Армейская заповедь — страница 26 из 27

– Я Прохоров, генерал ФСБ! Немедленно пропустите нас, – властно произнес Прохоров инспектору ДПС, остановившему машину, в которой Сократ Иванович и бойцы «Альфы» спешили на помощь Водорезову.

– Извините, генерал, но у меня приказ. Именно вас и велено задержать! – Коренастый милиционер в бронежилете и с автоматом глядел со злым прищуром. Видно, ему только что очень доходчиво разъяснили, что от него требуется и к чему он должен быть готов.

Еще трое автоматчиков стояли по бокам. Шоссе впереди было перегорожено двумя дэпээсными «Фордами». Сзади также пристроилась машина с мигалкой. «Вот незадача – номер моей машины известен слишком многим... – с досадой подумал Сократ Иванович. – Не учел, такси надо было ловить!»

– С вами хотят говорить, – сообщил подошедший к машине более высокий милицейский чин. – А вы, – обратился он к офицерам «Альфы», – пока оставайтесь на месте. Здесь!

Прохоров переглянулся с Феоктистовым – дескать, ничего не поделаешь. Надо уметь проигрывать. Не партизанщину же разводить...

Сократа Ивановича препроводили к огромному, длиннющему лимузину с затемненными стеклами. На глаз Прохоров определил, что корпус лимузина огнеустойчив и пуленепробиваем. Его попросили сесть на заднее сиденье и немного подождать. Внутри лимузина была настоящая каюта-люкс: подсветка, мягкий диван полукольцом, бар, работающий телевизор. По телевизору шло вечернее сугубо интеллектуальное ток-шоу. В очередной раз обсасывалась уже поднадоевшая всем тема возвращения на Лубянку памятника Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому. Интервью давало маленькое, хилое, но крайне интеллигентное существо неопределенного пола, стриженное под ноль. Визгливым фальцетом, истерично брызгая слюной, существо убеждало аудиторию, что Россия, а за ней и весь мир навечно погрузятся во мглу мракобесия и хаос насилия, как только памятник вернется на свой постамент. Но почтенная аудитория может быть спокойна – этого не случится. Потому что оно, существо, лично, своим телом преградит путь грядущей катастрофе – ляжет костьми. Только через ее труп. И ее жертва спасет Россию, а заодно и весь мир. Вот тогда все увидят, и возрыдают, и возликуют, и очистятся, и канет тоталитаризм...

Ведущие, прервав это словоизвержение, восторженно захлебнулись дифирамбами такой самоотверженности. Сморщившись, как от зубной боли, Сократ Иванович взял пульт и переключил программу на мультик про Бивиса и Бадхеда. Эти дебильные ребятишки были ему куда симпатичней всех «борцов с тоталитаризмом».

Дверца лимузина распахнулась, и в каюте-люкс появилась гладко выбритая, почти не тронутая морщинами физиономия того самого персонажа, которого и Сократ Иванович, и первый зам директора ФСБ именовали Вышестоящим Начальством.

– В блокадном Ленинграде люди выживали без еды, – усевшись рядом с Прохоровым и закрыв за собой дверцу, заговорил Вышестоящий. – А вот без телевидения могут сыграть в ящик всего за пару дней. С твоего позволения, Сократ, я выключу эту байду. – Вышестоящий щелкнул пультом. – Здесь нет никакой прослушки, поэтому будем говорить откровенно, – окинув взором потолок каюты-люкс, произнес он.

– Будем, – кивнул Прохоров.

– Так вот, Сократ, Клима тебе все равно не взять, он отрубит все концы и исчезнет. Сегодня, Сократ, и тебе его не остановить. Ты уже проиграл.

– Еще не вечер, – позволил себе усмехнуться Прохоров.

– Ну что ж, дождемся вечера, – голос Вышестоящего звучал устало и доброжелательно.

Такой голос бывает у людей, которые точно знают все наперед.

– Я предлагаю тебе хорошую сумму, ты отпускаешь Лоханина и забываешь...

