С легким вздохом Костя перевел взгляд за окно, рядом с которым висел Сомов. То выходило на людную Кертнерштрассе, по ней тек непрерывный поток пешеходов. Напротив светилась вывеска кафе; уличные столики были расставлены на небольшом пятачке, застеленном досками и огражденном туями в горшках. Шум с улицы в квартиру не проникал, внутри было тихо и приятно пахло смесью сандала, кофе и ванили.
– Гостевая спальня там, – Вера указала в сторону короткого коридора, – пойдем, я покажу.
Костя как раз думал, где она его поселит – вряд ли с собой вместе, – и сейчас вопрос разрешился, пусть и не совсем так, как ему хотелось. Следом за ней он прошел через коридор к комнате, которую почти целиком занимала двуспальная кровать под изумрудно-зеленым покрывалом. Тумбочку в изголовье заменял настоящий барабан, на нем стояли прикроватная лампа и дорожные часы в кожаном футляре, наверняка старинные. Костя покопался в памяти и извлек оттуда подходящее слово: хронометр.
– Здесь своя ванная, – Вера распахнула дверь в тон стены, которую Костя сразу и не заметил. Ему открылась сияющая белизной мраморная плитка в бежевых прожилках, большое зеркало с подсветкой, стеллаж со стопками полотенец, шампунями и прочей косметикой в одинаковых голубых флаконах.
– Ты располагайся пока, осматривайся, можешь на кухне поискать что-нибудь перекусить. В холодильнике должны быть фрукты. А я съезжу на работу на пару часов, потом вернусь, и пойдем погуляем. Поужинаем где-нибудь. Ты же не против?
Костя помотал головой, потом, сообразив, что это может быть воспринято как отказ, еще и кивнул. Такая Вера – хозяйка большой квартиры, сотрудница международной организации на высоком посту, деловитая и сдержанная, – показалась ему незнакомкой, и он, смущенный, чуть ли не пожалел, что прикатил экспромтом в чужой город, поддавшись искушению.
– Тогда я побежала. – Вера вышла из спальни, оставив дверь открытой, и Костя отправился за ней в прихожую, провожать. Она указала на запасные ключи, висевшие на крючке возле платяного шкафа:
– Если захочешь выйти, бери. Но лучше дождись меня, ладно?
– Конечно, – кивнул он. – Я душ приму. И посплю, что ли. Чтобы быть во всеоружии.
Вера напоследок глянула в зеркало, поправила волосы – правда, они и так были в порядке, – и вышла. Костя услышал, как прошелестел лифт, потом заперся изнутри на задвижку и вернулся в гостиную. Снова встал перед Сомовым, прикидывая в уме, сколько такая картина могла стоить. Рассмотрел и другие, но они уже не были такими чарующими – в основном голландцы с их знаменитыми натюрмортами. Фазаны на закопченных столах, медные вазы с грушами и виноградом, тусклые бутыли коричневого стекла… Похоже, вкусы у Веры с мужем расходились кардинально.
Он прошел на кухню, блиставшую фасадами из полированной стали, с огромным холодильником, открывавшимся на обе стороны, как гардероб. Там была минеральная вода, несколько пакетов с соевым молоком, красиво упакованные апельсины, яблоки и клубника, гроздь бананов. Оторвав от нее один, Костя сунул его под кран, очистил и быстро прожевал. Выкинул кожуру, вытер руки девственно-чистым полотенцем, висевшим на стальном поручне вдоль столешницы. Увидел встроенную кофемашину, подумал было сварить себе кофе, но понял, что не знает, как работает загадочный агрегат, и решил не экспериментировать.
Вернулся обратно в коридор и, поколебавшись, заглянул в соседние двери. Там оказалось еще две спальни и библиотека, полная старинных томов в тисненых обложках. Костя достал один, потом другой – все на немецком. Он вздохнул, поморщился, поставил книги обратно. Сунулся в окно, но тут оно смотрело на переулок и ничего интересного внизу не происходило.
Оставалось только последовать плану, который он изложил Вере: принять душ и лечь спать, чтобы время прошло быстрей.
Сидя в машине, везущей ее через Дунай, Вера быстро набирала в телефоне сообщения секретарю: заказать на вечер стол в ресторане, на ближайшие дни обязательно билеты в оперу, освободить завтрашнее утро и вечер пятницы.
Проведя несколько часов в обычном плотном графике, она еще успела заскочить в салон на массаж и маникюр. Мастера, знавшие ее уже давно, о предпочтениях не спрашивали, просто улыбались и сразу приступали. Негромкая музыка, мягкий свет и приятные запахи внушали легкость и чувство уверенности в себе. Освеженная, обновленная, она вышла в наступающий вечер и пешком двинулась в сторону цветочного рынка.
Купила большой букет роз с зеленью эвкалипта, попросила завернуть в простую слюдяную пленку без украшений. С цветами в руках медленно прогулялась по переулкам до дома, поднялась на лифте и замерла перед дверью, не решаясь войти. Приложила руку к прохладному дереву, погладила светлую краску, коснулась скважины замка в медной накладке. Постаралась успокоить дыхание, улыбнулась, набираясь храбрости. Наконец, сунула в скважину ключ и повернула. Дверь не поддалась – похоже, ее заперли изнутри. Вера нажала на кнопку звонка, по квартире разнесся музыкальный звук, похожий на бой часов. Прошлепали шаги, стукнула защелка, и на пороге возник Костя в банном халате. Вид у него был встрепанный и удивленный.
