– Глупо, – зевнул Баррет. – В таком случае вашим военным следует перебрасывать войска и оружие исключительно самолётами гражданских авиакомпаний. Да ещё и с манекенами детей в иллюминаторах.
– Ну, не знаю… – прикусил губу Ларс. – Мне это показалось удивительным. И потом я всего лишь хотел сказать, что до этого перебежчика я не встречал ни одного русского.
– Кстати, о перебежчике… Я видел ваш протокол. Вы были пьяны, когда его составляли?
– Нет… – растерялся было Ларс, но тут же взял себя в руки. – Возможно, мой протокол не безупречен, но я предупреждал начальство, что лучше бы русских скинуть военным. Не понимаю, почему они от них отказались?
– Не безупречен – это вы можете сказать о своём английском. А ваш протокол информативен не более использованного пипифакса. Что же касается ваших военных, то русские им не достались, потому что я так приказал.
– Вы?!
– А что вы так удивляетесь? Сначала я на них взгляну, а потом уж решу, что с ними делать дальше – отдать военным или взять себе в разработку?
Теперь настал черёд Доккена нервничать. «Да кто же ты такой?!» – морщил он лоб, сжав руль побелевшими пальцами.
– Знаете, сэр, – начал несмело прощупывать почву Ларс. – Мне такая ситуация в диковинку. Это, наверное, вам привычно иметь дело с перебежчиками, а у нас так даже не припомню, когда ещё такое случалось на моей памяти. А что, разве в Англии полиция ими занимается? Мне всегда казалось, что это работа специальных служб?
– Где второй протокол? – прервал Баррет.
– Второй? Их должно быть два?
– Я спрашиваю о протоколе допроса заложника. Доккен, вы его допрашивали?
– Заложника? – искренне удивился Ларс. – Нет, конечно!
– Почему?
– Помилуйте, он и так немало натерпелся! Шесть часов под дулом пистолета, под штормовым ветром, на утлом катере, среди ледяной воды. Знаете, такое даже молодым не каждому под силу, а он уже в годах.
– Что же вы с ним сделали?
– Ну… – пожал плечами Ларс. – Помог, как мог… оказал психологическую помощь, морально поддержал.
– Понятно, – хмыкнул Баррет. – Где он сейчас?
– Я его подселил к шахтёрам в сменный блок. Он сейчас полупустой. Это когда пересмена, там рейс ждут – не протолкнуться. А сейчас места много.
– А перебежчик тоже вместе с ним, в этом сменном блоке? – спросил Баррет, и Ларс услышал язвительные нотки.
– Ну что вы! Он у меня в участке, под замком. Всё, как положено. Никого не подпускаю, хотя любопытных хватает. Простите, а разве я должен был сделать что-то не так?
– Скажите, Доккен, вы можете утверждать, что этот русский заложник находится под вашим постоянным контролем?
– Вы полагаете, что он может сбежать? – засмеялся Ларс и не удержался от едкой шпильки: – Если вы при подлёте не обратили внимание, то мы на острове!
– Меня не интересуют ваши географические познания. Я знаю, что ему некуда деться. Меня интересует, что этот заложник болтает, что спрашивает и даже что думает? Вы приставили к нему своего агента? – Баррет вдруг посмотрел на Доккена с любопытством. – Вы понимаете, о чём я говорю? У вас есть собственная агентурная сеть? Вы уверены, что владеете обстановкой в вашем, – англичанин неопределённо кивнул в окно, – таком огромном ведомстве? Как вы вообще добываете информацию о происходящем в посёлке?
– Посёлок невелик. В самый массовый период не больше трёхсот человек. И о каждом шахтёре я знаю всю подноготную без помощи шпионящих агентов, – гордо заявил Ларс. – Мы не на материке, господин Баррет. Здесь всё иначе.
– Везде всё одинаково. Если бы в вашем посёлке жило всего два шахтёра, то и тогда один из них должен быть вашим агентом. А лучше оба. Впрочем, я вас не виню. Вы совсем не отличаетесь от тех, кто вас возглавляет. Даже развязав с русскими войну, ваше правительство не знает, что с ней делать дальше. Наивное сборище никчемных дегенератов!
Ларс бросил на покрасневшее лицо англичанина удивлённый взгляд, затем многозначительно спросил:
– Это вы сейчас о ком? Прошу вас, сэр, не забывать, что я являюсь представителем….
– Заткнитесь, Доккен, и не изображайте из себя возбуждённого павиана. В Осло я тоже самое твердил в глаза каждому встречному из ваших министров. Не бывает войны без войны! Без потерь, жертв и руин. А вы хотите и нефть отхапать у русских и при этом не обломать ногти. Так не бывает. И воевать чужими руками у вас тоже не получится. В Европе в основной массе такие же миролюбивые дегенераты, как и ваши. Так что добровольцев не ждите. Что же касается Норвегии, то в вашем правительстве полно пацифистов, которых пора гнать поганой метлой. И чем скорее, тем лучше.
– Не уверен, что могу с вами согласиться, – нерешительно возразил Ларс. – Наверное, я тоже один из этих миролюбивых дегенератов. Русские рядом с нами, но на Шпицберген не упала ни одна ракета. Мне это нравится, как и любому живущему здесь норвежцу. Если уж моя страна объявила России войну, то пусть она будет такая, как есть. Я даже за то, чтобы лишний раз не дразнить русских. Не мне вам говорить, что России есть, чем ответить. Поспорю, что англичане тоже за то, чтобы и дома их были целы, и сыновья живы. Если вы назовёте мне хоть одно государство, в котором думают иначе, я прострелю себе ногу. Но уверен, что она останется у меня невредимой. А подталкивать на драку с соседом, как это делает с нами Европа, я считаю преступно и аморально. Всё равно, что добывать чужими руками из улья мёд, даже не предложив на голову сетку.