– А откуда тебе известно об аресте Лоханина? – поинтересовался Прохоров.

– Видишь ли, моя личная служба безопасности оснащена и подготовлена не хуже твоей, государственной, – объяснил Вышестоящий. – В квартире Лоханина была установлена специальная сигнализация, на случай таких вот налетов. Реагирует на громкие голоса... Твоим бойцам надо было разговаривать шепотом.

– Спасибо, учту.

– Уже не учтешь. На днях будет подписан указ президента о твоем увольнении из ФСБ. Ведь ты провалил операцию – Клим ушел, Гейдриса в живых уже нету. Да, да – с Гейдрисом все! Чтобы возбудить дело на Лоханина, фактов не хватит, и его все равно отпустят, а мои шавки-правозащитники устроят пропагандистскую шумиху о произволе твоего родного ведомства... Выбирай, в каком виде ты отправляешься на пенсию – с выходным пособием или без? Между прочим, у меня есть для тебя место в моей СБ.

– Благодарю, но выбираю «без».

– Ты не Сократ, – брезгливо дернул гладкой бритой щекой Вышестоящий. – Ты тот, кто на букву «М». Так тебе в паспорте и надо было написать.

Некоторое время оба сидели молча. Сократ Иванович чувствовал, что самоуверенность Вышестоящего показная, наглая. Нет, не все еще потеряно. Жаль, в данную минуту никак нельзя помочь Водорезову... Юный журналист Рома Нечаев, подполковник Рудаков... Они первые бросили вызов «концерну» Климова – Островного, который прикрывала на самом верху эта гладкорожая мразь. Рудаков поначалу сам работал на Клима, водил оружейные караваны. У него тяжело болела жена, и нужны были деньги на врачей. Потом она умерла, Рудаков запил и отошел от дел. Но потом, ни с того ни с сего, вышел на молодого журналиста центральной, очень популярной газеты. И материалы пошли один за другим. В них была правда, лишь не назывались имена. Еще немного, и юный и оттого беззаботно самоотверженный Роман Нечаев готов был назвать и их. Тут-то и была разыграна сложная комбинация для прикрытия, которую разработал ныне покойный Валерий Павлович Островной. А тот же Корней, Бура... Все, абсолютно все, кто хоть что-то знал и мог дать показания, были сегодня на том свете.

– Ты не понимаешь законов бизнеса, Сократ. Первоначальное накопление капитала всегда имеет некоторые издержки, – резюмирующим тоном проговорил Вышестоящий. – Не стоит объявлять мне войну.

– Я объявил тебе войну, когда впервые надел форму сотрудника Комитета госбезопасности... – ответил Прохоров. – Тогда, когда давал присягу у знамени... Такие, как ты, являются врагами государства.

– Да ладно тебе, – скорчив очередную усталую гримасу, произнес Вышестоящий.

– Наркотики, оружие... Вы уничтожаете граждан своей страны. Ну, скажи прямо – так это или нет? Записывающих устройств здесь не имеется, да и сказанное тобой в любом случае нельзя будет использовать как улику. Ну, господин хороший, правду я говорю или нет?!

– Правду, – устало отозвался Вышестоящий. – Ты, Сократ Иванович, человек неглупый, о «золотом миллиарде» наверняка слыхал?

– Слыхал. И что?

– Больше миллиарда человек нашей матушке-Земле сытно не прокормить. Впроголодь – можно, а сытно – нет. Это факт. Поэтому нужно как-то их... Ну, естественной убылью.

– Уничтожайте преступников! Так ведь нет – ты и твои единомышленники отменили смертную казнь, а иным извергам суд дает смешные сроки или присяжные их оправдывают... Все, я не хочу с тобой спорить на эту тему. Ты отрубил мне руки, не давая завести на твою шайку оперативное дело... Но я сумел получить фактические материалы преступной деятельности твоих приятелей! Как, раскрывать не буду, скажу лишь, что мир не без честных людей. Не бери на себя слишком много, у меня есть, чем тебе ответить. Ты и твои подонки слишком сильно наследили.

