Молодое тело Ирридара горело желанием, а ум Виктора Глухова думал о судьбах мира. Возможно, именно поэтому я продержался долго и щедро дарил ласки Лирде, и не только ей. Периодически появлялась Шиза, которая тоже требовала любви и ласки.
Ночью, когда уставшая Лирда уснула, я собрал вещи в комок, взял в руки сапоги и на цыпочках, голый, вышел из комнаты. Но путь мне преградила Ганга. Она приперла меня своим животом к двери и сурово спросила:
– Куда?
– Э-э, по делам, дорогая, – ответил я.
– У тебя тут дела еще не закончены, – произнесла она и, схватив меня за руку, потащила к себе. Я не сопротивлялся. В ее комнате на кровати лежала Чернушка и улыбалась. Ее черная кожа едва была видна в сумраке ночника, зато зубы ослепительно белели на контрасте.
Я был уверен, что она не отпустит меня. Ее тихий, но решительный голос проник в самые глубины моего сознания:
– Мы знали, что ты попытаешься сбежать. – Она произнесла это с легкой улыбкой, но в ее глазах горела страсть.
До рассвета я занимался супружескими делами, погруженный в рутину обязанностей мужа. Однако, когда я собрался уходить, Ганга схватила меня за руку с неожиданной силой и потащила в соседнюю комнату. Дверь захлопнулась за мной с громким стуком. В полумраке я увидел Тору, бледную и немного испуганную. Она тоже была обнажена, и ее светлый пушок сверкал искорками в свете ночника.
– Лежи, – сказал я ей, стараясь говорить уверенно. Но внутри меня бушевал вихрь эмоций. Я понимал, что не могу избежать того, что должно произойти. Я сделал это. Несколько раз. Она по-своему отблагодарила меня, как это могут только снежные эльфарки, лишенные запретов и стыда. Я поцеловал ее в щеки, ощущая, как бьется ее сердце под моей ладонью. Она отвернулась к стене, и ее дыхание стало ровным. Послышался легкий храп. «Принцесса тоже может храпеть», – подумал я с улыбкой.
Я вернулся за своими вещами, но Ганга и в этот раз остановила меня.
– Куда? – вновь прозвучал вопрос, и я был сопровожден в следующую комнату. Там меня ждала гномка.
– Возьми меня, мой муж, – произнесла она, приближаясь ко мне с грацией дикой беременной кошки. Ее большие глаза блестели, а живот слегка подрагивал от нетерпения. – Возьми меня, дорогой. Мне нравятся твои грубоватые ласки.
Мои вещи остались у Ганги, и я задержался до утра. За завтраком она заговорила о свадьбе, ее голос был полон решимости.
– Я не хочу опозориться, – сказала она, глядя мне прямо в глаза. – И ты должен быть мужественным, когда орчанки будут тебя обмывать и готовить к ритуалу. Не хочу слышать их насмешки.
Я кивнул, стараясь не показать, как меня задевают ее слова.
– Я справлюсь, – ответил я, ведь мне уже приходилось увеличивать свою мужественность и удивлять орчанок.
– Помни, нас всех закроют в одном свадебном шатре, – продолжала она, ее голос стал мягче. – Не опозорься. Люби нас всех.
Я снова кивнул, думая о том, что там можно и поспать без этих дел… Но тут в голове у меня зазвенел тревожный колокольчик.
– Постойте, – воскликнул я. – Я же отправил вас на Гору. Как вы вернулись?
Ганга посмотрела на меня с легкой усмешкой.
– А Глазастая захотела, чтобы мы вернулись, – ответила она невозмутимо, – и мы вернулись.
– Просто захотела? – Я перевел взгляд на гномку, которая сидела рядом, опустив глаза. – Как захотела? – спросил я, недоумевая.
– Ну, дорогой муж, – начала Глазастая, – Гангочка сказала, что ты, вероятно, захочешь сбежать ночью, а нам всем не хватает твоей ласки. Я решила, что нам нужно вернуться в замок, и попросила беседку, в которой мы сидели, вернуть нас туда.
– И что? – спросил я, не веря своим ушам. – Беседка послушалась?
– Нет, – ответила гномка, – появился твой друг, такой обаятельный, он почитал нам стихи и сказал, что знает, кто вернет нас обратно.
– Вот в чем дело, – покачал я головой, – это Бортоломей постарался. Ну, я ему… – Я не стал продолжать, но про себя подумал: «Спасибо, друг, удружил».
– Да, он очень добрый и милый, – согласилась гномка. – А еще там был Мата, она его слушала, а ее обнимал Жермен, они стали парой, так и сказали.
– Кому сказали? – Я растерялся от обилия информации.
– Нам сказали, чтобы мы передали тебе. И Мата сказала, что мы всегда можем найти на Горе приют и отдых. Мата позаботится о нас в благодарность за то, что ты устроил ее жизнь. Она богиня гномов, и меня назначили ее младшей жрицей. Теперь мне открыт вход на Гору и выход с нее. Вот так.
Я был поражен, как многого женщины могут достичь, объединившись. С этим нужно было что-то делать, но свои мысли я скрыл.
– Если мы все обсудили, могу я идти и выполнять ваши задания? – спросил я.
– Можешь, – ответила за всех Ганга.
Ко мне выстроилась очередь невест. Первой меня поцеловала Ганга, последней – Лирда. Я обнял их всех, ответил на поцелуи и поспешил уйти. Да, именно ушел, потому что мне не хватало нежности и терпения, а дела звали меня в путь. Поэтому я искал покой на Горе, как мужики ищут его в гаражах, подальше от семьи.
