Вынув маленький бриллиант мудрости из богатого рудника своей юридической опытности, Педгифт-старший передал ответ посланному мисс Гуилт и велел слуге посмотреть, чтобы этот человек, кто бы он ни был, точно вышел из дома.
– Теперь, сэр, – продолжал стряпчий, – мы вернемся, если вам угодно, к моему мнению о мисс Гуилт. Я боюсь, что оно совсем не совпадает с вашим. Вы считаете ее предметом сострадания – это совершенно естественно в ваши лета, а я думаю, что ее следовало бы заключить в тюрьму – это совершенно естественно в мои лета. Вы сейчас услышите, на каких основаниях я составил мое мнение. Позвольте мне доказать вам, что я говорю серьезно, подвергнув это мнение практическому анализу. Как вы думаете, будет ли мисс Гуилт настаивать на свидании с вами, мистер Армадэль, после ответа, который вы сейчас послали ей?
– Это совершенно невозможно! – горячо заговорил Аллан. – Мисс Гуилт леди, и после письма, которое я послал ей, она никогда не пожелает видеться со мной.
– В этом мы не согласны, сэр! – вскричал Педгифт-старший. – Я говорю, что она не обратит никакого внимания на ваше письмо – вот по какой причине я не соглашался, чтобы вы писали его. Я говорю, что она, по всей вероятности, ждет возвращения своего посланного в вашем парке или около него; я говорю, что она постарается пробраться сюда, прежде чем двадцать четыре часа пронесутся над нашей головой. Вот, сэр, – заявил Педгифт, смотря на свои часы, – теперь только семь часов. Она так смела и так умна, что поймает слугу. Позвольте мне просить вас немедленно отдать ему приказание говорить, что вас дома нет. Вам не следует колебаться, мистер Армадэль. Если вы правы насчет мисс Гуилт – это будет простая формальность. Если я прав – это будет благоразумная предосторожность. Придерживайтесь вашего мнения, сэр, – добавил Педгифт, звоня в колокольчик. – Я придерживаюсь своего.
Аллан был настолько раздражен, что готов был отдать приказание, но, когда вошел слуга, воспоминания о прошлом овладели им и слова замерли в горле.
– Отдайте приказание вы, – сказал он Педгифту и быстро отошел к окну.
«Ты славный человек! – подумал старший стряпчий, смотря ему вслед и тотчас угадав причины его поступка. – Когти этой чертовки не оцарапают тебя, если только я буду в состоянии избавить тебя от этого».
Слуга терпеливо ждал приказаний.
– Если мисс Гуилт придет сюда или сегодня вечером, или в какое бы то ни было время, – сказал Педгифт, – мистера Армадэля дома нет. Подождите! Если она спросит, когда мистер Армадэль вернется, вы не знаете. Подождите! Если она захочет войти и подождать, вы получили приказание никого не впускать и не позволять ожидать, кроме тех, кто заранее условился с мистером Армадэлем. Вот я остановил ее теперь, по крайней мере! – воскликнул старый Педгифт, весело потирая руки, когда слуга вышел из комнаты. – Все приказания отданы, мистер Армадэль. Мы можем продолжать наш разговор.
Аллан отошел от окна.
– Этот разговор не весьма приятен, – сказал он. – Пожалуйста, не обижайтесь, но я желал бы поскорее его закончить.
– Мы окончим его так скоро, как только возможно, сэр, – ответил Педгифт-старший, все настаивая на своем, как только юристы и женщины могут настаивать, силой пробиваясь понемножку все ближе и ближе к своей цели. – Вернемся к тому практическому совету, который я предлагал вам, когда слуга вошел с запиской мисс Гуилт. Я повторяю, что вам остался только один способ, мистер Армадэль, выйти из вашего неловкого положения. Вы должны продолжать собирать сведения об этой женщине до конца на тот случай (который я считаю вероятным), что результаты розысков оправдают вас в глазах здешних жителей.
– Я желал бы, видит бог, чтобы совсем не вести никаких розысков! – сказал Аллан. – И ничто не заставит меня, мистер Педгифт, продолжать их.
– Почему? – спросил стряпчий.
– Можете ли вы спрашивать, – горячо возразил Аллан, – после того, что сын ваш сказал вам о том, что мы узнали в Лондоне? Даже если бы я имел менее причин… сожалеть о мисс Гуилт, даже если б это была какая-нибудь другая женщина, неужели вы думаете, что я стал бы собирать секреты бедного обманутого создания, а тем более разглашать их повсюду? Я считал бы себя таким же негодяем, как тот человек, который бросил ее, беспомощную, на свете, если бы я сделал что-нибудь подобное. Я удивляюсь, как вы можете задавать мне этот вопрос, честное слово, я удивляюсь, как вы можете задавать мне этот вопрос!
– Дайте мне вашу руку, мистер Армадэль! – горячо сказал Педгифт-старший. – Я уважаю вас за то, что вы так рассердились на меня. Пусть в городе говорят что хотят. Вы – джентльмен, сэр, в самом лучшем значении этого слова. Выслушайте, что я вам скажу в свою защиту, – продолжал стряпчий, отпустив руку Аллана и тотчас переходя от выражения своих чувств к делу. – Предположите, что настоящее положение мисс Гуилт совсем не таково, каким вы его великодушно считаете.
– Мы не имеем причины этого предполагать, – решительно ответил Аллан.
