Он вынул носовой платок и заткнул им промежутки решетки, принудив таким образом шпиона (если он там был) или обнаружить себя, сняв носовой платок, или не видеть ничего того, что потом случится. Мидуинтер вошел в комнату Аллана.
– Вы знаете, какие слабые у меня нервы, – сказал он, – и как я дурно сплю, даже когда совсем здоров. Я никак не могу заснуть. Окно в моей комнате стучит каждый раз, как только подует ветер. Я сожалею, зачем оно не так закреплено, как ваше.
– Любезный друг, – сказал Аллан, – мне все равно, стучит окно или не стучит. Обменяемся комнатами. Какой вздор! Зачем вам извиняться передо мною? Разве я не знаю, как легко пустяки расстраивают ваши больные нервы? Теперь, когда доктор успокоил меня насчет бедной Нили, я начинаю чувствовать усталость от дороги и ручаюсь, что засну в любой комнате до завтрашнего утра.
Он взял свой дорожный мешок.
– Нам надо поторопиться, – прибавил он, указывая на свою свечу. – Мне оставили не очень большую свечу, чтобы, видно, скорее лег спать.
– Идите тише, Аллзн, – сказал ему Мидуинтер, отворяя дверь. – Нам не надо лишнего шума в доме в такое позднее время.
– Да-да, – отвечал Аллан шепотом. – Спокойной ночи. Я надеюсь, что вы заснете так же хорошо, как и я.
Мидуинтер проводил Аллана в комнату под номером третьим и заметил, что его свеча, которую он там оставил была так же коротка.
– Спокойной ночи, – сказал он и снова вышел в коридор. Он прямо подошел к решетке и опять стал смотреть и прислушиваться. Носовой платок оставался точно так, как он его оставил, и изнутри не слышалось никакого шума. Он медленно вернулся к двери своей комнаты и в последний раз подумал о принятых им предосторожностях. Неужели не было никакого другого способа, кроме того, который он попробовал теперь? Никакого. Открытая защита – тогда как характер опасности и незнание, от кого она могла происходить, были одинаково неизвестны – была бы бесполезна сама по себе и больше чем бесполезна по своим последствиям, заставив людей в доме остерегаться. Не имея ни одного факта, который мог бы оправдать в глазах других его беспокойство о том, что могло случиться в эту ночь; бессильный поколебать доверчивость Аллана, поверившего благородной внешности доктора, в которой он предстал перед ним, Мидуинтер мог придумать только одно средство для безопасности своего друга – перемену комнат, мог следовать только одной тактике – что бы ни случилось, тактике ожидания развития событий.
– Я могу положиться только на одно, – сказал он сам себе, обводя глазами коридор. – Я могу положиться на то, чего я не знаю.
Бросив взгляд на часы, висевшие на противоположной стене, Мидуинтер вошел в комнату под номером четвертым. Послышался звук запиравшейся двери, за которым последовал звук повернутого ключа, потом снова в доме воцарилась мертвая тишина.
Мало-помалу управитель в тишине и темноте преодолел свой страх и решил снять носовой платок. Он осторожно приподнял один угол платка, подождал, посмотрел и, наконец, собрался с мужеством, чтобы вынуть весь платок. Спрятав его сначала в свой карман, он подумал о последствиях, если его найдут у него, и бросил платок в углу комнаты. Он задрожал, бросая платок, посмотрел на свои часы и стал у решетки ждать мисс Гуилт.
Часовая стрелка обошла половину круга на циферблате. Когда она дошла до четверти второго, мисс Гуилт тихо вышла в коридор.
– Выходите, – шепнула она в решетку, – и ступайте за мной.
Она вернулась к лестнице, с которой только что спустилась, тихо затворила дверь после того, как Бэшуд последовал за нею, и поднялась на площадку второго этажа. Тут она задала ему вопрос, который не решилась задать внизу.
– Ввели мистера Армадэля в комнату под номером четвертым?
Бэшуд, не говоря ни слова, кивнул.
– Отвечайте мне словами: выходил мистер Армадэль из комнаты после этого?
Он отвечал:
– Нет.
– Вы ни разу не теряли из виду комнату под номером четвертым с тех пор, как я оставила вас?
Он отвечал:
– Ни разу.
Мисс Гуилт взглянула на него, обманутая последним человеком на свете, которого она могла подозревать в обмане, человеком, которого она обманула сама.
– Вы, кажется, очень взволнованы, – сказала мисс Гуилт спокойно. – Эта ночь была слишком трудна для вас. Ступайте наверх и отдохните. Вы найдете дверь одной из комнат открытой, эта комната, которую вы должны занять. Спокойной ночи.
Она поставила свечу на стол и подала Бэшуду руку. Он с отчаянием задержал ее руку, когда она повернулась, чтобы оставить его. Страх при мысли о том, что могло случиться, когда она останется одна, вынудил Бэшуда произнести слова, которые он побоялся бы сказать в любое другое время.
– Не ходите, – умолял он шепотом. – О! Не ходите, не ходите, не ходите вниз сегодня.
Она освободила свою руку и сделала ему знак взять свечу.
– Вы увидите меня завтра, – сказала она. – Теперь ни слова более!
Ее сильная воля победила Бэшуда и в эту последнюю минуту, как побеждала всегда.