– Я тебя разбудила?
– Ага, – кивнул он. – Свалился и заснул, сам не заметил как.
Он отступил в сторону, впуская ее; Вера протянула ему букет, и Костя неловко взял его одной рукой.
– Держи крепче, уронишь, – рассмеялась она, скидывая обувь.
Костя перехватил букет поудобнее, покрутил головой, придумывая, куда бы его деть.
– Неси на кухню, я сейчас.
Костя замер в нерешительности, словно забыл, где эта самая кухня. Вера подтолкнула его в спину, повернула в нужную сторону. Костя был босиком, голые ноги оставляли на паркете круглые теплые следы, которые тут же таяли, испаряясь.
В гостиной Вера взяла с консольного столика большую латунную супницу, которую использовала как вазу, и отнесла на кухню. Налила воды и опустила туда розы, сняв предварительно упаковку. Костя наблюдал за ее манипуляциями, почесывая в затылке и подавляя зевоту.
– Ну вот, – сказала Вера удовлетворенно, – красота же?
Костя наклонился и понюхал цветы, в блаженстве прищурив глаза.
– Роскошно, – подтвердил, кивнув головой. – Как прошел рабочий день?
Вера пожала плечами:
– Прошел. Сейчас переоденусь, пойдем ужинать.
– В какое-нибудь твое любимое место?
– Естественно. Называется «Медуза».
– Там шницели подают?
– А ты поклонник?
Костя смешливо фыркнул:
– Когда в Риме, делай как римляне.
– Значит, будем есть шницели.
Вера развернулась, собираясь отправиться к себе в спальню, но Костя ее задержал, встав на пути. Положил руки на плечи, наклонился поцеловать, и она поддалась, растаяла, обняла его поверх халата. Они прошли к ней в комнату, легли на широкую двуспальную кровать, полежали, глядя на потолок, где в сумерках поблескивала люстра, на которой настоял в свое время Магнус.
– Как ты тут оказалась? – спросил Костя вполголоса. – Почему-то мне все время кажется, что ты не отсюда.
– Может, так и есть, – ответила Вера. Костя, впадавший временами в самоуверенную слепоту, сейчас оказался неожиданно близок к правде, и Вере стало не по себе.
Чтобы не говорить больше, она приподнялась над подушкой, стащила через голову футболку, оставшись в кружевном белье. Костя, вдохновленный, погрузился в изучение ее тела, проводя по нему губами и кончиками пальцев, наклонился к плоскому животу, двинулся выше. Вера замерла, прислушиваясь к нарастающему возбуждению, подалась ему навстречу.
– Тебе не надо предохраняться? – прошептал он.
– Об этом не беспокойся.
Уже совсем стемнело, когда они вышли на Кертнерштрассе и двинулись в сторону Ринга. Вспыхивали впереди нарядные витрины магазинов; в уличных кафе сидели туристы, попивая аперитив. Приближался час, когда заполняются рестораны, публика съезжается в театры. Показался впереди фасад «Альбертины»: на белоснежном фоне галереи выделялся черный навес с золотыми буквами названия. Старый дворец Габсбургов выплескивал из окон электрический свет. В этом свете им открылась панорама потустороннего мира: на фоне зеленых боскетов, под нежной переливчатой радугой на колени кавалера присела девушка с тонкой талией, в напудренном парике. Кавалер губами прикасался к ее обнаженной груди, выглядывавшей из корсета; румяное личико дамы казалось одновременно лукавым и разгоряченным, розовели щеки, блестели темные глаза. Из-за зелени за парочкой подсматривал другой мужчина – в черной треуголке, отделанной золотым позументом.
– И тут Сомов! – воскликнул Костя, даже не поглядев на подпись под репродукцией в застекленной витрине. – Прямо-таки судьба! Сходим?
– Давай, – кивнула Вера. – Только завтра, сейчас уже поздно. Если хочешь, договорюсь, чтобы нас впустили до открытия.
– Ничего себе! Так можно?
– Можно. Мой отдел участвовал в организации выставки.
Вера не стала уточнять, что сама видела экспозицию несколько раз – в процессе расстановки и потом, на открытии. С куратором она провела много часов, обсуждая возможности доставки экспонатов из России, Франции и Америки; в последние годы цены на живопись Сомова взлетели, и музейщики, как и частные коллекционеры, боялись отсылать картины, несмотря на огромные страховые взносы.
Ко входу в «Медузу» вела лестница, покрытая ковровой дорожкой; гостей встречали швейцары в строгих костюмах. Их проводили наверх, усадили за столик перед окном, на котором горели свечи в натуральных морских раковинах. С одобрения Кости Вера сама выбрала вино, заказала ему обещанный шницель, а еще закуски, которые немедленно начали выносить с кухни. Ее немецкий звучал безупречно; Костя видел, что она тут далеко не в первый раз, поскольку с ней здоровались, как с постоянной гостьей.
– За твое путешествие, – подняла Вера бокал.
– Импровизированное, – улыбнулся Костя.
– Давно хотелось кому-нибудь показать город…
– Неужели больше некому? – Костя притворно воздел вверх брови. – К тебе не приезжают друзья? Родители?