– Мы с бабушкой все видели. Беспокоились, конечно. Костя же старше, у него уже и девушки были. Эта… Зуева, да?
– Маргарита.
– Ну вот, все ты помнишь. Мы сколько сил положили, чтобы отправить тебя в Москву! Подальше от него. Надеялись, ты забудешь. Но ты не забыла, похоже.
Внезапно мать нахмурилась, посмотрела на Веру испытующе:
– Признавайся, худела тоже из-за Кости?
– Да ничего подобного! Просто хотела стать нормальным человеком.
– Нормальным? Да ты себя чуть в могилу не загнала!
– Не загнала же…
Вера замолчала, разгладила скатерть ладонью. Вышивка крестиком – маки, незабудки, пшеничные колосья – была шероховатой на ощупь. Татьяна Викторовна почувствовала, что настроение у дочери переменилось, заглянула ей в лицо.
– Что-то не так?
– Ты только не волнуйся, – начала Вера, запоздало осознавая, что такие слова – однозначный сигнал тревоги.
Мама побледнела:
– Не томи! Что случилось?
– Я узнала, что у меня не может быть детей.
Татьяна Викторовна охнула, прижав ладонь к груди. Вера поспешно договорила:
– То есть не совсем не может, но с этим будут проблемы. Большие.
– Что это значит?
– ЭКО или суррогатное материнство.
Татьяна Викторовна выдохнула; тревога мешалась на ее лице с облегчением.
– Ну с такими деньгами, как у твоего мужа, это не страшно. Сделаете ЭКО.
– Мы уже делали. Дважды. Не получилось.
– Вероника! – охнула мать. – Почему ты мне не говорила?
– А для чего? Чем бы ты помогла?
– Но вы будете еще пробовать? Ты только не сдавайся, ни в коем случае! Я видела по телевизору: рожают и с четвертой, и с пятой попытки…
– Мы решили остановиться.
– И что, остаться без детей? Нет, это невозможно! – Глаза Татьяны Викторовны сердито вспыхнули, брови сдвинулись к переносице.
– Вот и мой муж так считает, – усмехнулась Вера. – Поэтому подает на развод.
– Что? – воскликнула мать и покрутила головой, будто это не Вера сказала, а кто-то другой, невидимый. – Как на развод?
– Мам, успокойся, пожалуйста, – Вера взялась за чайник, хотела налить Татьяне Викторовне еще, но та накрыла чашку ладонью.
– Объясни мне толком, я не понимаю! – попросила жалобно. – Вы расходитесь?
– Уже разошлись. Даже разъехались.
– И где ты живешь?
– Пока там же. Но скоро куплю себе квартиру.
– Какая чушь! Вам надо скорее помириться. Ты обязательно родишь, вот увидишь!
– Это вряд ли. У него есть другая. И они ждут ребенка.
– Боже! – Татьяна Викторовна в ужасе отпрянула от стола. – Подлец, какой подлец!
– Да нет, не подлец. Просто ему уже за сорок, он хочет детей. А так и жениться не стал бы. Я его не виню.
– А я виню! – Глаза Татьяны Викторовны метали молнии. – Виню, еще как! Господи, будь у тебя нормальный муж, русский, я бы на него повлияла! А с этим даже не поговоришь без переводчика.
– И не надо тебе с ним говорить. Все в порядке, не переживай так!
– Хорошенький порядок! Как ты жить-то будешь?
Вера невольно улыбнулась: ход маминых мыслей читался у нее на лице. Они с бабушкой до сих пор считали Веру кем-то вроде секретарши, которой повезло выйти замуж за богатого иностранца. Приходилось признать, что в этом была и ее вина. Вера рассказывала о своей работе мало и неохотно, подробностями отношений с Магнусом не делилась совсем.
– Буду жить как жила, – отмахнулась она. – Не пропаду.
В голове у Татьяны Викторовны явно шла какая-то работа. Она потерла лоб, потом постучала указательным пальцем по губам. Прищурилась:
– Так-так-так… Уж не поэтому ли Костя возник на горизонте? Старая любовь не ржавеет?
– Господи, мама! Откуда ты берешь эти свои поговорки? Не ржавеет – кошмар!
– Ты мне зубы не заговаривай! Признавайся – твоя командировка ради него?
– Нет! Ничего подобного. Ты лучше расскажи, зачем он приходил. Чего хотел?
– Расспрашивал о тебе. Как ты закончила институт, как уехала за границу. Чем занималась все это время.
Она кивком указала на диван, где были разложены семейные альбомы.
– Фотографии попросил посмотреть.
Вера поднялась, пересела на диван. Нашла среди альбомов свой, в фиолетовой обложке. На первой странице красовался снимок мамы с отцом, отец держал на руках кружевной конверт с младенцем. Дальше все по традиции: детский сад, первый класс. Она с бантом в косе, с портфелем за спиной. С игрушечным медведем. На даче, над кучкой грибов, которые они с мамой собрали. На фотографии у нее были худые загорелые ноги, руки-палочки торчали из рукавов футболки с корабликом.
И вдруг едва заметная перемена: щеки круглее, взгляд растерянный. Да, это уже в новой школе. Жилетка не сходится, бока торчат. Очки – они появились как раз тогда. Ника-семиклассница в костюме Фаншетты. Юбку для него тоже мама перешивала из своей. Альбом заканчивался выпускным вечером, на который ей ужасно не хотелось идти. Платье сидело неудачно, в туфлях на каблуке подворачивались ноги. Она сделала прическу в парикмахерской, и ей зачем-то выпустили из высокого пучка один завитый локон, свисавший на лоб. Выглядел он старомодно и добавлял возраста.
