– Ну можем, конечно. Невежливо отказываться.
– Вот и я так думаю.
– Вера!
Она отложила телефон, сделала глоток из своего бокала.
– Прости, что я молчал. Тебе, наверное, надо было знать, кто я… просто не хотелось возвращаться в это все.
– Ну и не надо, – ответила она. – Не возвращайся. Пойдем спать?
Костя протянул руку, взял ее за запястье. Перевернул ладонью вверх, прикоснулся губами. Она погладила его по волосам, уперлась лбом в Костину макушку.
– Бедный ты, бедный, – сказала смешливо, – настрадался!
От того, что ее сочувствие было шуточным, не настоящим, Косте почему-то стало легче. Что, действительно, произошло – жизнь, что ли, кончилась? Ему тридцать лет, он в Вене, завтра встречается с интендантом главного оперного театра в Европе. Радоваться надо, а не грустить!
Костя встал, поднял Веру, прижал к себе. Нащупал на спине застежку платья, потянул вниз язычок «молнии». Платье снялось, как футляр; Вера под ним была голая, без белья.
– Ого! – воскликнул он. – Вы полны сюрпризов, моя дорогая!
– Это да, – подтвердила Вера. – И как тебе?
Она покрутилась на месте, давая Косте себя рассмотреть.
– Великолепно! Вы возбуждаете во мне… – Он поискал нужные слова, но они все куда-то разбежались, и Костя закончил: – Возбуждаете, и все. Тебе завтра не надо рано вставать?
– Завтра суббота. Мой официальный выходной.
– Значит, вся ночь наша?
– И утро тоже, – Вера обняла его за шею, и Костя подхватил ее на руки – хрупкую, невесомую. Вера прижалась к нему всем телом, начала целовать – в лоб, в щеки, в губы. По дороге в спальню Костя глянул на себя в зеркало и удивился тому, как блестят у него глаза – глаза счастливого человека. Костя опустил Веру на постель, торопливо разделся под ее выжидающим взглядом. А дальше… дальше наступила темнота.
– А как сейчас обстоит ситуация с вашей деятельностью? Чем вы занимаетесь?
Доминик Мейер сидел за своим необъятным столом, заставленным фотографиями в рамках, бюстиками композиторов и странно неуместными на их фоне канцелярскими лотками с папками и документами.
– Сейчас я свободен.
– Рассматриваете предложения?
– Да, но пока ни на одном не остановился.
Костя расположился напротив Мейера в приземистом кресле, Вера – рядом с ним. Она отстраненно улыбалась, крутила тонкий браслет на запястье. Разговор шел по-английски, в голосе Мейера был явственно заметен немецкий акцент.
– Я хорошо помню вашего «Лоэнгрина» в Берлине. Специально ездил посмотреть. Вы нащупали тонкую грань между китчем и изысканностью – могу вам только поаплодировать.
– Благодарю.
– Как получилось, что вы приехали в Вену, так сказать, инкогнито? Кто-то предложил вам сотрудничество?
– Я здесь по личным делам. К работе это отношения не имеет.
– Удивительно! – воскликнул Мейер с энтузиазмом. – Хотите сказать, ни Бургтеатр, ни Ан-дер-Вин к вашему визиту не причастны?
– Нет, совсем.
Мейер посмотрел на Веру:
– Значит, посещение по линии ООН? Культурный проект?
– Отчасти, – слукавила Вера.
– Но подробностями вы не поделитесь?
– Пока что нет.
– Хорошо, хорошо, – тот и не подумал обижаться. – Для меня главное, что вы, Константин, на данный момент не связаны контрактом с другим театром. Это очень важно.
– Можете быть уверены, не связан. Взял перерыв в работе, чтобы немного восстановиться.
– Ну ваш перерыв затянулся! Сколько времени прошло – полгода, год?
– Почти.
– Вам пора возвращаться! Конечно, вас немного забыли, но это не страшно. Как вы смотрите на то, чтобы поработать у меня? Впереди целое лето, можно спокойно подумать, чем вы бы хотели заняться. У меня есть план постановок на следующий сезон, часть из них уже распределена, но остались и свободные. Вы предпочитаете русских композиторов? Итальянцев?
– Константин – специалист по Вагнеру, – вступила Вера.
– Да-да, я в курсе! – закивал Мейер. – И это тоже возможно. «Нюрнбергские мейстерзингеры», как вам такой вариант?
– Я бы не сказал, что хорошо их знаю. «Кольцо нибелунга» – больше.
– Ну нам не обязательно ограничиваться Вагнером! Важно в принципе решить, захотите ли вы приехать, осмотреться у нас в Австрии, посотрудничать… Как вам Вена, Константин?
– Я здесь впервые, пока не освоился. Но город исключительно театральный, и публика у вас прекрасная.
– Именно! Венцы считают посещение культурных мероприятий своей работой – наравне с основной! Так повелось еще со времен империи. Аудитория у нас требовательная, избалованная. Но, уверен, вас это не пугает. Ваши работы ей под стать!
– Спасибо, я польщен, – Костя сдержанно улыбнулся.
– Давайте так, – Майер хлопнул ладонью по столу, отчего фотографии в рамках слегка дрогнули. – Вы подумаете, готовы ли перебраться в Вену на следующий год. С каким материалом хотели бы поработать. Уверен, мы договоримся. Сколько вам надо времени на размышления? Или вы можете ответить прямо сейчас? Это было бы идеально!
– Готов, – ответил Костя. – Я свободен и могу распоряжаться собой.
– Значит, я даю поручение составить контракт? На год для начала? Условия мы обговорим, но поверьте, режиссера такого масштаба Венская опера не обидит!
