Во время лабораторных занятий я подметил, что рядом со столом, за которым мы сидели вместе с лучшим другом Славиком Мамаевым, стоит на полке литровый пузырек, на этикетке которого написано «Фенолфталеин». Что фенолфталеин идет в спиртовом растворе, я знал, еще работая лаборантом в одном НИИ. Снял пузырек с полки, открыл пробку, понюхал. Так оно и есть. Я протянул пузырек Славику и предложил тоже понюхать.
– Забираем! – втянув носом спиртовой аромат и блаженно закатив глаза, вдохновенно сказал Славик.
– Во-первых, весь пузырек мы забрать не можем. Лаборантки или преподаватель могут после занятий проверить класс и, обнаружив на полке пустое место, поднять шум. Во-вторых, фенолфталеин очень коварен по своему воздействию на организм.
– Вреден, что ли?
– Ну как тебе, Славик, сказать. Может быть, и не вреден. Может быть, даже кому-то полезен. В аптеках его как лекарство продают.
– Тогда обязательно забираем! Заодно и подлечимся! Совместим полезное с приятным!
После того как мой друг вдохнул желанный аромат, его желудок заработал вместо мозгов. Славик очень захотел выпить. И ни о чем другом думать больше не мог.
– А ты знаешь медицинское название фенолфталеина?
– Нет.
– Пурген!
С этим словом, судя по реакции, Славик был знаком. Он сразу сник.
– Ты, Вячеслав Сергеевич, так сразу не окисляйся. Не бери лишнюю нагрузку на сердце. Мы сделаем по-умному. На перерыве я выпрошу у лаборанток пустую бутылку, отольем себе львиную долю и на ком-нибудь испытаем. Если все будет нормально, завтра пьем!
– Давай!
Во время перерыва я взял у девчонок пустую пол-литровую бутылку и наполнил ее под завязку желанной жидкостью.
– На ком будем испытывать? – нетерпеливо спросил Славик.
– Ты не торопись. Испытаем на Деде. Только чуть позже. Ближе к ужину.
«Дедом» звали курсанта по фамилии Невров. Был он до крайности ленив, и нормальное положение организма у него было лежачее. Реже – сидячее, но обязательно привалившись к чему-нибудь.
Перед ужином отлил немного жидкости в металлическую солдатскую кружку. Для испытаний.
– Куда ты столько льешь?! Ему и чуть-чуть хватит! Нам оставь побольше! – возмутился Славик.
– Не жмись! Испытывать надо основательно! Вдруг эффект зависит от дозы?! Вдруг ему с чуть-чуть ничего не будет, а мы с нормального количества загремим потом «ракетчиками» в отдельную палату нашей санчасти! («Ракетчиками» звали в училище тех, у кого возникало расстройство желудка. У них брали позорный мазок и на две недели помещали в отдельную палату. Под замок. Пока не станут известны результаты анализа. И кормили крайне скудно. Большую часть приготавливаемой пищи им нельзя было есть.)
Я налил почти половину кружки, а потом взял чуток в рот и выплюнул. То же самое заставил сделать Славика. Кружку с жидкостью мы спрятали на лестнице возле чердачной двери. И пошли искать Деда. И нашли. Валявшегося как бревно на своей койке. Где же еще он мог быть?
Я отозвал подопытного в сторонку и спросил:
– Дед! От нас ничем не пахнет?
После чего дыхнул на него.
– У, ребята! Вы где-то выпили! – очень огорченно произнес Невров.
– Не кисни! Мы и тебе оставили!
Вникнув в смысл сказанного мною, Дед пришел в сильно возбужденное состояние. Он стал бестолково тыкаться во все стороны, пока мы не направили его, как торпеду, в нужном направлении.
На лестничной клетке я протянул испытателю кружку и предупредил, что в ней не водка, а чистый спирт. Увидев количество жидкости, Дед возбудился еще сильнее.
– Ну, ребята!.. Я вам это никогда!.. Я вам все!..
Особым авторитетом он не пользовался, поэтому его еще никто за три года так не баловал. Если бы не великая природная лень, он в благодарность Землю с орбиты бы сдвинул, попроси мы его об этом.
Невров взял кружку в руку и, еще раз оценив количество жидкости, с надеждой спросил:
– А закусить?..
– Может, тебе еще и девочку потом сюда привести?! Рукавом занюхаешь! Не в филармонии!
Совет был дельным. Ленивый Дед обмундирование свое стирал крайне редко, и рукава у него были духовитые. Да что там рукава! Вся одежда! Сверху донизу. Закатив глаза, он залпом выпил содержимое и с шумом стал втягивать родной запах своего немытого организма. Прямо из подмышки.
Мы вернулись в роту. После ужина Дед находился под нашим постоянным и пристальным вниманием. Если не считать того, что был он прилично пьян, с ним ничего не происходило. Невров сидел в Ленинской комнате, привалившись к стенке, и, тихо бормоча себе что-то под нос, хихикал.
– Сам себя веселит, гад! – возмущенно сказал Славик. – И ничего плохого с ним не происходит! Наоборот, ему сейчас хорошо! В отличие от нас! Лучше бы сами выпили!
– Завтра и выпьем! Куда ты так торопишься?
До самого отбоя мы внимательно, но ненавязчиво следили за Дедом. С ним все было нормально.
Славик, вспоминая количество выпитого Невровым, горестно вздыхал.
Утром наш заместитель командира взвода, тезка моего друга Славик Майоров, стал считать построившихся на зарядку.
– Раз, два, три, четыре… двадцать три! Раз, два, три, четыре… двадцать три! Командиры отделений! Кого нет?
– Неврова!