В следующем альбоме были только немногочисленные снимки из института, на которых Вера выглядела изможденной, словно после болезни, а сразу за ними – фотосессия со свадьбы. Тут она уже цвела: очень стройная, умело накрашенная, с уложенными длинными волосами. Магнус держал ее за локоть, горделиво улыбаясь. За эти фотографии ей точно не было стыдно.
Из прихожей донесся шорох, в замке повернулся ключ – бабушка вернулась.
– Вероничка дома! – провозгласила Татьяна Викторовна, выглянув в коридор.
Бабушка тоже села с ними пить чай и смотреть альбомы. Узнав о разводе, сначала расстроилась, потом лукаво подмигнула Вере: помоложе себе найдешь! Про детей они с мамой, по молчаливому сговору, бабушке сообщать не стали. Зато мама, не удержавшись, поведала, что Костя Садовничий опять возник у Веры на горизонте, и теперь, похоже, настроен серьезно. Буквально сегодня приходил, искал ее. Это он торт принес. Пришлось рассказать, что Костя действительно летал с ней в Вену и там она помогла ему заключить контракт с самым известным австрийским театром.
– Но как? – изумлялись бабушка и мама. – У тебя есть такие знакомые?
– Каких только нет! С Мейером, например, мы познакомились на приеме в честь одного шведского баритона.
– Ты никогда не рассказывала, что ходишь на приемы!
– Я их еще и устраиваю.
Постепенно дошли и до их с Костей встречи. Вера в лицах показала, как Костя ее не узнал, как заново знакомился и пытался произвести впечатление. Как они гуляли по городу, смотрели кремль, а потом Вера едва не выдала себя, привычно свернув с проспекта Ленина в арку. Мама с бабушкой и Володей – тот тоже пришел домой и присоединился к ним – смеялись до упаду, и обстановка за столом была удивительно семейной. Такого единения с родными Вера не испытывала давным-давно, с тех самых пор, как ушел отец. Чайник кипятили еще несколько раз, резали бутерброды, мама варила домашние пельмени. От торта остались одни крошки, коробка конфет опустела. Володя вытащил из буфета вишневый ликер, бабушка поставила для него разноцветные рюмки из чешского хрусталя, которые приберегали для особых случаев.
Вера не лгала в том, что их встреча с Костей в ресторане была случайной. Конечно, соглашаясь на командировку в родной город, она предполагала, что может столкнуться с ним, но специально планов не строила. Она сама себе не поверила, когда за плечом раздался мужской голос, в котором она безошибочно узнала Костин. Такое совпадение могло быть только знаком судьбы, и именно так Вера его восприняла.
Был поздний вечер, когда мама вышла проводить Веру до такси. Ветерок гонял по траве обертку от мороженого, и фольга блестела в свете фонаря. Клумба источала дурманящий запах ночной фиалки, хосты, похожие на черепах, раскинули в стороны листья с белой каймой. Пискнул в кармане телефон – машина подъезжала.
– Пока, мам, – попрощалась Вера. – Я еще зай ду, прежде чем улетать. А может, теперь приедешь ко мне?
– Может быть, – легко согласилась Татьяна Викторовна, целуя дочь.
Такси провезло ее по знакомым улицам, каждая из которых будила давние воспоминания. Вот школа, вот университет, куда она ходила в студенческий театр. Парк Горького, где готовилась к экзаменам и сочиняла Косте письмо. Наконец показался отель, переливавшийся среди темноты красно-желтыми огнями. «Роял», несмотря на позднее время, выглядел оживленным, в ресторане на первом этаже играл джаз-банд.
– А вас спрашивали, – сказала девушка за стойкой, увидев Веру. – Мужчина, ждет в баре.
Вера почувствовала, что объясняться сейчас с Костей физически не в состоянии.
– Не говорите ему, что я здесь.
Девушка понятливо кивнула.
Вера поднялась к себе и заперлась в номере, повесив на двери табличку «Не беспокоить».
Конечно, утром Костя появился снова. Вера спустилась на завтрак, увидела его в холле и сама подошла. Села в кресло напротив, положила ногу на ногу.
– Привет.
Теперь он был щегольски одет и тщательно причесан. На журнальном столике перед ним стояла чашка кофе и лежал букет. Костя дернулся, схватил цветы, встал. Церемонно протянул их Вере, она взяла букет и положила обратно.
– Слушай, это все очень странно, – начал он, запинаясь. – Я не ожидал, что повернется так. Честное слово, мне ужасно неловко – как я мог не узнать…
Вера подняла руку, подзывая официанта. Тот подошел, и она попросила себе капучино.
Костя смутился, замолчал. Вера заметила, что у него дергается глаз, и это показалось ей неожиданно трогательным. Он волновался – о да, еще как! Жаль, что она сидела в кресле, а не на стуле – очень кстати было бы сейчас покачаться на задних ножках.
– Но ты здорово замаскировалась, – сделал Костя новую попытку, – я никогда бы не догадался, что…
Официант поставил перед Верой чашку, заставив Костю снова прерваться. Вера неторопливо разорвала бумажную трубочку с сахаром, высыпала содержимое в чашку, размешала ложечкой. Поднесла к губам и отпила – кофе был крепкий и горячий, но с венским сравниться не мог.