом она прервалась матом.
— Ты это серьезно?
— Обижаешь, командир.
Мне больше всего сейчас хотелось ляпнуть что-то типа «Да как мы сюда попали, только что были в Баренцевом море, а теперь за тысячи миль, где-то около Америки. Да этого не может быть, да что тут за б… происходит, кто-то может нам хоть что-то объяснить?». Но я сдержался: командир по должности обязан знать ВСЕ, а если нет, ни в коем случае не показывать это подчиненным. Потому я авторитетно изрек, указав на возвращающийся бот:
— А вот мы у того спросим. Он местный? Значит, должен что-то знать! Тогда и решим, что наверх докладывать!
Спасатели подняли на борт какого-то бородатого типа в некогда белой рубашке и вроде бы форменных брюках, но босого. Он был в шоке, его трясло так, что зубы стучали, он таращился на нас с жутким испугом и что-то причитал себе под нос.
— Узнали, кто он и откуда?
— Нет, все время бубнит что-то невнятное. Никаких документов при нем нет, вообще ничего в карманах.
— Этого вниз, в медблок, обтереть, обогреть, переодеть, — скомандовал я, — а нам — срочно убираться отсюда, пока не прихватили. Все вниз, погружение!
Погрузились неглубоко — под перископ. Вели сканирование эфира и окружающего пространства, так что могли быстро нырнуть на глубину. Решив, что срочных дел больше нет, а самое срочное — установить, как мы сюда попали, — наведались вместе с Петровичем к нашему «гостю» в медицинский отсек. Войдя, я сначала увидел нашего Комиссара с загипсованной рукой, который что-то доказывал бортовому медицинскому светилу Святославу по кличке Князь. Потом обратил внимание на нашего спасенного, сжавшегося на койке в углу.
— Док, что с Григорьичем?
— Перелом лучевой кости, не менее месяца походит в гипсе. Вот я ему предлагаю: пока далеко не ушли, надо вызывать вертолет, переправить на берег и подождать замену. А он ни в какую. Говорит, останется до конца похода. Это его последний поход, и в отставку. Если мы его сейчас снимем, говорит, все пойдет прахом. А возвращаться — плохая примета, удача отвернется.
— От нас и так удача отвернулась с этим, мягко говоря, инцидентом. Ну а этот как, в порядке? — указал на второго пациента.
— Да в принципе все в порядке, наглотался воды, шок, несколько царапин да ссадин и большой синяк на спине, переломов нет. Но похоже, ударился головой обо что-то. Хотя и на голове ни ссадин, ни шишки, — заключил наш эскулап.
— Четверть часа в воде? — усомнился Петрович. — Рановато, чтобы рехнуться. Чай, не десять суток на плоту в одиночку.
— Так мне пришлось его обследовать с помощью двух матросов — не давался. Думал, с ним что-то очень плохое хотят сделать. Кастрировать, например. Сейчас вроде успокоился, но все равно, вы только посмотрите на него, глаза из орбит выскакивают, все время крутит головой, того и гляди отвалится. Похоже, это немец, немецкий не спутаешь ни с каким языком. Твердит что-то одно и то же на своем собачьем языке, а что это он там лает, надо нашего снабженца спросить, он знает немецкий.
— Старший мичман Сидорчук, срочно зайти в медблок, — раздалось по громкой связи.
— Мы что, какое-то корыто или шхуну с немцами утопили? — пошутил Князь. — Ну так им и надо, пусть не подглядывают, когда российский флот напрягает мышцы. А то каждый норовит в наш огород залезть. И все же, откуда они здесь взялись, вот будет шуму на всю округу, и нас за яйца подвесят, мало не покажется.
— Князь, помолчи, без тебя тошно, еще ты со своими приколами, — вошел Сидорчук с докладом, но тут же замолк, глядя на нас, ничего не понимая.
Утопленник забился в угол и с широко раскрытыми от ужаса глазами взирал на все происходящее, явно принимая нас за племя людоедов, которые сейчас подвесят его на вертел и начнут поджаривать.