– Ночь пройдет скоро, – сказал он сам себе, когда мисс Гуилт скрылась из глаз. – Я буду мечтать о ней, пока не наступит утро.
Она заперла дверь у лестницы, когда прошла в нее, прислушалась и удостоверилась, что кругом все тихо; потом прошла по коридору к окну. Облокотившись о подоконник, она смотрела в ночную темноту. Тучи закрывали в эту минуту луну, ничего нельзя было увидеть в темноте, кроме газовых рожков, разбросанных по предместью. Отойдя от окна, она посмотрела на часы: было двадцать минут второго.
В последний раз решимость, овладевшая мисс Гуилт в начале этой ночи, когда она узнала, что муж ее в этом доме, заняла главное место в ее мыслях. В последний раз внутренний голос сказал ей: «Подумай, нет ли другого способа!» Мисс Гуилт обдумывала это до тех пор, пока стрелка часов не показала полчаса второго.
– Нет, – сказала она, все думая о своем муже, – осталось только идти до самого конца. Он не сделает того, зачем приехал сюда, он не произнесет слов, которые приехал сюда сказать, когда узнает, что его поступок может сделать меня предметом публичной огласки, а его слова могут послать меня на эшафот!
Румянец вспыхнул на ее лице, и она улыбнулась с отвратительной иронией, посмотрев на дверь комнаты.
– Я буду твоей вдовой, – сказала мисс Гуилт, – через полчаса!
Она отперла ящик с аппаратом и взяла в руку пурпуровый флакон. Заметив время по часам, она опустила в стеклянную трубку первый из шести отдельных приемов, которые были размерены для нее бумажкой.
Поставив опять флакон в ящик, она приложила ухо к отверстию трубки – ни малейшего звука не донеслось до ее слуха; гибельный процесс делал свое дело в гробовой тишине. Когда она приподнялась и подняла глаза, луна сияла в окно и холодный ветер стих.
О время! Время! Если бы только это могло начаться и кончиться первым приемом! Мисс Гуилт сошла вниз в переднюю, ходила взад и вперед и прислушивалась у открытой двери, которая вела на кухонную лестницу. Она снова поднялась наверх, затем опять спустилась вниз. Первый из пятиминутных промежутков тянулся бесконечно. Время точно стояло неподвижно. Неизвестность сводила с ума.
Промежуток прошел. Когда мисс Гуилт взяла флакон во второй раз и налила второй прием, тучи закрыли свет луны и ночной вид из окна начал медленно помрачаться.
Только когда луна опять выбралась из облаков, она вдруг опомнилась. Мисс Гуилт быстро обернулась и посмотрела на часы: прошло семь минут после второго приема.
Когда она схватила флакон и вылила жидкость в трубку в третий раз, ясное сознание своего положения вернулось к ней. Горячая волна опять ударила в голову, и ярким румянцем вспыхнула на щеках. Быстро и бесшумно прошла она с одного конца коридора до другого, сложив руки под шалью и время от времени поглядывая на часы.
Рука мисс Гуилт начала сильно дрожать, когда она наполнила трубку в четвертый раз. Боязнь встречи с мужем опять вернулась в ее сердце. Что если какой-нибудь шум разбудит его раньше шестого приема? Что если он вдруг проснется (как он часто просыпался) без всякого шума?
Она осмотрела коридор. Крайняя комната, в которой был спрятан Бэшуд, показалась ей удобным убежищем.
«Я могу войти туда, – подумала она. – Оставил он ключ?»
Она открыла дверь, чтобы заглянуть, и увидела носовой платок, брошенный на пол. Не Бэшуда ли это платок, оставленный тут нечаянно? Она осмотрела все углы платка, в одном из них мисс Гуилт нашла имя своего мужа!
Первым ее побуждением было подняться по лестнице, разбудить управителя и потребовать объяснений. Через минуту она вспомнила о пурпуровом флаконе и об опасности оставить коридор. Она обернулась и посмотрела на дверь под номером третьим. Муж ее, что подтверждала находка здесь носового платка, непременно выходил из своей комнаты, а Бэшуд ей не сказал об этом. В своей ли комнате он теперь?
– Все двери в этом доме отворяются тихо, – сказала она сама себе. – Мне нечего бояться, что я разбужу его.
Тихо, помаленьку отворила она незапертую дверь и заглянула в довольно широкую щель. При том немногом свете, который проходил в комнату из коридора, только голова спящего чернела на изголовье. Так ли она казалась черной на фоне белого изголовья, какой казалась голова ее мужа, когда он лежал в постели? Было ли дыхание так же легко, как дыхание ее мужа, когда он спал?
Она пошире приоткрыла дверь и заглянула в комнату при более ярком свете.
На кровати лежал человек, на жизнь которого она покушалась в третий раз. Он спокойно спал в комнате, отданной ее мужу, и дышал воздухом, который никому не мог сделать вреда.
Роковой вывод поверг в ужас мисс Гуилт. Исступленно подняв кверху руки, она снова вышла в коридор. Дверь Аллана захлопнулась – но не с таким шумом, чтобы разбудить его. Она обернулась, когда дверь затворилась. С минуту мисс Гуилт стояла и смотрела на нее, как безумная. Через минуту, прежде чем вернулся рассудок, инстинкт побудил ее к действию. Несколько секунд – и она уже у двери под номером четвертым.