вовать.
Он поднял палец.
— Если кто-то встанет на августовском митинге и предложит, чтобы Матушка Абагейл стала во главе, а ты, я и Андрос были назначены ее советниками, эти ребята согласятся без всякого голосования, пребывая в блаженном неведении, что с их одобрения к власти пришла первая в Америке диктатура со времен Хьюи Лонга.
— Что-то не верится. Здесь есть выпускники колледжей, адвокаты, политические активисты…
— Может быть, когда-то они и были ими. Теперь же это всего лишь горстка усталых, запуганных людей, которые не знают, что с ними будет. Если кто-то начнет пищать, то ему придется немедленно заткнутся, когда ты скажешь им, что Матушка Абагейл с советниками берется восстановить подачу электроэнергии за шестьдесят дней. Очень важно с самого начала РАТИФИЦИРОВАТЬ дух старого общества. Вот, что я имел в виду, когда говорил о воссоздании Америки.
— Продолжай.
— Хорошо. Следующим пунктом повестки должно стать утверждение порядка управления. Идеальная демократия, как в маленьких городках Новой Англии. Пока нас сравнительно мало, система будет работать отлично. И мы проследим, чтобы выборными представителями стали те же люди, которые войдут в Организационный Комитет. Мы поторопимся и проведем голосование до того, как остальные начнут предлагать своих дружков. Мы можем поручить кому-нибудь предложить наши кандидатуры и в первом, и во втором случае. Голосование пройдет так же гладко, как дерьмо сквозь гуся.
— Неплохо придумано, — сказал Стью с восхищением.
— Разумеется, — сказал Глен самодовольно.
— Что еще?
— Этот пункт получит всеобщую поддержку. Гласить он будет следующее: Матушка Абагейл обладает абсолютным правом вето на любое решение Совета Представителей.
— Господи! Она-то согласится?
— Я полагаю. Но вряд ли ей когда-нибудь придется использовать свое право. Во всяком случае, я таких обстоятельств не предвижу. И мы сможем дать ей понять, что она является нашим лидером лишь номинально. Думаю, она сама этого захочет… Она старая, усталая…
Стью покачал головой.
— Она старая и усталая, но она смотрит на проблему темного человека с точки зрения религиозного служения, Глен. И она в этом не одинока. Ты знаешь об этом.
— Ты хочешь сказать, что она захочет свой кусок пирога?
— Может быть, в этом и нет ничего плохого. В конце концов это ее мы видели во сне, а не Совет Представителей.
Глен покачал головой.
— Нет, я не могу согласиться с мыслью о том, что все мы пешки в какой-то постапокалиптической игре добра и зла. Черт возьми, это же иррационально!
Стью пожал плечами. Воцарилось долгое молчание. Наконец Глен сказал:
— Да, ты прав. Она не может быть просто подставной фигурой. Когда ты был маленьким, Стью, ты когда-нибудь мечтал о том, что станешь одним из семерых епископов при ставосьмилетней негритянке из Небраски?
Стью уставился на него. Наконец он сказал:
— Там осталось еще вино?
— Все кончилось.
— Хреново.
— Да, — сказал Глен. Потом они долго молча смотрели друг на друга и неожиданно разразились хохотом.
— Проснулись, Матушка?
— Проснулась, — сказала она сквозь набитый арахисовыми орешками рот. — Заходи, Ральф.
— Около часа назад появилась еще одна команда. Хотят с вами познакомиться, если вы не слишком устали. Симпатичные ребята. Главный у них из длинноволосых, но вроде ничего. Его зовут Ларри Андервуд.
— Ну, приводи их, Ральф, — сказала она.
— Хорошо, — сказал он и повернулся, чтобы уйти.
— Где Ник? Что-то я его давно не вижу.
— Он с Бредом Китченером были на электростанции. Я там тоже был сегодня утром. Решил, что этим вождям нужен хотя бы один индеец, чтобы им командовать.
Матушка Абагейл хихикнула.
— Ты хороший парень, Ральф, ты знаешь об этом?
— И вы тоже, Матушка. Не в том смысле, что вы парень, но вы понимаете, что я хочу сказать. Но так или иначе, когда мы работали, подошел этот парень Редман. Хотел поговорить с Ником насчет какого-то комитета.
— А что Ник ему ответил?
— Он исписал пару страниц, но все сводилось к тому, что для него хорошо только то, что хорошо для вас, Матушка Абагейл.
— Я хочу только одного: жить свободной, как я жила всегда. Хочу иметь право высказывать свое мнение, когда придет время.
— Ну, все это у вас будет.
— Остальные думают так же, Ральф?
— Нет сомнений.
— Тогда все прекрасно. Настало время действовать. Люди только ждут, когда им скажут, что надо делать.
— Тогда я могу начинать?
— Что начинать?
— Ник и Стью спросили меня, смогу ли я найти и запустить печатный станок, если они наладят электричество. Я только что зашел в школу и отыскал там огромный мимеограф. Хотят отпечатать семьсот плакатов. А нас здесь всего-то четыреста.
— А еще девятнадцать стоят у ворот, и пока мы здесь с тобой болтаем, их хватит солнечный удар. Пойди и приведи их немедленно.
— Иду.
— Ральф…
Он обернулся.
— Напечатай тысячу, — сказала она.
