Магнус осмотрелся, одобрительно покивал головой. Они впустили грузчиков с коробками, которые тоже подъехали, сами вышли на миниатюрный балкон. Вера вытащила сигареты, и Магнус состроил недовольную гримасу. Она порадовалась, что больше не должна учитывать его мнение – может морщиться сколько захочет.
– Вот все и заканчивается, – констатировал Магнус.
– Да уж, – Вера выпустила дым. – Как твоя… – Вера сбилась, не зная, как назвать новую женщину бывшего мужа.
– Ее зовут Лотте, – быстро вставил он. – Все хорошо.
– Сильно толстая стала? – поинтересовалась Вера с усмешкой.
– Как тюлень, – ответил Магнус, даже не улыбнувшись. – Отвратительное зрелище.
– Ну это ненадолго, – утешила она его. – Родит – похудеет. Ты же мне так говорил?
– Хочется верить.
Вера даже посочувствовала: бедняга Магнус, так гнался за внешним совершенством, и вот страдает! Почему, действительно, нельзя иметь все сразу – стройность, детей, деньги, любовь? Обязательно надо выбирать, чем-то жертвовать… Несправедливо – вот что читалось у Магнуса на лице. Вера почувствовала, что он ощупывает ее пристальным взглядом, хочет что-то сказать, и не знает как. Помогать ему она не собиралась – стояла, затягиваясь сигаретой, и разглядывала улицу внизу. Магнус подвинулся к ней, она отступила. Он сделал еще шаг, обнял ее, притянул к себе. Вера ответила на объятие, крепко обхватила его за шею.
– Не расстраивайся, – шепнула на ухо, – все будет хорошо.
Наверное, он ждал совсем других слов, но эти его отрезвили, заставили отпустить ее.
– Пойдем посмотрим, где повесить картину, – сказала Вера деловито, заходя с балкона в комнату. – На этой стене почти весь день свет…
Сомов занял почетное место в простенке между окнами, чтобы на краску не попадали прямые солнечные лучи. Вера подумала, что надо будет установить для него специальное освещение, повесить музейную лампу. Магнус попрощался и отбыл, напомнив еще раз, что договорится со страховым агентом по поводу картины. Вере не терпелось остаться одной и, проводив его, она прошла к себе в спальню. Перевесила платья из кофра в гардероб, устала, легла на кровать. Посмотрела в потолок, прикрыла глаза и сама не заметила, как задремала.
Ей снился Костя: каким он был в школе. Во сне Вера выходила из бабушкиной квартиры, а он стоял на лестничной клетке, встречал ее. Костя взял ее за руку, они вдвоем спустились во двор. Там лежал снег, переливавшийся под фонарями, как битые елочные игрушки. Дорожку еще не расчистили, и они ступали, проваливаясь в снег по щиколотку. Костя наклонился и подхватил Веру на руки, она сначала испугалась, что ему будет тяжело, но он нес ее, словно пушинку, без малейшего напряжения.
Налетел порыв ветра, бросил в них снежной крупой, и Вера проснулась. Закрутила головой, не понимая, где находится. Что это – гостиничный номер? Чей-то дом? Потом вспомнила, что дом ее, она теперь здесь живет. Пошла на кухню выпить воды. После сна голова немного кружилась, а тело казалось невесомым. Она умылась под краном, посмотрела на часы. К ней собиралась заехать Сельма, жена Гуннара Йонссона, помочь распаковывать вещи. Визит был, скорее, данью вежливости: помощь Вере не требовалась, но Сельма предложила, и она не стала отказываться.
Вера подумывала выйти, купить фруктов и вина, потом решила пригласить Сельму поужинать в ресторанчике на первом этаже. Так будет проще – пока она не разобралась с посудой. Сельма позвонила в дверь точно в семь вечера, Вера впустила ее и вдвоем они стали, смеясь, открывать коробки и придумывать, куда расставить красивые мелочи на стеллажах.
Перед Сомовым Сельма на мгновение замерла, потом перевела на Веру изумленный взгляд.
– Это ведь тот самый русский художник, которого сейчас выставляют в «Альбертине»!
Вера кивнула.
– Оригинал?
– Да, – подтвердила она. – Магнус подарил.
– Подарок королевский, – Сельма никак не могла отойти от потрясения.
– Согласна. Я пробовала отказаться, но Магнус настоял. Мы праздновали первую годовщину свадьбы, и он спросил, какой художник мой любимый. Я вспомнила одну историю… из детства. И назвала Константина Сомова. Тогда его в Европе знали плохо, это сейчас пошла волна. Но, конечно, картина очень дорогая.
– Для Магнуса это невиданная щедрость, – отозвалась Сельма серьезно. – Вообще, я очень удивлена, что вы расстались. Он был так в тебя влюблен! Все-таки в чем причина?
Вера подумала, говорить или нет, потом решила, что не такая уж это и тайна.
– Я не смогла родить ребенка, – ответила, глядя Сельме в глаза. – А он непременно хотел детей. Как можно скорее.
Сельма присела на краешек стула, сложила на коленях красивые руки в кольцах. Глядя на нее – с уложенными седыми волосами, аккуратным маникюром, прозрачной кожей скандинавки, – сложно было поверить, что она мать трех взрослых дочерей и бабушка четырех внуков.