– Ты наивен, – голос Вышестоящего потерял былую наглость, став при этом угрожающе негромким. – Это плохо, совсем плохо, Сократ. Помнишь, как говорил профессор Преображенский? – неожиданно спросил Вышестоящий. – Если мочиться мимо унитаза – в туалете наступит разруха. А помнишь, что ответил профессору пролетариат?

Прохоров промолчал. Книгу и фильм он помнил хорошо, но ответа пролетариев на данный вопрос он вспомнить не мог – да и к чему этот пустой разговор, друг друга они знают давно, и отношения определились. Слова уже ничего не значат.

– А пролетариат ответил ему следующее! – с чувством изрек Вышестоящий и, выждав пятисекундную паузу, донес до Прохорова убийственно мудрый ответ пролетариата: – Если ссать в лифте – в туалете никогда не наступит разруха! Когда-нибудь я убью тебя, Прохоров, – без паузы, тем же тоном, продолжил он. – За эту твою поганую наивность.

– Ну, это мы посмотрим, кто кого убивать будет, – процитировал Прохоров фразу своего друга, подполковника отряда «Альфа» Феоктистова.

На этом «встреча министров на яхте» (точнее, в каюте-люкс большого лимузина) была завершена.

Глава 9

Пуля свистнула в нескольких миллиметрах от головы подполковника. На сей раз, кажется, Климу удалось поймать Николая на мушку, но, на счастье Водорезова, генерала подвела рука. Он уходил от Водорезова, то пригибаясь, то перекатываясь, то пытаясь выполнить упражнения в духе «шаг-маятник». Сам Николай уже несколько раз ловил его спину и затылок в прицел, но убивать Клима было нельзя. По подсчетам Водорезова, у Клима осталось еще три патрона. На таком галопе перезарядить оружие невозможно. Значит, он остановится или хотя бы замедлит шаг. Однако Клим останавливаться не торопился. Водорезов преследовал его от особняка Гейдриса, Клим отступал не по дороге, а по перелеску, так как опасался стать слишком хорошей мишенью. Наконец, на пути Климу попалось толстое дерево, за которым он немедленно укрылся и сумел перезарядить оружие. Теперь он будет ждать Николая, так как за толстым стволом начиналось открытое пространство. Или он избавится от Водорезова сейчас, или Николай прострелит ему ногу, как только Клим покинет укрытие. Некоторое время и Водорезов, и генерал выжидали. И тут с противоположной стороны послышался выстрел, и от дерева на высоте человеческого роста отлетели щепки. Николай мысленно возликовал – Саша Гриднев не только догнал их, но и быстро сориентировался в обстановке, сумев обойти Клима с тыла.

– Бросай оружие, Клим! – припав к земле, чтобы не нарваться на пулю, пущенную на голос, произнес Водорезов. – И выходи с поднятыми руками.

Саша подкрепил слова подполковника вторым выстрелом по древесному стволу.

– Хорошо, – послышалось от дерева через пару секунд. – Только вы должны гарантировать мне жизнь и неприкосновенность.

– Гарантирую, – тут же ответил Николай.

Из-за дерева появилась крупная атлетическая фигура Клима. Он держал руки ладонями вперед и, кажется, готов был покориться судьбе.

– Коля! На землю! – неожиданно отчаянным голосом закричал Гриднев, но было поздно.

Гриднев увидел то, чего не мог видеть Водорезов. И, тем более, предполагать. Слева, почти за самой спиной подполковника, по лесной тропинке двигался как ни в чем не бывало подросток-рыбачок с сетью-неводом. Как он мог, слыша выстрелы, в столь позднее время двигаться сюда?! Клим недаром носил десантные знаки отличия. Он мгновенно оказался на тропинке, одновременно сделав выпад в сторону Николая. Саша не мог стрелять, так как и Водорезов, и рыбачок невольно оказались на линии огня. К удаче Клима, Николай был от него на значительном расстоянии и никак не мог успеть перехватить генерала. Мгновение – и Клим уже прикрывается рыбачком, приставив что-то к его горлу. В темноте не видно, но без всяких сомнений – это боевой нож типа «сталкер». Рыбачок как-то странно, совсем не по-детски, вскрикивает и затихает.

