– Я тебя умоляю, Харрис, остынь. Мне сейчас осталось только подраться. И так еле на ногах стою. Они меня не трогают, и я их не собираюсь.
– Ты что, поддерживаешь наркоторговлю?
– Они за наркоту попались?
– За неё самую. Мулы. Прилетели с полными задницами шариков с коксом. Думали, в такой глубинке не проверят. Так, может, всё-таки навесим, чтоб народ наркотой не травили? – с надеждой в голосе спросил Харрис.
– Где пустая койка? – осадил его Кирилл.
– Рядом с моей, – легко сдался Харрис и, отступив, рухнул с ногами на заправленную кровать. – Мирный ты какой-то. А ещё террорист.
– Что за хрень ты несёшь?
– Так в газетах писали. А ты думал – ты герой?
Кирилл попробовал мягкий матрац, затем, сев и прислонившись к стене, закрыл глаза. Усталость давала о себе знать, и больше всего на свете хотелось забыться и уснуть.
– Сам-то за что влип? – спросил он деревенеющими губами.
– За кражу, – мгновенно ответил Харрис, словно только и ждал этого вопроса. – Наши говорили, что у норвегов, если в магазине попадёшься, то отделаешься бодрящим пинком, а эти почему-то вызвали полицию. Наврали дорогие приятели-поляки. Говорили, что здесь как в Англии – рождественская лотерея. Не попался – значит, повезло, попался – верни товар и, будь добр, получи дружеский пендель в зад. А тут, скорее, как в Германии – чуть что, сразу зовут полицию. Жлобьё заполярное. Планшет им было жалко.
– Харрис, а почему так темно? Помимо жадности у них ещё и энергетический кризис?
– Не знаю. То включат, то выключат. Как старший смены решит, туда переключатель и повернут. Мы ещё через суд не прошли, а значит, без обозначенного статуса. Эта камера по их правилам к тюрьме даже не относится. Так… перевалочный пункт, комната ожидания. Вот впаяют нам срок, тогда переведут в камеру с удобствами, свежей прессой и телевизором. А если повезёт, так даже с компьютером. Не переживай – у них сидеть можно. Даже изнеженные норвеги и те собственной тюрьмы не боятся. Я слыхал, что у них иногда осуждённые из зала суда в тюрьму своим ходом добираются, на общественном транспорте. Представляешь? – Харрис вгляделся в лицо Кирилла, затем вцепился в плечо. – Эй, ты чего? Проснись! Не оставляй меня опять одного с этими эфиопами.
– А? – открыл глаза Кирилл и посмотрел в угол, где молча наблюдали за ними четыре глаза. Ему афроамериканцы показались смирными и напуганными. – Не цепляйся к ним, никто тебя не тронет.
– Ладно, поверю, – согласился Харрис. – Но, если чего, я тебя подниму.
– Поднимай, – свесил голову на грудь Кирилл, проваливаясь в сон.
Снилось ему то свинцовое небо, то пенистое море. Волны перекатывались через голову, не давая дышать. А он, сидя на крыле низколетящего над водой истребителя, пытался заглянуть в кабину, не в силах рассмотреть, кто самолётом управляет. Белый шлемофон с фирменной звездой на затылке, похож на шлемофон Бриткина. Но кто рядом? И как он умудрился забраться вторым в тесную одноместную кабину? Кирилла вдруг осенила догадка – да ведь это Гор Горыч! Но как? Почему? «Вам сюда нельзя!» – хотел закричать Кирилл, но накатившая волна захлестнула рот обжигающей солью. А Гор Горыч вдруг обернулся и с криком «Помоги!» неожиданно влепил ему в щеку кулаком, вытянув трёхметровую руку сквозь блистер истребителя.
– Проснись! – обрушился на голову Кирилла Харрис, кое-как успев закрыться от удара, направленного в его собственную голову. – Помогай! Ты обещал!
Кирилл столкнул навалившееся на него тело и спросонья рубанул кулаком темноту. Латыш бесцеремонно перекатился через плечи Каткова и, оказавшись за спиной, толкнул на пытавшихся достать до его физиономии эфиопов. Один кулак пролетел над головой, но второй больно воткнулся в грудь. Рывком поднявшись, Кирилл ударил в ответ.
– Красавец! – азартно вскочил на кровать Харрис и, как заправский ковбой, запрыгнул на подвернувшуюся чёрную спину. – Вали черножопых!
Катков легко подмял худощавого и слабого эфиопа на пол, занеся над головой кулак. Но тот, закрываясь, закричал тонким голосом, словно ребёнок, и кулак так и остался висеть над его лицом. Тогда Кирилл вспомнил о втором. Да только со вторым уже вовсю расправлялся Харрис. Распластав африканца на скользком кафеле и прижав коленом в спину, он наотмашь всаживал удары в затылок. Внезапно тот вывернулся, вскочил и с душераздирающими криками бросился барабанить в дверь. Помощь не заставила себя ждать. Вслед за бегущими шагами распахнулась дверь, и весь проём загородила массивная фигура Маркуса Сабо. С удивительной для такого гигантского тела прытью, не раздумывая, он бросился в самую гущу, растаскивая дерущихся. В дверях возникли ещё двое полицейских с дубинками. Но Маркус был первым. Не различая в темноте где кто, он хватал за шиворот то одного, то другого, сталкивал их лбами, затем расшвыривал в стороны и хватал следующего. И вдруг он рухнул. Навзничь. Огромной тушей на холодный пол. Глухо и протяжно выпустив из лёгких воздух.
