вольствия… Веселились вы, сэр, за границей? Такие отличные обычаи от наших! Долго вы останетесь в Англии теперь, когда вернулись?
– Я сам не знаю, – отвечал Мидуинтер. – Я был вынужден изменить свои планы и неожиданно приехать в Англию. – Он был в нерешительности, голос его изменился, и Мидуинтер добавил очень тихо: – Серьезное беспокойство заставило меня возвратиться. Я не могу сказать, какими будут мои планы до тех пор, пока это беспокойство не пройдет.
Свет от фонаря падал на его лицо, и Бэшуд заметил, что он очень переменился и похудел.
– Мне жаль, сэр, право, мне очень жаль. Не могу ли я быть вам полезен? – спросил Бэшуд, говоря под влиянием отчасти своей обычной вежливости, отчасти своих воспоминаний о том, что Мидуинтер сделал для него в Торп-Эмброзе в прошлом.
Мидуинтер поблагодарил его и грустно ответил:
– Я боюсь, что вы не сможете быть полезны, мистер Бэшуд. Тем не менее, я очень благодарен за ваше предложение.
Он остановился и соображал некоторое время.
– Что если она не больна? Что если случилось какое-нибудь несчастье? – продолжал он, говоря сам с собой и опять повернувшись к управителю. – Если она оставила свою мать, может быть, ее следы найдутся, если поспрашивать в Торп-Эмброзе?
Любопытство Бэшуда было тотчас возбуждено. Его теперь интересовали все женщины ради мисс Гуилт.
– Вы отыскиваете какую-нибудь даму, сэр? – спросил он.
– Я отыскиваю, – сказал Мидуинтер просто, – мою жену.
– Вы женились, сэр? – воскликнул Бэшуд. – Вы женились после того, как я имел удовольствие видеть вас? Могу я осмелиться спросить…
Глаза Мидуинтера тревожно смотрели в землю.
– Вы знали эту особу, – сказал он. – Я женился на мисс Гуилт.
Управитель отскочил назад, как отскочил бы от заряженного пистолета, приставленного к его голове. Глаза его сверкнули, как будто он вдруг лишился рассудка, и нервный озноб, которому он был подвержен, охватил его с головы до ног.
– Что такое с вами? – спросил Мидуинтер. Ответа не последовало.
– Что же такого удивительного в том, что мисс Гуилт моя жена? – продолжал он немного нетерпеливо.
– Ваша жена? – повторил Бэшуд с отчаянием, – Миссис Армадэль…
Он сдержался с отчаянным усилием и не сказал ничего более. Изумление, овладевшее управителем, тотчас же отразилось на лице Мидуинтера. Имя, под которым он втайне обвенчался со своей женой, сорвалось с губ последнего человека на свете, которому он думал оказать доверие! Он взял под руку Бэшуда и отвел его к более малолюдной стороне платформы, чем та, где они до сих пор говорили друг с другом.
– Вы говорили о моей жене и вместе с тем о миссис Армадэль, – сказал он. – Что вы хотели этим сказать?
Опять ответа не было. Будучи совершенно не способен понять что-нибудь, кроме того, что он впутался в какое-то серьезное дело, совершенно для него непонятное, Бэшуд старался высвободиться от руки, удержавшей его, и старался напрасно. Мидуинтер сурово повторил вопрос:
– Я спрашиваю вас опять: что вы хотели этим сказать?
– Ничего… сэр! Даю вам честное слово, что я не хотел сказать ничего!
Он чувствовал, как рука Мидуинтера все крепче сжимала его руку, он видел даже в темноте отдаленного угла, в котором они стояли, что Мидуинтер охвачен гневом и что с ним нельзя было шутить. Степень его опасности внушила ему единственную возможность, которую имеет робкий человек, когда его принуждает сила стать лицом к лицу с непредвиденным обстоятельством – возможность солгать.
– Я только хотел сказать, сэр, – сказал он с отчаянным усилием, пытаясь смотреть и говорить с уверенностью, – что мистер Армадэль удивится…
– Вы сказали миссис Армадэль.
– Нет, сэр… Честное слово, вы ошибаетесь… Право, ошибаетесь! Я сказал мистер Армадэль… Как мог я сказать что-нибудь другое? Пожалуйста, отпустите меня, мне некогда. Уверяю вас, что мне страшно некогда.
Мидуинтер еще с минуту удерживал его и в эту минуту решил, что ему делать.
Он справедливо сказал, что его возвращение в Англию было вызвано беспокойством о его жене – беспокойством, естественно возбужденным (после аккуратного получения от нее писем через день или через два дня) внезапным прекращением переписки между ними с ее стороны в течение целой недели. Первое смутное, ужасное подозрение о другой причине ее молчания, а не какого-нибудь несчастья или болезни, которым он до сих пор приписывал это, охватило его вдруг внезапным холодом, как только услышал, что управитель жену его назвал миссис Армадэль. Маленькие неточности в ее переписке, которые он до сих пор считал только странными, теперь пришли к нему на память и показались ему также подозрительными. До сих пор он верил причинам, приводимым ею, пока она не дала ему другого, более определенного адреса, чтобы отвечать на ее письма, кроме адреса почтовой конторы. Теперь он стал подозревать, что эти причины были просто предлогом. До сих пор он имел намерение приехать в Лондон, расспросить в одном-единственном месте, которое было ему известно, чтобы найти ее следы по тому адресу, который она дала ему, будто бы квартиры, где жила «ее мать». Теперь (по причине, которую он боялся даже определить самому себе, но которая была так сильна, что пересиливала все другие соображения в его голове) он решился прежде всего выяснить, почему Бэшуду известна тайна, которая была брачной тайной между ним и его женой. Всякий прямой вопрос управителю в настоящем состоянии его духа, очевидно, был бы бесполезен. Оружие обмана было в этом случае насильно вложено в руки Мидуинтера. Он выпустил руку Бэшуда и сделал вид, что принял его объяснение.