– Оружие на землю! – командует Клим. – Оба – мордами вниз. Считать до десяти, иначе пацану смерть.

У Клима наверняка при себе дискеты с информацией о новом ЗРК. Если он успеет в аэропорт и доберется до Африки?! Но если Николай дернется, Клим перережет пацану горло, и этот пацан будет сниться Водорезову всю оставшуюся жизнь... Какой леший только принес сюда мальчишку?!

Ни слова не говоря, Водорезов выполнил команду генерала. Гриднева подполковник не видел, но знал, что Саша вынужден сделать то же самое.


Натан Арчибальдович принял самое верное решение – бежать. Куда глаза глядят, лишь бы подальше от предстоящего побоища, которое неминуемо произойдет в его собственном особняке. К чертям собачьим особняк и все остальное! Жизнь дороже! По счастью, опытные в подобных проектах архитекторы обустроили его коттедж специальным подземным бункером, с помощью которого можно было выйти... Вот куда с его помощью можно было выйти, Гейдрис запамятовал, так как бывал в нем всего один раз – при приемке всей постройки. Сейчас, выбравшись на поверхность, Гейдрис оказался в густых кустах репейника и понятия не имел, куда ему двигаться дальше. Оглядевшись, он понял, что находится на «плебейской» части территории дачного поселка. Жалкие одноэтажные домишки, больше похожие на собачьи ящики, проволочные или дощатые изгороди, деревянные туалеты. Здесь еще копошились те, у кого нынешние владельцы территории пока не успели отнять их шесть соток. Куда идти? Ответ на этот вопрос Гейдрису дали выстрелы, раздавшиеся с правой стороны. Это означало, что идти следует в противоположную сторону. Что он и сделал, причем весьма быстрым шагом. И сам не заметил, как оказался на чьих-то не огороженных изгородью грядках.

– Эй, дурило! – послышался хриплый старческий голос. – Чего посадки топчешь! Ща пальну из бердана, мало не покажется!

Гейдрис тут же вспомнил, что бердан – это такое ружье. И ноги вновь сами понесли его неведомо куда. Он опять оказался на чьем-то огороде, но на сей раз его никто не окликнул. Гейдрис остановился у деревянной постройки известного назначения, прислонился к ней, с трудом перевел дух. Так можно было добегаться до разрыва сердца. Ну почему он не захотел преподавать историю и обществоведение?! Почему он (она!) полез (полезла) в чужую оболочку? Он (она) окончательно перестала быть женщиной, но стало ли оно мужчиной?! Изменил имя-отчество, откопал девичью фамилию покойной бабушки. Да, в мужском облике легче войти во власть (за носатых толстух не очень-то голосуют). Да, быть педерастом удобнее – рынок мальчиков для этих утех шире, чем рынок «жиголо» для тех же носатых толстух... Кто он теперь? Куда бежать? Где укрыться? И вновь ответ пришел сам собой. Выстрелы послышались совсем рядом, и Гейдрису ничего не оставалось, как укрыться в ветхом, гниющем сортире. Выстрелы раздались вновь, на сей раз всего в нескольких метрах. Повинуясь животному инстинкту, Гейдрис выломал одну из досок, прикрывающих яму (сделать это было несложно, деревяшки были гнилыми), и нырнул в сразу ставшее непривычно широким очко...

Да, это было не слишком приятно, но зато теперь Гейдрис исчез, точно растворился. Никому в голову не придет искать его здесь. Сидя в дерьме, Натан Арчибальдович мысленно торжествовал. Он сумел СПРЯТАТЬСЯ ОТ ВСЕХ.

