– Надо разбудить Лазаря!
– Оставь, он всё равно не пойдёт. Ему лень.
– А если нас завалит? Ему лень спасти собственную жизнь?
– Если бы перекрытия не выдержали, нас бы уже завалило. Ты можешь тоже остаться. Второй раз подряд ни разу не колотило. На меня не смотри – я не струсил, хочу лишь подышать свежим воздухом.
В этот момент вспыхнул свет.
– Ну вот, я же говорил, – произнёс, успокаиваясь, Войтек и вмиг позабыв желание подышать прохладной свежестью. – Видел бы ты себя в зеркало, – хохотнул он, оценив испуганную физиономию Каткова.
– Ты не лучше, – выдохнул Кирилл.
– Можешь до дежурства ещё поспать. Больше такого не повторится.
– Поспишь тут.
Катков вернулся к стулу с развешенной формой и натянул штаны. Порылся по карманам, заглянул в тумбочку, перевернул подушку и озадаченно застыл рядом с кроватью.
– Потерял чего?
– Да хотел это дело перекурить, но что-то не найду свою сигарету?
– Пойдем вместе перекурим, я тебе настоящую дам. Сколько раз тебе говорил – не травись ты этим дерьмом.
– Настоящую оставь себе, а я уже к своей привык.
Перевернув содержимое шкафчика, Кирилл вернулся к форме и заново вывернул все карманы.
– Может, под кровать закатилась?
Кирилл заглянул под кровать и отрицательно качнул головой.
– Я пошёл, подышу, – спохватился Войтек, заметив в руках всё ещё горящий фонарь и, выключив, заткнул за пояс. – Догоняй, когда найдёшь.
Сигареты не оказалось ни в сумке с вещами, ни в тумбочке, ни под тумбочкой, ни даже в тумбочке соседа Лазаря. Её не было нигде. В груди электрическим разрядом пробежал тревожный сигнал.
«Ну вот, Гор Горыч, всё говорит о том, что настал тот самый час, – замер застывшей статуей Кирилл. – Всегда его ждал, но оказался не готов, – он взглянул на подрагивающие пальцы, сжал их в кулаки, однако теперь пересохло в горле. – Как вы говорили? Если ты хорошо сделаешь своё дело – тебя обязательно заметят и оценят. Появятся специально обученные зрители, за ними шквал аплодисментов, толпы заинтересованных поклонников. Они будут задавать тебе массу вопросов, один запутанней другого. И с каждым разом всё навязчивее требуя ответить им только правду, а ты в ответ гни свою правду. Но… не перестарайся! Здесь важна грань. Рубеж терпения!»
Кирилл оглядел опустевшую казарму. Хотя арочный тоннель с двумя рядами кроватей назывался не так казённо, а более звучно – «спальное помещение радиотехнического состава». Но Катков называл его не иначе как «норой на минус втором уровне» или «казармой ушастых кротов». У него вдруг возникла твёрдая уверенность, что сюда он уже больше не вернётся.
– Ты идёшь? – выкрикнул с лестницы Войтек.
– Иду, иду… – произнёс задумчиво Кирилл. – Я уже даже начал движение.
Интересно, как его будут брать? На дежурстве, на глазах у всех, или отзовут в тёмный угол и там приставят к затылку ствол? А может, его уже ждут за дверью? Или этажом выше, в столовой? Перед ней очень удобный для такой цели тусклый и узкий коридор. Здесь может быть масса вариантов, но в чём он был уверен твёрдо, что случится это в ближайшее время.
Кирилл почти догнал Войтека, но затем передумал.
– Зайду к метеорологам, – объяснил он задержку.
Ему сейчас нужен Риг. Всего лишь уточнить пару деталей. Риг дежурил ночью, а значит, мог прояснить важный момент.
– Хай, Риг!
Риг оторвался от изучения барограммы на бумажном рулоне и улыбнулся.
– Хай, Кирилл.
– Как прошло дежурство? Тебя ещё не сменили?
– Мне до конца остаться полчаса.
– А мне до начала остаться полчаса, – подыграл Кирилл. – Тебе легче, осталось чуть-чуть, а у меня всё дежурство впереди. Так и живём – от смены до смены. Чем занимаешься?
– Готовить сводка по наш район. Температура сутки стоять минус – вода парит, видимость ноль.
– Кому сейчас эта видимость нужна? Я спрашивал у Мосола, в ближайшее время пароходов не предвидится.
– Ночью заходить большой катер. Смог причалить со второй раз.
– Да какая сейчас ночь? Так, лёгкие сумерки. Таким туман не помеха. А что привёз? Обычно свободных поднимают на разгрузку, а меня никто не трогал. Я проспал что-то интересное?
– Груз не быть, быть пассажиры.
«Пассажиры – это точно по мою душу, – заволновался Кирилл. – Пропала сигарета, теперь, как и ожидалось, появились заинтересованные поклонники. Всё сходится, значит, скоро будут брать. Но чтобы поклонники остались довольны и не сомневались, ему нужно сделать последний штрих».
– А-а… – он беззаботно зевнул Ригу в лицо. – Я понял. Прислали ещё желающих за длинной кроной? Куда их ещё нам присылают? Нас и так уже непуганое стадо. Скоро за дежурства будем драться.
– Не знаю, – пожал плечами Риг. – Я их не видеть.
Вдруг он протянул расчерченную пластмассовую палетку, на которой метеорологи записывали карандашом данные о погоде.
– Кирилл, взгляни. Может быть, ты мне помочь?
– Что это?