– Извините, – сказал он, – я не сомневаюсь, что вы правы. Пожалуйста, припишите мою грубость беспокойству и усталости. Желаю вам доброго вечера.
Станция к этому времени была уже почти пуста, пассажиры прибывшего поезда собрались для проверки их багажа в приемной таможне. Было нелегко как будто проститься с Бэшудом, а на самом деле не терять его из виду, но прежняя жизнь Мидуинтера с его хозяином-цыганом была такова, что приучила его к таким уловкам, к каким он теперь был вынужден прибегать. Он отошел к дверям пустых вагонов, отворил одну из них, как бы отыскивая что-то оставленное им, и приметил, что Бэшуд направляется к ряду кэбов, стоящих у противоположной стороны платформы. Мидуинтер быстро прошел к длинному ряду экипажей со стороны, дальней от платформы, сел во второй кэб с левой стороны через минуту после того, как Бэшуд взобрался в первый кэб с правой стороны.
– Я заплачу вдвое, – сказал Мидуинтер извозчику, – если вы не потеряете из виду кэб, который едет перед нами, и поспеете за ним, куда бы он ни поехал.
Еще через минуту оба экипажа отъехали от станции.
Клерк сидел в своей будочке у ворот и записывал, куда едут проезжавшие кэбы. Мидуинтер услыхал, что извозчик, который вез его, закричал «Гэмпстид!», когда проезжал мимо окна клерка.
– Зачем вы сказали – Гэмпстид? – спросил он, когда они выехали со станции.
– Потому что извозчик, ехавший передо мною, сказал «Гэмпстид», сэр, – отвечал кучер.
Во время утомительной поездки к северо-западному предместью Мидуинтер непрестанно спрашивал, виден ли еще кэб. Кучер неспрестанно отвечал:
– Прямо перед нами.
Был уже десятый час, когда извозчик остановил наконец своих лошадей. Мидуинтер вышел и увидел перед собой кэб, ожидавший у дверей какого-то дома. Как только он удостоверился, что извозчик был тот самый, которого нанял Бэшуд, он заплатил обещанную награду и отпустил свой кэб.
Он стал ходить взад и вперед перед домом. Смутное страшное подозрение, возникшее в его душе на станции железной дороги, приняло в это время определенную форму, которая была для него ненавистна. Без малейшего основания он вдруг слепо заподозрил неверность своей жены и слепо стал подозревать, что Бэшуд служит ей посредником. Ужасаясь своей болезненной фантазии, он решил записать номер дома и название улицы, а потом, чтобы не обижать напрасно свою жену, тотчас обратиться по адресу, который она дала ему как адрес того дома, где жила ее мать. Он вынул свою записную книжку и пошел на угол улицы, когда заметил, что извозчик, привезший Бэшуда, смотрел на него с любопытством и удивлением. Мысль расспросить извозчика, пока представился случай, немедленно пришла ему в голову. Он вынул полкроны из кармана и положил ее в руку извозчика.
– Господин, которого вы привезли со станции, вошел в этот дом? – спросил он.
– Да, сэр.
– Вы слышали, спрашивал ли он кого-нибудь, когда дверь была отворена?
– Он спрашивал даму, сэр, миссис… – Кучер колебался. – Это имя было необыкновенное, сэр. Я его узнаю, если опять его услышу.
– Мидуинтер?
– Нет, сэр.
– Армадэль?
– Точно так, миссис Армадэль.
– Вы уверены, что он спросил миссис, а не мистера?
– Я так уверен, как может быть уверен человек, не обративший на это внимания, сэр.
Сомнение, заключавшееся в этом последнем ответе, заставило Мидуинтера решиться тут же разузнать, в чем дело. Он поднялся по ступеням к двери. Когда он поднес руку к колокольчику, охватившее волнение на минуту лишило его сил. Странное ощущение, как будто его сердце буквально выпрыгнуло из груди, испытал он, закружилась голова. Он удержался за перила лестницы, повернул лицо к воздуху и терпеливо ждал, пока слабость пройдет. Потом он позвонил в колокольчик.
– Дома… – Он хотел сказать «миссис Армадэль», когда служанка отворила дверь, но даже его решимость не могла заставить это имя сорваться с губ. – Дома ваша госпожа? – спросил он.
– Дома, сэр.
Служанка повела его в дальнюю гостиную и представила маленькой старушке с хорошими манерами и блестящими глазами.
– Тут какая-то ошибка, – сказал Мидуинтер. – Я желал видеть… – Опять он старался произнести имя, и опять у него не хватало сил.
– Миссис Армадэль? – подсказала маленькая старушка с улыбкой.
– Да.
– Проводи господина наверх, Дженни.
Служанка повела Мидуинтера в гостиную второго этажа.