— Доктор, дай чего-нибудь успокоительного, чтобы прийти в себя после таких известий. Шарики за ролики заскакивают, серое вещество вскипает. Не часто лодка за мгновение перемещается за тысячи миль. И природу этого феномена никто не сможет объяснить.
— Как за тысячи? Какие тысячи? А мы что, разве не в Баренцевом море?
— Нет, Князь! Мы где-то в Атлантике, у берегов Америки.
— Ну не х… себе, и как мы сюда попали?
— Сам в шоке. Знать бы, как это все произошло. Доктор! Ну ты будешь снимать мне стресс или нет?
После минутной задержки, переваривая только что полученное известие, доктор, глядя куда-то в стенку, словно к чему-то прислушиваясь, сказал:
— Самое лучшее лекарство от всех стрессов — стопка спирта, командир. А может быть, и две.
— Ты опять со своими шутками.
— Какие уж тут шутки, после таких известий. А как же этот, он-то тогда откуда?
— Сейчас расспросим, может, он что-то знает и расскажет.
— Товарищ капитан первого ранга, вы только что упомянули про какую-то Америку.
— Да, Валентин Григорьевич, по каким-то неведомым нам природным или дьявольским причинам, я не знаю, как это еще назвать, мы оказались в Атлантике.
— Но это же невозможно, что о нас скажут, если мы об этом доложим наверх? Да нас после этого всех посчитают, мягко говоря, не в себе и упрячут в психушку. Всего-то три часа прошло после погружения, а вы уверяете, что мы кого-то протаранили у берегов Америки.
— Вот и мы не верим и хотим поговорить с этим немцем. Богдан Михалыч, расспроси его, с какого он судна, что здесь делал, сколько их было, куда шли, ну и все такое.
Поначалу мичман ничего не мог добиться от этого чокнутого. Тот таращил глаза и молился чему-то, однако его ответ нас снова вверг в шоковое состояние. Оказывается, мы протаранили немецкую субмарину (и откуда только она здесь взялась). Большего добиться пока не удалось.
— Ну все. Приплыли. Пипец котенку, срать не будет, — изрек Петрович, — теперь точно с дерьмом смешают. Весь цивилизованный мир будет вопить, что русские пиратством занимаются, и с Германией отношения могут испортиться.
— А может, этого фрица отправим к Нептуну, а сами рванем до дому, — снова пошутил доктор. — Нет человека — нет проблем.
— А что, всего-то полдня, как вышли с базы. Да за это время мы сюда не только дойти, долететь не смогли бы. Рванем домой, пусть доказывают, что это мы здесь были, — высказался Петрович.
— Да вы что такое говорите, мы все можем под трибунал попасть, — негодовал Комиссар, — как можно, поначалу спасти, а потом взять и снова утопить человека.
Я понял, мои офицеры решили немного разыграть нашего Комиссара, поэтому отвернулся, чтобы он не заметил улыбки на моем лице и еще больше не разошелся.
— Так! Все, пошутили, и хорош. Что будем делать? Положение-то хреновое, давайте думайте, как будем выпутываться из этой ситуации. Давай, мичман, расспроси его подробнее обо всем, надо узнать, какого черта они здесь делали и что за лодка у них была. Мы до самого столкновения ее не обнаружили. Неужели новый тип покрытия, который ни на одном экране не отражается. Чуть из-за них лодку свою не угробили. Здесь что, какие-то маневры с америкосами проходили? А мы из-за них должны делать ноги, Карибский кризис им в якорь, пока весь их флот не сел нам на хвост за потопление немецкой подлодки в территориальных водах америкосов.
— Эй, Сидорчук, ты, когда немца допрашивать будешь, до смерти не забей, — пошутил наш доктор.
Ну не может он без шуток.
Хотя, глядя на нашего снабженца, любой бы поостерегся с ним связываться: рост под два метра, кулаки — как пудовые гири, косая сажень в плечах, в рубочный люк с малым зазором проходит.
— Гитлер капут, Гитлер капут, — залепетал наш немец подходящему к нему мичману, — меня не надо убивать, он есть простой моряк, я есть призвать с торгового судно. Я есть бывать ваш страна до война.