– Таково ваше мнение, сэр? – настаивал Педгифт. – А мое, основанное на том, что известно о поступках мисс Гуилт здесь, и о том, что я увидел сам в мисс Гуилт, состоит в том, что она так же далека, как и я, от той сентиментальной жертвы, какой вы желаете представить ее. Позвольте, мистер Армадэль, вспомните, что я уже подтвердил свое мнение на практике, и подождите отвергать мое мнение сгоряча, пока события покажут вашу правоту. Позвольте мне расставить все пункты, сэр, имейте снисхождение ко мне как к стряпчему, позвольте мне расставить мои пункты. Вы и сын мой – люди молодые, и я не отрицаю, что обстоятельства не всегда можно принимать в таком виде, в каком они появляются на поверхности, и я обладаю большим преимуществом в данном случае – годами юридической практики общения с самыми негодными женщинами, которые когда-либо существовали на этом свете.
Аллан раскрыл было рот, чтобы возражать, но остановился, не имея надежды произвести на стряпчего хоть малейшее впечатление. Педгифт-старший поклонился, вежливо благодаря своего клиента за молчание, и немедленно воспользовался этой паузой, чтобы продолжать.
– Все поступки мисс Гуилт показывают мне, что она закоренелая мастерица лгать. Как ей только стала угрожать огласка, огласка чего-нибудь неприятного, в этом нет никакого сомнения, после того что вы узнали в Лондоне, – она извлекла для себя большую пользу из вашего благородного молчания и оставила должность у майора в роли невинной жертвы. Оставив этот дом, что сделала она далее? Она смело осталась в городе, надеясь решить три следующие цели: во-первых, она показала всем, что не боится выдержать новых нападок на ее репутацию; во-вторых, она здесь рядом, чтобы вертеть вами по-своему и сделаться миссис Армадэль, несмотря ни на что, если вы (или я) представим ей этот случай; в-третьих, если у вас (или у меня) хватит благоразумия, чтобы не доверять ей, у нее также хватит благоразумия, чтобы не представить нам возможность следовать за ней в Лондон и выявить ее сообщников. Разве так станет поступать несчастная женщина, которая лишилась своей репутации в минуту слабости и против своей воли была вынуждена прибегнуть к обману, чтобы восстановить эту репутацию?
– Ваши доказательства искусны, – отвечал Аллан с заметной неохотой. – Я не могу их опровергнуть, ваши доказательства выстроены очень искусно.
– Ваш собственный здравый смысл, мистер Армадэль, говорит вам, что я доказываю справедливо, – сказал Педгифт-старший. – Я не беру еще на себя смелость предположить, какие отношения может иметь эта женщина к тем людям в Пимлико, я только уверен, что это не те отношения, какие предполагаете вы. После изложения этих фактов мне остается только добавить мои личные впечатления о мисс Гуилт. Я не стану оскорблять вас, если это будет зависеть от меня, я попытаюсь снова выстроить искусные доказательства. Она пришла ко мне в контору (как я сообщал вам в своем письме), без сомнения, для того, чтобы подружиться с вашим стряпчим, если сможет: она пришла сказать мне с самым великодушным выражением на лице, что она не осуждает вас…
– Верите ли вы кому-нибудь, мистер Педгифт? – перебил его Аллан.
– Иногда, мистер Армадэль, – отвечал Педгифт-старший, нисколько не смутившись. – Я верю так часто, как только может верить юрист. Будем продолжать, сэр. Когда я занимался уголовными делами, мне нередко приходилось выслушивать показания подсудимых женщин в защиту их самих. Какая разница ни была бы между ними, я приметил у тех, которые были особенно злы и неоспоримо виновны, один пункт, в котором они все походили друг на друга. Высокие и низенькие, старые и молодые, красивые и безобразные – все имеют скрытную самоуверенность, которую ничто не может поколебать. В жизни они нисколько не походили друг на друга. Некоторые приходили в негодование, некоторые заливались слезами, некоторые были исполнены набожного упования, а некоторые решались совершить самоубийство в эту же ночь. Но только затроньте слабое место в истории, рассказываемой ими, и конец бешенству, слезам, набожности, отчаянию, и предстанет перед вами настоящая женщина, мобилизовавшая все свои ресурсы с прекрасной маленькой ложью, как раз подходящей к обстоятельствам. Мисс Гуилт была в слезах, сэр, в слезах, которые шли к ней, от которых не краснел ее нос, а я вдруг затронул самое слабое место в ее истории – упал ее патетический носовой платок с прекрасных голубых глаз, и явилась настоящая женщина с премилой маленькой ложью, как раз подходящей к обстоятельствам! Я тут же почувствовал себя двадцатью годами моложе, мистер Армадэль. Уверяю вас, мне представилось, будто я опять в Ньюгзте с записной книжкой в руках и выслушиваю показания в защиту подсудимой.
– Вам остается теперь сказать, мистер Педгифт, – сердито закричал Аллан, – что мисс Гуилт была в тюрьме!
Педгифт-старший спокойно постучал пальцами по своей табакерке и тотчас же ответил:
– Она, может быть, заслужила наказание попасть в тюрьму, мистер Армадэль, но в тот век, в который мы живем, это именно самая превосходная причина для того, чтобы она никогда не была даже близ места такого рода. Тюрьма в сегодняшнем либеральном обществе для такой очаровательной женщины, как мисс Гуилт! Любезный сэр, если бы она покусилась убить вас или меня и если бы какие-нибудь бесчеловечные судьи или присяжные решили заключить ее в тюрьму, первой задачей современного общества было бы не допустить; а если это невозможно было сделать, то первой задачей было бы выпустить ее из тюрьмы так скоро, как только возможно. Читайте газеты, мистер Армадэль, и вы увидите, что мы жи