Рохля, его неверный спутник, должен был помочь Кураме пройти путь к выходу из лабиринта. Рохля обладал удивительным талантом верить всему на свете и быть напыщенным до абсурда. Он ничему никогда не учился, и это делало его исключительным. Курама невольно задумался: может, это была насмешка Творца? Возможно, он хотел показать, какими могли бы родиться остальные, и ожидал, что они будут благодарны ему за то, что не родились такими? Но у Курамы слово «благодарность» ассоциировалась с глупостью. Он не замечал того, что, высмеивая в душе Рохлю, он сам был таким, только скрывал это. У всех детей Творца за время пребывания в лабиринте проявилось «исключительное эго». Осознав себя детьми самого бога, они настолько возгордились, что все остальные качества ушли на второй и последний планы. Каждый хотел стать первым и заменить Творца в сердцах смертных. Поэтому Курама с безразличием отнесся к судьбе сестры.
Но в этот раз ему нужен был еще один сын Творца, застрявший в этом проклятом месте.
Курама поставил ведро с водой на брус колодца и коротко приказал:
– Рохля, двигаемся дальше.
Рохля, радостный и беззаботный, подпрыгнул и устремился вперед. Но затем, словно опомнившись, остановился, уступая место брату.
– Скажи, Рохля, как так случилось, что ты потерял свое служение? – безразлично спросил Курама. Он хотел скоротать время в разговорах.
– Не хотел я быть хранителем у этих коротышек, – с вызовом ответил Рохля. – Они там все атеисты, а заставить их поверить в кого-то – это знаешь, сколько усилий нужно приложить?..
– И что ты решил делать среди смертных? – усмехнулся Курама. – Пахать и сеять или торговать?
– Нет, я хотел захватить власть у кого-нибудь или стать мужем Беоты, – без тени сомнения заявил Рохля.
Курама споткнулся, словно от удара.
– Ты действительно думаешь, что Беота выберет тебя мужем?
– А почему нет? – пожал плечами Рохля. – Я умный, красивый и свободный. Бабы внизу всегда давали…
Курама глубоко вздохнул, стараясь подавить смех. Сейчас не время настраивать этого самовлюбленного идиота против себя. Он откашлялся и хрипло произнес:
– Ну-у, вполне нормальный себе план. Стремись к этому, и добьешься успеха.
– Да? – с надеждой спросил Рохля. – Ты тоже так считаешь? А у кого я могу забрать служение?
– У кого сможешь, Рохля. Будь хитрее и проворнее. Удача любит проворных.
– Я буду проворным, – заверил Рохля. – Спасибо, брат. Один ты меня поддержал, остальные только смеялись, и Беота тоже. Она вообще меня оскорбила…
Так они подошли к трем коконам, возвышавшимся на земле. Из них выглядывали лица сыновей Творца. Рохля начал перечислять:
– Это Жермен. Это Вардан. Это Жирдяй.
– Я не Жирдяй, – раздался голос из одного кокона. – Я Мустар.
– Ты Жирдяй, Мустар, – упрямо повторил Рохля, поворачиваясь к Кураме. – Кого освободим?
– Да хоть Жирдяя, – ответил Курама, стараясь скрыть смех, рвущийся наружу. Это же сколько сотен лет они просидели в коконе? «Интересно, – подумал он, – а они поумнели?..»
– Я Мустар, – настойчиво повторил человек из кокона. – И с вами не пойду. С вами идти опасно, и вообще, как вы тут оказались?
– Вернулись набраться новых знаний, – спокойно ответил Курама. – Так бывает со служителями, когда они достигают определенного уровня. Их возвращают в лабиринт. Значит, не хочешь выходить с нами?
– Я боюсь, – честно признался Мустар.
– А зря, – с улыбкой произнес Курама. – Мы с Рохлей уже другие. Мы понимаем, что нужно сплотиться, чтобы выбраться.
– Меня возьмите! – вдруг закричал один из коконов.
– Жермен? – удивленно спросил Курама.
– Да, это я, Жермен, – ответил кокон. Лицо человека было скрыто нитями.
– Рохля, развяжи несчастного, ему нужно помочь, – приказал Курама.
Рохля без раздумий разрезал паутину, и из кокона выскользнул худой, изможденный сын Творца.
– Пить, – прошептал он.
– Иди к колодцу, пей… – начал было Рохля, но Курама остановил его укоризненным взглядом.
– Жермен, мы скоро выйдем. Не пройдет и часа, потерпи.
– А паучиха? – с тревогой спросил Жермен.
– Мы ее берем на себя. Пошли, – и Курама, не говоря больше ни слова, направился к темному зеву пещеры.
У входа в пещеру двое братьев замерли в ожидании. Курама, сосредоточенный и напряженный, прошептал Рохле:
– Как войдем, становись сбоку от Жермена. По моей команде хватаем его и бросаем к стене, где сидит паучиха.
Рохля кивнул, его лицо отражало готовность к действию. Они оба ждали Жермена, который, казалось, двигался нарочито медленно.
– Что дальше? – наконец спросил Жермен, подойдя к ним.
– Дальше мы возьмемся за руки, – ответил Курама. – Жермен, становись посередине. Когда нас увидит паучиха, мы громко крикнем: «Ула-а!»
– Почему «Ула»? – удивленно спросил Жермен. – И зачем кричать?
– Это заклятие отпугивает пауков, – пояснил Курама. – А за руки надо браться, чтобы усилить его силу. Хватит разговоров, беритесь за руки.
