– Постойте! – перебила Нили. – Я должна это записать.
Она серьезно сделала первую запись на странице озаглавленной: «хорошее»: «Я не имею мужа, а Аллан не имеет жены, мы оба не женаты в настоящее время».
– Пока все хорошо, – заметил Аллан, смотря через ее плечо.
– Продолжайте, – сказала Нили. – Что далее?
– «Следующая неспособность, – продолжал Аллан, – несовершеннолетие. Лета, потребные для супружества, четырнадцать в мужчине и двенадцать в женщине». Блэкстон начинает довольно рано, по крайней мере! – весело вскричал Аллан.
Нили была слишком занята делом, чтоб сделать замечание со своей стороны. Она записала опять на странице «хорошей»: «Я в таких летах, что согласиться могу, и Аллан тоже».
– Продолжайте! – сказала она, смотря через плечо чтеца. – Бросим эти рассуждения Блэкстона о том, как муж в надлежащих летах, а жена моложе двенадцати. Гнусный человек! Жена моложе двенадцати! Перейдите к третьей неспособности, если она есть.
– «Третья неспособность, – продолжал Аллан, – неимение рассудка».
Нили немедленно сделала третью запись на стороне «хорошей»: «Аллан и я в полном рассудке».
– Перейдите к другой странице.
Аллан перешел.
– «Четвертая неспособность относится к близости родства».
Четвертая запись немедленно появилась на хорошей стороне записной книжки: «Он любит меня, а я люблю его, и мы все не родня друг другу».
– Есть еще что-нибудь? – спросила Нили, нетерпеливо стуча по своему подбородку кончиком карандаша.
– Много еще, – отвечал Аллан. – Но все непонятно, посмотрите: «Законы о браке, 4 geo. id. с. 76. and 6 and 7 Will. id. с 85 с. (q)». Тут, верно, рассудок Блэкстона немного помутился. Не посмотреть ли нам далее, не образумился ли он на следующей странице?
– Подождите немножко, – сказала Нили, – что это я вижу в середине?
Она читала с минуту молча, через плечо Аллана, а потом вдруг с отчаянием всплеснула руками.
– Я знала, что я была права! – воскликнула она. – О боже! Вот это здесь!
– Где? – спросил Аллан. – Я ничего не вижу о том, чтобы томиться в тюрьме и обстригать волосы, разве только «4 geo. id.» значит «посадить его в тюрьму», а «с. 85. (q)» – «послать за цирюльником».
– Пожалуйста, будьте серьезнее, – увещевала Нили. – Мы оба сидим на вулкане. Вот, – сказала она, указывая на одно место, – прочтите! Вот это, может быть, образумит вас насчет нашего положения.
Аллан прокашлялся, а Нили держала карандаш наготове на неприятной стороне записи, то есть на странице, озаглавленной «дурное».
– «И так как цель нашего закона, – начал Аллан, – предупреждать браки людей моложе двадцати одного года без согласия родителей или опекунов…»
Нили сделала первую запись на стороне «дурное»: «Мне только семнадцать лет и обстоятельства запрещают мне признаться папа в моей привязанности».
– «…постановлено, что в случае оглашения в церкви брака лица моложе двадцати одного года, которое не вдовец и не вдова, считающиеся эмансипированными…»
Нили записала на «дурной» стороне: «Аллан еще не вдовец, а я не вдова, следовательно, никто из нас не эмансипирован».
– «…если отец или опекун открыто изъявляет свое несогласие в то время, как оглашают в церкви…»
– Папа непременно это сделает…
– «…такие оглашения считаются недействительными». Я здесь переведу дух, если вы позволите, – сказал Аллан. – Блэкстон мог бы написать более короткими фразами, если уже не мог совсем покороче. Развеселитесь, Нили: должны быть какие-нибудь другие способы венчания, кроме этого окольного пути, который кончается оглашением и недействительностью. Адская тарабарщина! Я сам мог бы написать глаже.
– Мы еще не дошли до конца, – сказала Нили. – Недействительность ничего не значит в сравнении с тем, что будет.
– Что бы это ни было, – возразил Аллан, – мы поступим с этим как с лекарством: примем за раз и покончим.
Он продолжал читать:
– «А позволение обвенчаться без оглашения не будет дано, если один из венчающихся не присягнет, что нет никакой помехи насчет родства…» Ну, в этом я могу присягнуть с чистой совестью! Что дальше? «Одна из венчающихся сторон должна в продолжение двух недель, непосредственно предшествующих этому позволению, жить в своем обыкновенном месте жительства, в том приходе, где должно происходить венчание». Я с величайшим удовольствием проживу две недели в собачьей конуре. Все это, Нили, очень просто. Вы зачем качаете головой? Продолжать – и я увижу? О! Очень хорошо, я буду продолжать. Вот мы остановились здесь: «А когда одна из сказанных сторон, не будучи ни вдовою, ни вдовцом, будет моложе двадцати одного года, должна прежде присягнуть, что согласие лица или лиц, согласие которых требуется, было получено, или что нет такого лица, которое имеет право давать согласие. Согласие требуемое есть согласие… – При этих последних грозных словах Аллан вдруг остановился: – …согласие отца», – закончил он со всей надлежащей серьезностью в лице и в обращении. – В этом я присягнуть не могу!