– Я вышла замуж в двадцать пять лет, – сказала Сельма медленно. – Гуннар тоже хотел детей, но у меня не получалось забеременеть. В конце концов мы решили, что будем жить так. Для нас главное было остаться вместе. И вдруг, когда мне исполнилось тридцать два, сюрприз! Я забеременела и родилась наша Майя. Потом, через год, Ева. И еще через два младшая, Ингрид. Мне кажется, дети сами знают, когда появляться на свет. И у кого.
Сельма подняла голову и вдруг подмигнула Вере.
– Возможно, у тебя еще все впереди.
Бросив дома коробки, они спустились в ресторан, попросили вина и отметили Верин переезд и начало новой жизни. Чуть позднее к ним присоединился Гуннар – заехал, возвращаясь с совещания на Донауштадте, где оставался консультантом. Они заметили его величественную фигуру издалека и переглянулись с улыбкой.
Гуннар присел к ним, рассказал вкратце, о чем шла речь на совещании – рабочих дел он от жены не утаивал, – и упомянул заодно, что Вере придется поехать в Женеву на несколько недель. Командировки были ей привычны, но в этот раз лететь не очень хотелось. Она планировала обжиться в новой квартире, но что поделаешь – работа есть работа.
Маленькая Женева, лежавшая, как на дне чаши, между горами, плавилась от жары. Вера старалась поменьше выходить на улицу и допоздна сидела в офисе с кондиционерами. Ее отель находился возле озера, напротив знаменитого фонтана. Гигантский столб воды устремлялся горизонтально вверх – ветра не было совсем. От утренних пробежек Вера отказалась и тренировалась только в спортзале. Ее преследовала усталость, не проходившая даже после сна. Она вставала с трудом, заставляла себя завтракать, ехала на работу. Там взбадривалась волей-неволей, но к вечеру опять валилась с ног.
Вера списывала это на несколько перелетов, стресс от переезда, от недавней нервной встряски. Потом, когда однажды на нее накатила тошнота и пришлось даже бежать в туалет, вспомнила про тест на беременность, завалявшийся в косметичке еще с тех пор, как они с Магнусом пытались завести ребенка. Откопала его, сделала – тест был отрицательный. Вера выдохнула с облегчением.
Потом жара отступила, и стало можно выходить на прогулки перед сном. С озера тянуло прохладой, и от фонтана на сотню метров летели брызги. Рядом прогуливались местные пенсионеры, кормили черных лебедей с ярко-красными клювами. Вера покупала в киоске мороженое, садилась на скамью у самой воды. Озеро плескало ей под ноги, волны перебегали по камешкам на дне. Вере хотелось спать, глаза слипались, мороженое казалось приторным. Она лизала его несколько раз, потом выбрасывала в урну.
Что-то странное творилось и со зрением: она видела все немного размытым, как будто не в фокусе. Купила на всякий случай линзы посильнее, надела, но ничего не изменилось. Временами на нее накатывала тоска – животное чувство, пробиравшее до костей. Она пыталась докопаться до его причин, но ничего не получалось. Мир вокруг меркнул, уходил в темноту, жизнь лишалась смысла. Хорошо, что это продолжалось лишь несколько секунд, а потом возвращалась привычная спокойная отстраненность. Вера давно научилась не жалеть себя и не потакать собственным капризам, и сейчас эта привычка очень ей помогала.
Она напоминала себе, что рассталась с Костей сама. Что тосковать по нему не имеет смысла. Она получила, что хотела – они были вместе, и Костя принадлежал ей. Можно было поманить его, и он бы прибежал, Вера это точно знала. Сейчас он в Вене, готовит постановку. Совсем близко, рукой подать. С другой стороны, хорошо, что они не в одном городе. Вера не была уверена, что удержалась бы от встречи с ним в момент слабости.
Она и в интернете не искала его имя, не высматривала информацию из оперы, где Костя работал. Наверняка на сайте были пресс-релизы и интервью с ним, но она избегала заходить туда. В российской миссии в Женеве за ней ухаживал атташе по культуре, давний знакомый. Несколько раз они встречались, выходили куда-нибудь. Вера даже думала уступить ему, пригласить к себе в номер – просто отвлечься от надоедливых воспоминаний. Потом отметала эту мысль, понимая, что случайная связь ничем не поможет.
Фатализм не был ей свойствен, она привыкла добиваться желаемого, но сейчас не понимала, чего хочет. Что нужно сделать, чтобы на душе стало легче? Раньше от плохого настроения помогала диета – вместе с ощущением голода приходило чувство, что она действует правильно, и Вера хвалила себя. Но сейчас она и так была худая, как щепка, а встав в номере на весы увидела, что потеряла два килограмма. Собственно, это было заметно – брюки на ней сидели совсем свободно, юбки скользили на бедрах. В попытке приободриться она прогулялась по магазинам, купила тонкий кашемировый свитер с коротким рукавом, но радости не испытала – подумаешь, кусочек шерсти! Свитер так и пролежал на полке до самого ее отъезда обратно в Вену.
В новую квартиру надо было покупать посуду, приглашать консьержа, чтобы заменил лампочку во встроенном светильнике. Каждое из запланированных дел распадалось у Веры в голове на множество задач, список рос и казался ей неподъемным. Она так и сидела без тарелок и бокалов, ела не дома, а про лампочку вообще забыла, потому что не включала верхний свет. В полутьме она сидела на диване перед картиной и смотрела в нее, как в экран. Ей казалось, что там, в этой раме, и идет настоящая жизнь, а у нее – только тени.