Быть хранителем – задача не из легких для смертного, но еще сложнее быть хранителем, женатым на нескольких женщинах, которые считают тебя богом и пытаются управлять твоей жизнью.
Неистребимая черта женщин – желание заставить мужей делать то, что они считают нужным. Они лучше знают, что нужно им обоим, и мужчине приходится добиваться этого. А жена пилит и толкает мужа за шубой, за машиной, за квартирой… Надо их разъединить и пристроить к делу, а то от ничегонеделанья они такое напридумывают, что я всю свою жизнь посвящу тому, чтобы исполнять их прихоти и капризы. Я стал моделировать будущую семейную жизнь. Гангу отправил в Бродомир, ей там все знакомо. Тору на Высокой Хребет обустраивать мой новый дом. Гномку, подумав, оставил на Горе, с ней спокойно, и она мозги не выносит… когда одна. Чернушку посажу наместницей в Чахдо, пусть управляет своими чернокожими подданными. А Лирду оставлю здесь, рядом с деревянными воинами. Обрисовал каждой задачи и успокоился. Потом я сидел в беседке, размышляя о смысле жизни, и, оглядываясь на свою жизнь, не мог его найти. В чем же смысл? Родиться и трудиться, как завещал кто-то… Не знаю кто, но это было именно так. Я даже отпуск не могу взять. Перспектива не самая приятная, и она не вдохновляет на свершения…
– Грустишь? – спросил меня Авангур, войдя в беседку.
– Грущу, – согласился я. – Запутался в женщинах, – признался я.
– Надо брать в жены Высоких, – ответил он. – Дочери Творца они самое то.
– Как? – спросил я. – Среди вас только Беота – женщина, и даже от нее хочется бежать.
– Понимаю, но я не тактик, я стратег, поэтому я дал тебе совет, а ты думай, – ответил Авангур.
– Поздно, – сознался я. – Скоро свадьбы, и все мои невесты беременны.
– Что, и дриада тоже? – изумился Авангур. – Вот ты наплодил будущих хранителей мира, трудно им придется.
– Почему это трудно? – нахмурился я. Авангур часто говорил загадками, и его слово было весомым, как слово пророка.
– Потому что их много, начнут делить твое наследство.
– А я где буду? Я вроде теперь бессмертный.
– Ха, бессмертный. Ты бессмертен, пока живешь, а умрешь – станешь смертным.
– Как это умру?
– Вот так. С горы упадешь, отравят тебя или еще какая неприятность произойдет.
– Ты говоришь так, потому что что-то знаешь? – спросил я, насторожившись.
– Нет, просто хочу тебя предостеречь от наивных мечтаний. Ты не сын Творца и создан из плоти и костей. В тебе течет красная кровь, а в нас – энергия, поэтому пока она есть, мы бессмертны. Теперь ты один «великий» хранитель. Не оступись и не упади. Мы все завязаны на тебя. Но я пришел к тебе вообще-то по делу. Элларион просит о встрече.
– И что нужно этому зазнайке?
– Он хочет мира.
– Но я не объявлял ему войну.
– Он сменил князя в Лесу, теперь там старик. И этот старик хочет отозвать войска из Снежных гор, но они разбиты твоими верными снежными эльфарами и орками. Снежки движутся к Лесу, и под знамя твоего генерала стекаются отряды снежков со всех сторон. Их уже больше тридцати тысяч собралось под знаменем свободы! Как они кричат!
– Как так быстро? – удивился я.
– Очень быстро что-то, – ответил Авангур. – Ты будешь говорить с первым эльфаром? Он переживает за свое племя.
– Я бы на его месте тоже переживал, но, скажу тебе по секрету, я запланировал развитие событий несколько в другом русле. Сначала князь Леса должен признать меня другом Леса, потом дать согласие на женитьбу с лесной эльфаркой и объявить вечный мир с орками и снежными эльфарами, а потом все остальное.
– Так к этому все и идет, – ответил Авангур. – Не опоздаешь? В войске снежных эльфаров идет свара. Спорят, что делать дальше. Одни хотят идти в Лес и мстить, а Высший совет за мир. Останови снежное войско, они навели страх на Лес, стоят у границ Леса и чего-то ждут.
– Они ждут моей команды, – ответил я, – так и передай Эллариону. Пусть отправляет посольство в замок Тох Рангор к князю Чахдо и к снежным эльфарам, а говорить с ним мне не о чем.
– Я так и предполагал, – невозмутимо кивнул Авангур. – Верное решение, командор. Надо дать понять Эллариону, что он не избранный стручок фасоли, а как все на грядке.
Я согласился с ним и подумал, что время странным образом сжалось, события понеслись вскачь уже без моего участия. И разгром войск Леса произошел быстро, и снежные эльфары собрались под знаменем Керны быстро. Куда все катится? «Надо свадьбу устраивать, иначе можно опоздать», – подумал я. И перенесся в ставку великого хана.
Старый хан, как всегда, страдал запорами. Жрал жирную баранину, запивал холодным гайратом и мечтал прожить двести лет.
Я появился прямо в шатре, где они с верховным шаманом беседовали о болезнях. У стариков в каком-то возрасте все разговоры сводятся к болячкам, им больше не о чем говорить – жизнь прожита, болячки нажиты, они их лелеют, как матери младенцев.
– А у меня, представляешь, вчера икота была, – услышал я, как жаловался шаман, – к неприятностям это, я на костях погадал. Вот жду со дня на день этого Разрушителя. Этот шарныга все перебаламутил, смешал, не поймешь, где свои, где чужие, – возмущенно продолжил старик. – Как раньше хорошо без него жили.