– Ты военный человек, тебе это легче понять. Сейчас наш «Орион» летать рядом с полюс. Он передавать на нашу точку данные. Я должен их обработать и выдать дальше. Но мне быть лучше, если бы быть понятней, для чего это надо? Он передавать координаты и радиусы. То один, то два. Я же ничего не понимать.
– Дай подумать, – склонился Кирилл.
«А тут и думать нечего! – усмехнулся он, всматриваясь в цифры. – „Орион“ вскрывает ледовую обстановку. Как правило, делается это в интересах подводного флота. Где-то там, в районе полюса, норвежской лодке потребовалось всплытие, и теперь ей подыскивают подходящую полынью. А поскольку полынья эта не для купания любителей моржевания и не для ныряния экстремалов-аквалангистов, то и размеры её должны быть соответствующими. Но даже при наступившем таянии Арктики самостоятельно лодке такую полынью найти сложно. Для этого ей в помощь высылается самолёт. На экране локатора он видит на ледяном поле чистую воду и снимает координаты центра полыньи. Чтобы на земле могли лучше оценить её размеры, от центра он даёт радиус. Если полынья вытянута эллипсом, в таких случаях передаются радиусы меньший и больший».
– Ничего не пойму, – наморщил лоб Кирилл. – Сколько он передал таких точек?
– Шесть.
– Какую-нибудь особо выделял?
– Вот эта, – Риг ткнул в подчёркнутую запись. – В этой точке потребовать погода в первая очередь.
Значит, эта полынья к лодке ближе остальных. Сейчас Риг как метеоролог с самой ближней метеостанции даст привязанную к этому району фактическую погоду и долгосрочный прогноз. Затем эти данные уйдут в оперативный центр норвежского флота. Далее сформированное решение в виде приказа уйдёт на лодку.
– Нет, ничем не могу тебе помочь, – вздохнул Кирилл. – Я такое первый раз вижу. Риг, ты если что-то не понимаешь, то в таких случаях делай как я – тупо исполняй, что говорят, и не вдумывайся. Ты мне другое ответь – что это такое сегодня было? Часто здесь так трясёт?
– Сегодня третий раз. Что это быть – я не знать. Майор Юнссон говорить, что так обваливаться ледник на той стороне острова. Глыбы льда падать – земля дрожать.
– Это же какой должен быть ледник? – засомневался Кирилл, но взглянув на Рига, он понял, что тот не врёт. Скорее, что сам ничего не знает.
– Мне нужно снять скорость ветра! – неожиданно засуетился Риг. – Не хочешь пойти со мной?
– Нет, – запротестовал Кирилл. – Там холодно, а я выходить наружу не люблю. А ты что, меня выгоняешь? Нет, если, конечно, мне не положено здесь находиться, так бы сразу и сказал. В следующий раз я буду обходить тебя стороной.
– Нет, нет, оставайся, – покраснел Риг. – Здесь секрет нет. Только прошу ничего не трогать. Я очень скоро вернуться.
– Иди, иди, – рухнул в кресло Кирилл, поигрывая палеткой. – Снимай свой ветер.
Он прислушался к удаляющимся за дверью шагам Рига, затем потянулся к ластику на столе. Первая полынья самая важная, так как, вероятней всего, она и будет рабочей. Катков стер рядом с ней цифры координат и, копируя почерк Рига, написал карандашом новые данные, сместив полынью на полсотни километров северней. Положил на свои места ластик и карандаш, торопливо накрыл их палеткой и встал. За дверью вновь зачастили шаги.
«Дайте догадаюсь, – взглянул на дверь Кирилл. – Вариант первый – наконец-то идут за мной! – так как ни о чём другом он думать не мог, а ожидание начинало становиться пыткой, такое развитие событий Катков ставил как первоочередное. – Вариант второй: пришёл сменщик Рига. Ну и третий – сам Риг».
Распахнув дверь, влетел запыхавшийся Риг.
– Быстро ты обернулся, – улыбнулся Кирилл. – Наверное, не стоило меня одного оставлять. Теперь будешь переживать, что нарушил правила. Но ты не волнуйся, никто не заходил, одного меня здесь не видел, а я ни к чему не прикасался.
– Нет, – смутился Риг. – Я торопиться не поэтому. На вышке собачий холод. Я правильно сказать? Вы же говорить – собачий? Кстати, отчего так?
– От нашего русского красноречия. Я пойду, мне скоро на дежурство. А ты, действительно, не ломай голову – передавай дальше как есть. Там разберутся.
Кирилл покинул корпус метеослужбы, но пошёл не на второй этаж, а вышел из здания. Холод был действительно собачий. Вершина холма насквозь продувалась ветром, который пригибал к земле короткую ярко-зелёную траву, крепко вцепившуюся в скудную почву, насквозь пропитанную каменной крошкой. Здесь всё цеплялось за жизнь фанатичной хваткой. Суровая Арктика сотворила такой мир, который не погубить ни свирепым морозам, ни штормовым ветрам. На вид хрупкий стебелёк, но сила в нём великая. Не ровня южным собратьям. Пусть росту он не больше пяти сантиметров, зато корень в три раза длиннее. А расти продолжает даже при пятиградусном холоде. Средь камней, покрытых серым мхом, бледной желтизной мелькнула крохотная кувшинка. Полярный мак! Единственный цветок заполярья. Встретить его – к удаче. Кирилл заглянул в расщелину и улыбнулся – цветов там было немалое множество – богатое на удачу семейство.
Искоса он взглянул на окна третьего этажа. Вероятней всего, за ним наблюдают. Что ж, пусть видят, что Катков спокоен, ни о чём не догадывается, перед дежурством вышел подышать, освежить голов