Нили отвечала выразительным молчанием. Она подала ему записную книжку с окончательной записью на стороне «дурной» в таких выражениях: «Наш брак невозможен, или Аллан должен совершить клятвопреступление…»
Влюбленные молча посмотрели друг на друга, обескураженные непреодолимыми препятствиями Блэкстона.
– Закройте книгу, – с печальной покорностью сказала Нили. – Я не сомневаюсь, что мы найдем и полицию, и тюрьму, и стрижку волос – все наказания за клятвопреступление, именно как я говорила вам, если посмотрим на следующую страницу. Но нам нечего смотреть: мы уже всего довольно нашли. Все кончено для нас. Я должна в субботу отправиться в школу, а вы должны забыть меня так скоро, как только сможете. Может быть, мы встретимся с вами после, когда вы будете вдовцом, а я вдовой, и жестокий закон будет считать нас эмансипированными, когда для нас в этом не будет уже никакой нужды. В то время я, наверно, буду стара и дурна, и вы, наверно, перестанете любить меня, и все кончится могилой, и чем скорее, тем лучше. Прощайте, – сказала Нили, вставая печально и со слезами на глазах. – Оставаться здесь – значит только продолжать переживать наше несчастье, если только вы не сможете предложить мне чего-нибудь другого.
– Я смогу предложить кое-что, – воскликнул легкомысленный Аллан. – Это совершенно новая идея. Не хотите ли попробовать кузнеца в Гретна-Грине[6]?
– Никакие силы на свете, – с негодованием отвечала Нили, – не заставят меня венчаться у кузнеца!
– Не обижайтесь, – умолял Аллан, – я стараюсь придумать что-то. Множество людей в нашем положении обращались к кузнецу и нашли его не хуже пастора, да еще и любезным человеком к тому же. Все равно! Мы должны попробовать новую стрелу у нашего лука.
– Нам нечего пробовать, – возразила Нили.
– Поверьте моему слову, – настаивал Аллан, – должны быть способы обойти Блэкстона без клятвопреступления, но мы их не знаем. Это дело юридическое, и мы должны посоветоваться с каким-нибудь юристом. Конечно, это риск, но кто ничем не рискует, тот ничего не получит. Что вы скажете о молодом Педгифте? Он прекрасный человек. Я уверен, что ему мы можем доверить нашу тайну.
– Ни за что на свете! – воскликнула Нили. – Вы-то готовы поверять ваши тайны этому противному и пошлому человеку, а я не хочу поверить ему моих. Я ненавижу его. Нет! – продолжала она, вспыхнув и сердито топнув ногой. – Я категорически запрещаю вам поверять эту тайну кому бы то ни было в Торп-Эмброзе: они тотчас станут подозревать меня, и эта новость тотчас разнесется по всему городу. Пусть моя любовь будет несчастной, – заметила Нили, поднося платок к глазам, – пусть папа положит ей конец в самом деле, но я не хочу, чтобы ее оскорбляли городские сплетни!
– Полно, полно! – сказал Аллан. – Я ни слова не скажу в Торп-Эмброзе, право, не скажу.
Он остановился и подумал.
– Есть еще способ! – воскликнул он, просияв в одно мгновение. – Впереди у нас еще целая неделя; я вам скажу, что я сделаю: я поеду в Лондон…
Раздался внезапный шелест за деревьями, между которыми пряталась мисс Гуилт, – который не услышали ни тот, ни другая. Одно затруднение (затруднение отозвать Аллана в Лондон) теперь должно быть устранено по собственной воле Аллана.
– В Лондон? – повторила Нили, с удивлением подняв глаза.
– В Лондон, – продолжал Аллан. – Это, кажется, довольно далеко от Торп-Эмброза? Подождите и не забывайте, что дело идет о законе. Очень хорошо; я знаю в Лондоне нотариусов, которые устроили для меня все дела, когда я вступил во владение этим имением; мне с ними надо посоветоваться. А если они не захотят вмешаться в это дело, то у них есть главный клерк, один из лучших людей, каких только случалось мне встречать. Я помню, что я приглашал его кататься со мною на яхте; и хотя он не смог поехать, но сказал, что все-таки благодарен за мое приглашение. Вот этот человек поможет мне. Блэкстон младенец в сравнении с ним. Не говорите, что это нелепо, не говорите, что это похоже на Аллана. Пожалуйста, выслушайте меня! Я ни слова не упомяну ни о вас, ни о вашем отце; я опишу вас «молодой девушкой, к которой я искренне привязан». А если приятель мой, клерк, спросит меня, где вы живете, я скажу, на севере Шотландии, или на западе Ирландии, или где вы захотите. Приятель мой никого не знает в Торп-Эмброзе – это уже рекомендация – и в пять минут научит меня, что делать, – а это другая рекомендация. Если бы вы знали его! Он один из тех необыкновенных людей, которые являются раз или два в столетие, – такой человек, который не позволит вам сделать ошибку, если вы постараетесь. Я должен сказать ему только (вкратце): «Любезный друг, я хочу жениться тайно, без клятвопреступления», а он должен ответить мне только (вкратце): «Вы должны сделать то и то, а должны избегать того и того». Мне ничего другого не придется делать, как только следовать его инструкциям, а вам ничего другого не следует делать, кроме того, что всегда делает невеста, когда жених уже готов и ждет!