– Ну, Дед! Ну, сачок! Вечером ты у меня десять километров по стадиону намотаешь!
Взвод шел к выходу, а Майоров продолжал возмущаться.
– Славик! Ты кого ищешь? – спросил дневальный.
– Невров от зарядки сачкует!
– Да в туалете он. Как сел на очко в четыре утра, так и не может слезть.
Вместе с замкомвзвода мы с Мамаем бросились в туалет. Посмотреть на дело рук своих.
Дед сидел на очке и читал газету. Чтобы не затекали ноги, он прицепил за стенку туалета свой ремень и держался за него, как пассажир древнего трамвая.
– Дед! На зарядку!
– Не могу, Славик! Меня несет! Съел что-то непотребное за ужином!
– Вот видишь, – сказал я потом другу, – ты все говорил: «Давай выпьем! Давай выпьем!» – а спирт оказался некачественный! Не питьевой!
Легкие деньги
В начале девяностых годов у нас в управлении дивизии появился копировальный аппарат. Узнал я об этом случайно.
Был день получки, и я, получив деньги, пошел в кабинет подполковника Онкина поговорить с ним о жизни. У него в кабинете стоял большой металлический ящик, которого раньше не было.
– Это что? – полюбопытствовал я.
– Ксерокс! Копии с документов делать.
– С чего угодно можно копии делать?
– Да!
– Цветные?
– Только черно-белые.
У меня в голове уже созрела мысль, как можно использовать этот ящик во благо, и я, достав из кошелька пятитысячную купюру, сказал:
– Давай, Витек, откопируй мне с десяток!
– Ты потом в магазин с ними не пойдешь?! А то меня посадят как подельника в изготовлении фальшивых бабок!
– Не дрейфь! Все нормально будет!
Виктор сделал мне десяток копий с одной стороны купюры, и я побежал в свой кабинет.
Пятитысячная купюра тогда только пошла в обращение и составляла почти треть получки старшего офицера.
Я пришел в свой кабинет и положил листы с копиями на стол. Мой помощник, Андрюха Горемыкин, полюбопытствовал:
– Зачем они вам?
– Есть одна мысль!
Я аккуратно вырезал копии и, положив для образца настоящую купюру, стал тщательно раскрашивать их остро отточенными цветными карандашами. До конца рабочего дня я раскрасил три штуки. Получилось совсем неплохо. На чистой стороне самодельной деньги я карандашом написал: «ФИГ ТЕБЕ!»
– Если внимательно не приглядываться, то почти как настоящие! – похвалил мою работу помощник.
– Завтра, Андрюха, будем обогащать народ! – сказал я.
На следующий день Горемыкин отнес одну сложенную вчетверо деньгу на улицу и положил на снег по дороге к штабу. Наш кабинет располагался на третьем этаже. Из окна хорошо было видно место, где лежит самодельная купюра. Глядя жадными глазами на дорогу, мы стали ждать дальнейшего развития событий. Минут через пять на дороге появились три офицера с нашего командного пункта. Дружной компанией они шли в здание штаба за получкой.
Деньгу идущие увидели одновременно. Остановились как вкопанные. Тот, что шел посередине, обладал лучшей реакцией, чем его товарищи. Он резко растопырил руки в стороны, и товарищи отлетели метра на полтора назад, а шустрик тигром бросился к разрисованной бумажке.
– Вот видишь, Андрюха, большие деньги сразу ставят конец верной дружбе! – прокомментировал я произошедшее.
Рассмотрев внимательней найденное, офицер разорвал бумагу на мелкие части и пустил по ветру. До штаба он шел уже один. Друзей у него больше не было.
– Разорвал, гад! – огорченно сказал Андрюха.
Я тоже прикинул, что если так будет с каждой очередной деньгой, то я замучаюсь их разрисовывать. И мне пришла в голову хорошая мысль.
– Сейчас я тебе дам еще одну, а ты положишь ее на лед и сверху зальешь холодной водой! – сказал я.
Так и сделали. Только в этот раз мы сложили ее вдвое. На дороге льда не было, и купюру пришлось разместить ближе к зданию штаба, где был покрытый тонким слоем льда асфальт. Залитую водой бумагу Андрюха прикрыл картонкой, чтобы ее не нашли раньше времени, пока вода не превратилась в лед.
Через час помощник снял картонку и для естественности присыпал часть деньги снегом. В течение получаса мимо прошло человек пять. Купюру никто не замечал. Я решил сходить в магазин, а заодно расчистить снег с купюры.
Проходя мимо тайника, я внимательно на него посмотрел. Пятитысячной почти не было видно. Сходив в магазин и купив там курева, я на обратном пути мимоходом расчистил ее ногой и вошел в здание штаба.
– Курить купил? – спросил меня при входе дежурный по управлению Боря Сердюков.
– Ну!
– Пойду тоже куплю, а то кончились!
Я бегом поднялся по лестнице, чтобы не пропустить момент, когда Боря будет проходить мимо купюры.
Зря я торопился. Сердюков вышел из штаба минуты через две. Он неторопливо прошел мимо деньги, причем, проходя, посмотрел на нее. Сделав по инерции еще пару шагов, Боря замер, всем корпусом развернулся в обратную сторону и подошел к богатству. Стремительно упав на колени, он стал скрести лед руками. Залитая сантиметровым слоем льда купюра не поддавалась. Тогда Боря вынул из кобуры шомпол и стал царапать лед им. От усердия у него задрался китель. Стали видны голубые, с начесом, офицерские кальсоны, выбившаяся из-под них нижняя рубаха и голое тело. В метре от него проходили служащие в части женщины. Прошел мимо заместитель командира дивизии, с интересом посмотрев, чем занимается дежуривший по управлению подполковник.