Нил Баррет спорить не стал. Он лишь усмехнулся уголками рта и отвернулся к окну, разглядывая грязно-серый пейзаж. Отбарабанил пальцами частую дробь, откинулся в кресле, вытянув ноги, зевнул, потянулся и, словно не слышал пламенных слов Ларса, нехотя спросил:
– Мы когда-нибудь приедем?
– А мы уже приехали, – Ларс кивком указал на показавшуюся мачту радиотранслятора. – С гостиницами у нас выбор невелик – всего одна, да и та скорее хостел. Так что варианты удобств предложить не могу. Я вас отвезу в номер, уж в какой есть, а как отдохнёте, поедем смотреть русских.
– Для начала мне понадобится кабинет без любопытных шахтёрских ушей да хороший кофе. С этим уж, надеюсь, справитесь? А с гостиницей повременим. Возможно, уже сегодня я улечу обратно.
– Тогда ко мне, – Ларс съехал с дороги, протянувшейся в центр посёлка, на тропу, ведущую к его офису. – Шахтёры обходят меня окружной дорогой, кофе тоже найду.
Синий короб, утеплённый и переделанный под жилое помещение из морского двадцатитонного контейнера, с большой натяжкой тянул на гордое звание полицейского участка. Три крохотных комнаты, одна из которых была с решёткой для задержанных, во второй Ларс спал, свернувшись клубком, потому что вытянуться в полный рост не позволяли узкие стены, а в третьей, самой большой, он обустроил кабинет. Кабинет не без основания был его гордостью. На стенах вымпелы за призовую стрельбу, на столе фотографии с отобранной у браконьеров добычей, напротив стола диван, обтянутый отливающей теплом перфорированной кожей, рядом единственный стул для допроса задержанных. Но главной причиной для хвастовства перед посетителями у Ларса было кресло-массажёр! Его он привёз с материка, заплатив за багаж круглую сумму. Но оно того стоило. В нём Ларс просиживал добрую часть своего служебного времени. Если уж случалось отлучиться в посёлок за нарушителем закона, то сразу его за шиворот, в офис на стул, а самому в кресло. И уж тогда, жмурясь от удовольствия, от пробегавших по спине массажных шаров, можно было расслабиться и, снисходительно взглянув на поникшую жертву, приступать к допросу.
Ларс щёлкнул замком двери и по-хозяйски предложил англичанину войти первым. Баррет лишь мельком пробежался взглядом по полицейским трофеям Доккена и вдруг, швырнув сумку под стол, плюхнулся в кресло. Ларс ошеломлённо сглотнул. Он растерянно застыл перед столом, глядя на шарящего в поисках включателя массажёра Баррета, и впервые не знал, что ему делать. Затем, заметив на столе забытую пачку «Хилтона», схватил её как спасательный круг, ловко выбил сигарету и, вставив в рот подрагивающими пальцами, зашарил по карманам в поисках зажигалки.
– Да-а… – только и смог он выдавить, поразившись наглости Баррета.
Зажигалки в карманах не оказалось, Ларс заметил её рядом с пепельницей, потянулся, но вдруг споткнулся о внимательный взгляд англичанина.
– Вы позволите? – запоздало вспомнив о правилах приличия, спросил он, постучав по пачке сигарет.
– Не позволю.
Баррет брезгливо взял двумя пальцами полную окурков пепельницу и швырнул под стол в урну.
Теперь Ларс и вовсе потерял дар речи. Ему вдруг показалось, что следующим шагом, чтобы окончательно его унизить, последует предложение занять стул, на который он обычно усаживал нарушителей.
– Доккен, это всего лишь забота о вашем и моём здоровье, – улыбнулся Баррет. – Вам нет и тридцати, а выглядите вы ни к чёрту. Жёлтая кожа, под глазами мешки. У вас пошаливает печень, да и с почками непорядок. Вам просто необходимо менять образ жизни. Так вы до пенсии не дотянете.
«Начинается! – скрипнул зубами Ларс. – Теперь он прочтёт мне мораль о вреде курения. А что, если взять и вышвырнуть эту самодовольную физиономию за дверь? – но, взглянув на круглые бицепсы англичанина, Ларс вздохнул. – Не получится».
– Скажите, сколько мне лет? – вдруг вместо урока морали спросил Баррет.
«Так ты ещё и самовлюблённый пингвин! – посмотрел на него, насупившись, Ларс. – Нарцисс, переживающий о том, как он выглядит в глазах окружающих. Не удивлюсь, если, порывшись у него в сумке, я разыщу косметичку. Насчёт печени англичанин прав – пошаливает. А вот насчёт почек – это новость. Вдруг не врёт? На всякий случай нужно бы зайти к доктору. Но раз у них пошло соревнование на наблюдательность, то в долгу он тоже не останется, – не торопясь с ответом, Ларс прошёлся взглядом по Баррету с головы до ног. На макушке жёсткий ухоженный ёжик. Слишком чёрный – наверняка подкрашивает. Лицо тоже ухоженное, да к тому же неплохо откормленное – вширь не меньше, чем по вертикали. В глазах ни на мгновение не исчезающий сарказм. Такой обычно у наслаждающихся властью негодяев. Но вот мышцы действительно впечатляли. Они выпирали сквозь футболку рифлёными дынями, вырываясь из-под ворота на открытую шею распухшими венами. Стероиды! – тут же нашел объяснение Ларс. – Самодовольный ублюдок! Тоже мне – человек-загадка. Хочешь, чтобы я угадал, сколько тебе лет? Да пожалуйста! Сорок, плюс-минус год. Но если ты уж так переживаешь, как выглядишь, то подыграю».