– Не сомневаюсь. Составляйте.
– Вы получите его в ближайшие дни. Как с вами связаться? Эту встречу я назначил через фрау Эдлингер, но мне хотелось бы иметь прямой канал.
Костя достал из кармана визитную карточку – Вера и не знала, что они у него с собой, – где были номера телефонов и адрес электронной почты. Карточка оказалась с логотипом «Открытия», и Костя, передавая ее, невольно скривил рот.
Мейеру логотип ни о чем не говорил; он взял карточку, подсунул под бюстик Бетховена в громоздком парике и поднялся, протягивая Косте руку.
– Счастлив, что нам так быстро удалось все решить! Вы получите проект контракта завтра, максимум послезавтра. Вы сможете остаться в Вене уже сейчас или вам надо сначала вернуться в Россию?
– Надо вернуться. У меня туристическая виза.
– О визе не волнуйтесь, мы оформим ее для вас сами. Хватит двух недель. Въедете по ней, она дает право на работу. Давайте так: вы смотрите контракт, вносите поправки, если сочтете нужным. Приступаете в середине июня. Билетами, транспортом, квартирой для вас будет заниматься мой персонал, они обо всем позаботятся. Думайте про материал, предлагайте свои варианты, я предложу свои. У нас впереди большая и, уверен, плодотворная работа.
Вера бросила на Костю торжествующий взгляд. Мейер это заметил и обратился к ней:
– Фрау Эдлингер, вы не представляете, как я вам признателен! После той неприятной ситуации в России с Константином невозможно было выйти на связь, я знаю, что мои коллеги обращались и в русское Министерство культуры, и в агентства, но им почему-то препятствовали. Вы привезли его сюда, чтобы мы смогли с ним посотрудничать? В этом заключается ваш культурный проект?
– О нет, – рассмеялась Вера, – я просто хотела показать ему город.
Мейер прищурился:
– Обожаю ваш юмор. Так или иначе, я счастлив, что у меня будет работать господин Садовничий. Благодаря вам!
Он вышел из-за стола, обнял Веру, а Косте еще раз пожал руку.
– Надолго не прощаюсь! Сразу же сообщите, как прочтете контракт. Если будут поправки, мы назначим еще встречу и все с вами уладим. И я жду, жду вас!
Мейер вышел с ними в коридор, проводил до служебной лестницы. Застекленный подъезд смотрел на отель «Захер» с витринами знаменитого кафе на первом этаже, и Костя с Верой, перебежав дорогу, опустились в изнеможении на мягкий полукруглый диван, очень кстати оказавшийся свободным.
– А ты говорил, никому не нужен! – воскликнула Вера возбужденно.
– Да я сам в шоке, – выдохнул Костя, – я думал, он порасспрашивает, покивает, скажет что-нибудь ободряющее и отправит восвояси. А тут контракт! И прямо так, с порога… я даже сообразить не успел.
– Не успел, и хорошо. Начал бы кривляться: «Я, мол, знаменитость, не знаю, смогу ли выкроить время».
– Не, не начал бы. Я еще не такой прожженный. Годиков через пять – да, буду.
Они громко расхохотались; гости за соседними столиками посмотрели на несдержанную парочку с укоризной.
– Ну что, шампанского? – спросила Вера, отсмеявшись. – Это надо отметить.
– Давай!
Пробка с хлопком вылетела из бутылки, обернутой салфеткой, официант разлил шампанское в бокалы.
– За твой успех! И за будущие постановки! – провозгласила Вера.
– В опере говорят «той-той-той». Это вроде как «тьфу-тьфу, чтоб не сглазить».
– Той-той-той! – повторила Вера за ним. – Но я уверена, все будет хорошо.
Они чокнулись краешками бокалов, так что по кафе разнесся нежный перезвон, и на них снова посмотрели соседи: теперь странная парочка еще и выпивает с самого утра. Остальные в «Захере» заказывали кофе и торт с тем же названием – пропитанный шоколадом, с шоколадной же надписью Zacher витыми буквами.
– Тебе обязательно надо попробовать, – Вера указала Косте на торт, – это же главное венское лакомство!
– Вообще, я сладкое не очень люблю, но давай, – согласился Костя.
Торт принесли на тарелках с золотыми вензелями, вместе с горкой взбитых сливок, которые тут полагались, кажется, к любой еде. Костя попробовал – да, правда вкусно, хоть и ничего необычного.
– А какая у нас дальше программа? – спросил он, отодвинув тарелку.
Вера откинулась на спинку дивана:
– Климт! Ты как?
– Согласен.
– Тогда в Бельведер! Тут недалеко, две минуты на такси.
– А где твой шофер?
– Отдыхает. Выходной по законодательству положен всем, ему в том числе.
Бельведер показался Косте очень светлым, кружевным, праздничным: солнце било в окна, и вместе с ним в интерьеры дворца вторгались подстриженные газоны, цветы и безоблачное небо, становясь как будто его частью.
Климта выставляли на втором этаже, куда Вера сразу и устремилась, не тратя времени на остаток экспозиции. Они надолго застыли перед «Поцелуем», в котором каждому виделось свое, невысказанное; в «Юдифи» Костя узнал Соню и сразу достроил в воображении свою отрубленную голову у нее в руках. Он не стал обсуждать этого с Верой, но Соня оказалась предательницей не только в бытовом, приземленном смысле этого слова – обманула, воспользовалась, извлекла выгоду, – она предала его еще и как художника, сыграв на самолюбии, внушив ложную уверенность и убедив, что ему достаточно творить, а она позаботится обо всем остальном. Позаботилась, ничего не скажешь! Чуть в тюрьму не угодил…