Трое братьев взялись за руки и вошли в пещеру. Там царил сумрак, и воздух был пропитан ощущением чего-то зловещего. Слизь, сочившаяся из трещин на стенах и своде, слабо освещала туннель, ведущий к свободе. У стены справа на паутине сидела огромная паучиха, ее глаза сверкали, как два холодных огня.
– Ну, начали кричать, – произнес Курама, и трое братьев, собравшись с духом, заорали в три глотки:
– Ула-а!
Паучиха вздрогнула и поползла вверх по паутине, ее движения были быстрыми и угрожающими. Жермен, заметив это, радостно закричал:
– Смотрите, работает! – и продолжил: – Ула-а, ула-а!
Паучиха поднялась выше, ее лапы подрагивали, словно она готовилась к прыжку. Курама, почувствовав опасность, закричал:
– Рохля, толкай!
Он вырвал свою руку из хватки Жермена и толкнул его к паучихе. Жермен, не успев среагировать, по инерции сделал три шага к паучихе, его лицо исказилось от ужаса. Рохля, схваченный за руку, застыл на месте, его глаза расширились от страха. Он тоже не успел отреагировать и, разинув рот, смотрел на огромного паука, который был всего в трех шагах от него.
Они с Жерменом по инерции сделали еще три шага к паучихе, и Жермен, осознав, что его подставили, с отчаянием закричал:
– Ула-а! – и потянул Рохлю на себя.
Рохля, осознав свою ошибку, тоже закричал:
– Ула-а! – Затем, собравшись с силами, вырвал руку из хватки Жермена и оттолкнул его от себя. Жермен упал под лапы паучихи, которая тут же схватила его и, не обращая внимания на остальных, поспешила вон из пещеры.
Курама, переведя дух, тихо прошептал:
– Режем паутину снизу и лезем.
Вскоре они были на другой стороне туннеля, почти у самой свободы.
Рохля, не в силах сдержать эмоции, пустился в танец, его движения были резкими и радостными.
Курама с облегчением обернулся и не стал прерывать радость Рохли. Теперь, чтобы обрести свободу, нужно было подойти к пропасти и принести жертву. Но Курама боялся, что Рохля может заартачиться. Он задумался, как лучше поступить, и, оглядевшись, подобрал камень. Спрятав его за спину, он подошел к Рохле.
– Смотри, брат! – воскликнул он, резко указывая рукой в сторону паутины. Рохля испуганно обернулся, и Курама с размаху опустил камень на его голову. Рохля беззвучно упал ему на руки, и кровь из разбитой головы пролилась на его руки и грудь. Курама отбросил камень и, подхватив Рохлю, закинул его себе на плечо.
Несмотря на свой маленький рост и худощавое телосложение, Рохля оказался тяжелым грузом для Курамы. Возможно, сказывались усталость и нервное напряжение. Немного постояв, чтобы привыкнуть к весу, Курама понес бесчувственного брата к пропасти.
Пройдя через туннель, он понял, что сильно устал, и сбросил Рохлю на землю. Сев рядом с ним, он стал отдыхать. Около себя, справа под руку, положил камень – на случай, если Рохля проснется, он решил успокоить его еще раз. Курама просидел около часа. Рохля не приходил в себя, его дыхание было шумным и прерывистым, но глаза были закрыты. Отдохнув, Курама снова поднял Рохлю и понес его дальше.
К пропасти он подошел спустя полчаса. Она была неширокой, но перепрыгнуть ее было невозможно. Курама напрягся и, подойдя к краю, положил брата на камни. Он дал себе передышку, чтобы собраться с силами. Все нужно было сделать в правильной последовательности: скинуть Рохлю и произнести фразу «Это жертва», но даже на это у него не осталось сил.
Он просидел еще, не считая времени, и наконец решился применить ритуал выхода из лабиринта. Подойдя к Рохле, он подвинул его к краю и выпрямился. Он перевел взгляд на другой край пропасти, пару раз вздохнул и неожиданно почувствовал, как его ухватили за ноги и с силой дернули. Он упал, и нижняя половина его тела повисла над пропастью. Он лежал на спине и махал ногами по воздуху, стараясь ухватиться за что-нибудь руками.
Зашевелился Рохля и стал спихивать его вниз. Кураме не за что было держаться, он уже почти весь повис над пропастью и, схватившись за Рохлю, постарался удержаться. Но они оба начали сползать вниз, и Курама, понимая, что сейчас упадет и всем его планам придет конец, отчаянно закричал:
– Нет, Рохля, нет! Держись…
Но последние слова он уже кричал, падая вниз. За ним полетел в пропасть Рохля. Оба отчаянно кричали, понимая, что разобьются о скалы. Но в полете они зависли в темноте, и их выбросило в темное помещение. Оба упали на голый камень, но даже не ушиблись.
Курама первый пришел в себя и толкнул ногой лежащего в прострации Рохлю:
– Все из-за тебя, урод, – прорычал он.
Рохля, завизжав, вцепился ему в шею руками. Он сжимал пальцы, стараясь задушить Кураму, а тот пытался отодрать его руки. Кураме не хватало дыхания, и он ослабел. Решившись, он ударил пальцами по глазам Рохли, и тот, вскрикнув, отдернул руки и прижал к глазам.
– Я ослеп! – закричал он и зарыдал.
Курама выбрался из-под брата, пошатываясь, встал и направился на свет красного огонька. Он знал, что это снова начало лабиринта. Обреченно вздохнув, он вышел из небольшой пещеры и обомлел. Перед ним расстилалась пустыня, полная мелких вулканов, из которых вырывался дым и периодически выскакивал огонь.