На веранду взошел молодой человек. Сопровождавшая его женщина осталась внизу. Молодой человек действительно оказался длинноволосым, но волосы у него были чистые. У него выросла уже довольно большая красно-золотистая борода, обрамлявшая сильное лицо со свежими морщинами около рта и на лбу.
— Так вы на самом деле существуете, — сказал он мягко.
— Я всегда так думала, — сказала она. — Я — Абагейл Фримантл, но большинство здесь называют меня просто Матушкой Абагейл. Добро пожаловать.
— Спасибо, — сказал он глухо, и она заметила, что он борется со слезами. — Я… мы так рады, что пришли сюда. Меня зовут Ларри Андервуд.
Она протянула руку, и он пожал ее совсем слегка, с почтительным страхом, и она почувствовала приступ гордости. Он словно думал, что в ней скрывается огонь, способный его испепелить.
— Вы… мне снились, — сказал он смущенно.
Она улыбнулась и кивнула. На веранду взошла женщина с фиалковыми глазами. Она смело посмотрела Матушке Абагейл в лицо.
— Меня зовут Люси Сванн. Рада с вами познакомиться. — Несмотря на то что на ней были брюки, она сделала небольшой реверанс.
— Рада, что вы пришли, Люси.
— Вы не будете возражать, если я спрошу… ну… — Она опустила глаза и залилась краской.
— Сто восемь, — ответила Матушка Абагейл.
— Вы мне снились, — сказала Люси и в смущении отошла в сторону.
После нее подошли женщина с темными глазами и мальчик. Взгляд женщины был серьезным и непроницаемым. На лице мальчика было написано откровенное удивление. С мальчиком было все в порядке, но что-то в женщине вселило в нее ощущение могильного холода. «Он здесь, — подумала она. Он пришел под личиной этой женщины… ибо он может скрывать свое обличье и становиться волком… вороном… змеей…»
Но это не был он, это была просто женщина. Темный человек никогда не осмелился бы прийти к ней сюда, даже в чужом обличье. Это была просто женщина — с выразительным, чувственным лицом.
Надин Кросс была в смятении. С ней было все в порядке, когда они вошли во двор. С ней было все в порядке, когда Ларри разговаривал со старой леди. А потом ее охватило головокружительное чувство отвращения и страха. Старуха могла… могла что?
МОГЛА ВИДЕТЬ.
Да. Она испугалась, что взгляд старухи может проникнуть внутрь ее. Она испугалась, что старуха встанет с качалки и разоблачит ее.
Они смотрели друг на друга, и внутри каждой шевелились свои зловещие страхи. Они оценивали друг друга. Миг этот был очень коротким, но им показался нескончаемым.
ОН ВНУТРИ НЕЕ — дьявольское отродье, — подумала Эбби Фримантл.
«Вся их сила сосредоточена здесь, — подумала Надин в свою очередь.
— Она — это все, что у них есть, что бы они не думали по этому поводу.»
Джо забеспокоился и потянул ее за руку.
— Хелло, — сказала она тонким, мертвым голосом. — Меня зовут Надин Кросс.
Старая женщина сказала:
— Я знаю, кто ты.
Слова повисли в воздухе, и все удивленно посмотрели на них, пытаясь понять, что же происходит.
— Вот как? — тихо спросила Надин. И внезапно она почувствовала, что Джо — ее последняя и единственная защита.
Она медленно вывела его вперед, как заложника. Его странные цвета морской волны глаза посмотрели на Матушку Абагейл.
Надин сказала:
— Это Джо. Вы его знаете?
— Если его зовут Джо, то меня — Кассандрой, — сказала Матушка Абагейл. — И вы не его мать. — Она с облегчением опустила глаза на мальчика, не в силах избавиться от странного ощущения, что женщина выиграла — она поставила между ними маленького паренька и тем самым помешала ей исполнить свой долг… о, но все произошло так внезапно, и она не была готова к этому!
— Как тебя зовут, паренек? — спросила она мальчика.
Мальчик сделал усилие, словно в горле у него застряла кость.
— Он не скажет вам, — сказала Надин, положив руку ему на плечо. — Он не может. По-моему, он вообще не пом…
— ЛЕО! — неожиданно выговорил Джо ясно и сильно. — Лео Роквей — это я! Я Лео! — И смеясь, он прыгнул на руки Матушке Абагейл.
— Джо, — позвала Надин.
Джо слегка высвободился из объятий Матушки Абагейл и оглянулся на нее.
— Пошли. — Теперь она говорила, глядя Эбби прямо в глаза. — Она старая. Ты ее ушибешь. Она очень старая и… не очень сильная.
— По-моему, я достаточно сильна для того, чтобы подержать на руках такого паренька, — сказала Матушка Абагейл, но сама уловила в своем голосе какую-то странную неуверенность.
— Он устал. Да и вы тоже, судя по вашему виду. Пошли, Джо.
— Я люблю ее, — ответил мальчик, не двигаясь с места.
Надин слегка вздрогнула. Голос ее стал более резким.
— Пошли, Джо.
— ЭТО НЕ МОЕ ИМЯ! ЛЕО! ЛЕО! ВОТ КАК МЕНЯ ЗОВУТ!
Небольшая толпа странников затихла, догадываясь о том, что происходит нечто непредвиденное, но не в силах определить, в чем дело.
Женщины вновь скрестили взгляды, как сабли.
«Я знаю, кто ты», — сказали глаза Эбби.