Запоздало вспыхнул свет, и все мгновенно окаменели, глядя на распластанного начальника смены. Из разбитого подбородка вдоль складок шеи виляла тонкая струйка крови, под ней стремительно наливалась синевой гематома.
– Зачем же ты его так? – шепнул на ухо Харрис.
– Я?! – изумился Кирилл.
– Ты. Теперь нам конец.
– Я его не трогал.
– Ты, ты, я видел. Я так бы не смог, а эфиопы тем более.
Харрис плавно переместился за спину Кирилла, подталкивая его вперёд.
– Я здесь точно ни при чём. Потом расскажешь, какой у них карцер.
Но знакомиться с карцером пришлось им обоим. Неизвестно уж по каким соображениям, но Маркус Сабо сначала ткнул пальцем в Харриса, а затем, вспомнив об обещанном наказании, и в Кирилла.
Бетонная комната внутри ещё одного отдельного помещения называлась не карцером, а «камерой безопасности». Но суть её была та же – неотвратимо карающее возмездие за неправильное поведение. В углу дырка в полу для надобностей, в центре две кровати с ремнями и узкими матами. Кирилла с Харрисом полностью раздели, затем одели во что-то типа пончо из ткани, которую невозможно порвать. Затем уложили на кровати и привязали жёсткими ремнями. Между ними, расположившись на стуле, занял место надзиратель. На минуту забежал доктор, заглянул в глаза одному и второму, похлопал по щекам, кивнул и исчез. А дальше потянулось резиновой жвачкой время. Ни на одной из стен не было часов, и течение времени Кирилл пытался определить по переворачиваемым страницам книги, которую читал надзиратель. Затем сбился.
«Ну и чёрт с вами, – подумал он. – Зато высплюсь».
Но уснуть тоже не получалось.
– Харрис, – позвал Кирилл и обратил внимание, что надзиратель никак не отреагировал. Значит, переговариваться им не запрещалось. – Сколько нам так лежать?
– А я почём знаю? Да уж, наделал ты дел.
– Не трогал я его. Поверь, я точно знаю.
– Откуда ты можешь знать, если было темно? Да теперь уж какая разница, – вздохнул Харрис. – Здесь так буйных успокаивают. Лежи смирно, может отделаемся по хоккейному – малым штрафом. Кирилл, со мной всё понятно, а вот за каким хреном ты сюда припёрся? Не терпелось поваляться связанным как ненормальному психопату? Стоило для этого сюда рваться? У вас разве нет таких же коек с ремнями?
– Жизни красивой захотелось.
– Ну, ну… дней пять полежим, и жизнь покажется прекрасной и восхитительной. Нам, наверное, будут делать успокаивающие уколы, а мы в ответ пускать слюни и мочиться под себя. И так, пока не станем настоящими идиотами. А всё из-за тебя.
Кириллу начали надоедать бесконечные обвинения в свой адрес. Сжав кулаки, он дёрнулся на ремнях, но заметив, как напрягся надзиратель, поспешил расслабиться и улыбнуться.
– А может из-за тебя? Ты доставал несчастных африканцев! Это ты спровоцировал их на драку.
– А что делать, если они мне не нравились? – не стал отпираться Харрис. – Но мы здесь не из-за них, а из-за жирного копа. Если бы ты не послал его в нокаут, то и не лежали бы здесь как два овоща.
– Не трогал я его, – проворчал Кирилл и затих, пытаясь уснуть.
Но спать распятым словно на дыбе, всё равно что пытаться погрузиться в сон в заполняемой водой каюте тонущего корабля. Всё время ждёшь, что тебя вот-вот перевернут для экзекуции или вода зальёт рот.
– Харрис, а где ты ещё был? – не выдержал молчания Кирилл. – В Англии был?
– А тебе зачем знать, где я был? – недовольно произнёс Харрис.
– Меня англичанин допрашивал.
– И как он тебе?
– Кто?
– Англичанин.
– Дотошный. Всё у меня выспросил. И какие оценки в школе были, и как в полку служилось. Осталось только всех собак в Нагурском поимённо перечислить. Не пойму, зачем это ему всё? Даже если он из контрразведки и боится, что я шпион.
– Контрразведка – она такая, – согласился Харрис и завертел головой. – Как думаешь, сколько мы уже так валяемся? У меня спина затекла.
Катков взглянул на книгу. Надзиратель уткнулся в неё где-то на половине.
– Не отрываясь, как он, я бы столько прочёл часов за пять.
– Пять часов! – застонал Харрис. – Это же триста минут, восемнадцать тысяч секунд! А всё ты.
– Да иди ты! – огрызнулся Кирилл.
– А может, ты и есть шпион?! – вдруг заржал Харрис. – Прибыл узнать, как в Норвегии перевоспитывают таких недоумков?
Уткнувшись в книгу, надзиратель никак не отреагировал на их перепалку. Покосившись на его блестящие очки, Кирилл злобно зашипел:
– Ты за языком следи. А-то как отвяжут, тебе твой словесный понос будет стоить лишних зубов. Уж я тебе обещаю.
– Помечтай. Как же, отвяжут. Будем тут валяться, пока не околеем. А всё из-за того, что кому-то захотелось красивой жизни. Только конченный дурак мог прибежать сюда с такой идиотской целью.
Надзиратель вдруг обернулся на открывшуюся дверь и вскочил, загремев стулом. В камеру вошли четверо полицейских, и Кирилл догадался, что их лежанию пришёл конец. Теперь всё происходило в обратном порядке. С них сняли ремни, а затем и пончо. Вернули одежду и опять повели по залитому светом коридору.