– Саша! – окликнул товарища подполковник.

Гриднев не отзывался. Что ж, видать, капитан Гриднев сориентировался раньше Водорезова. Скорее всего, он сейчас дышит в загривок генералу. А Клим двигается в сторону шоссе – уж никак не иначе.

Не дойдя до шоссе десятка шагов, Водорезов столкнулся с немолодыми гомонящими людьми – мужчиной и женщиной, которые вели под руки пацана-рыбачка.

– Живой?! – на одном выдохе спросил Николай.

– Живой, – ответил за рыбачка мужчина, видимо, дед.

– Что же вы так-то? – не в силах сдержать себя, произнес подполковник, глядя на испуганного, безмолвного пацана. – Ночь вон на дворе!

– Глухонемой он, – объяснил дед, – и каждый день рыбачит до темноты.

На шоссе Водорезов встретил целую процессию из милицейских машин и «Газелей» с мигалками. Стрельба в дачном поселке наделала немало шума. Прямо рядом с Николаем притормозил автомобиль без милицейских опознавательных знаков, и из него выбрался Сократ Иванович Прохоров.

– Клим ушел, – только и произнес Водорезов.


Они сидели в коттедже, в той самой комнате, где произошло побоище. Эксперты фотографировали трупы климовских соратников. Еще недавно все трое были убийцами-профи высокого класса. «Выходит, мы с Гридневым тоже профи не из последних...» – с удовлетворением отметил Водорезов, но тут же мысленно осек себя. Без Катиной сообразительности еще неизвестно, как бы все сложилось.

– Вот его я узнала! – подала в этот момент голос Катя, ткнув пальцем в сторону одного из убитых боевиков, кажется, именуемого Снайпером.

– И кто это? – спросил Сократ Иванович.

– Не знаю, но он зашел в кафе... Ну тогда, помните? Когда застрелили журналиста и арестовали Сашу. Такое неприметное лицо. Зашел, огляделся – потом прошел в угол к барной стойке, – на ходу вспоминая детали, говорила Катя. – Именно оттуда и стали стрелять, когда ворвались эти, в масках...

– А что же ты его не зарисовала? – спросил Николай.

– Неинтересное лицо, – ответила девушка.

– Зато вы замечательная девушка, Катя, – произнес генерал Прохоров и позволил себе ненавязчиво, по-отечески обнять Екатерину. – Все ваши рисунки и киносъемка очень помогут нам... Аэропорты я перекрыл, – сообщил он Водорезову. – Все международные линии! Под свою ответственность и риск быть уволенным. Если мы сейчас возьмем живым Клима, то... кое-кто лишится своих теплых мест и загремит на нары, это я обещаю.

– Но Клим может изменить внешность и лететь по поддельным документам, – напомнил Николай. – И лететь в Африку он будет скорее всего транзитом, через третью страну.

Произносить вслух «будем уповать на Сашку» Николай не стал. Но если Клим сумел скрыться, сумел добраться до аэропорта, то Гриднев сейчас рядом с ним. Такие, как Саша, просто так исчезать в разгар боевых действий не станут.

– Николай, у нас был разговор насчет колец, – перед Водорезовым весьма кстати появилась Нелли Владимировна.

– Был, – ответил подполковник, наполняясь радостной внутренней энергией.

– Когда продолжим? – спросила девушка.

– Чуть погодя, – усмехнулся Николай. – Когда обстановка позволит.

И в этот момент ему на глаза попался клочок бумаги из Катиного блокнота. На нем были изображены две гротескные фигурки. Одна высокая, тощая, длинноволосая и вторая – маленькая, худенькая, с подвижными ручками и ножками. Несмотря на карикатурный стиль, не узнать Николая с Гридневым было невозможно.

– Вручишь лично Саше, с авторской подписью и датой! – произнес Водорезов, протягивая Кате ее рисунок.

Эпилог