ходит в боевую готовность. Тронулось, продают! Женщина, стоявшая самой первой, берёт три штуки в одну авоську, берёт три штуки в другую авоську, и по два арбуза берут её девочки. С разговорами тоже – минут семь. Но что-то они мешкают уходить. А, ну вот. Подбегает ещё одна женщина, быть может, соседка, вклинивается, притирается животом к прилавку, а та, первая, её прикрывает. У этой второй нет девочек, но зато у неё есть бабушка, совсем скрюченная старушка, но на пару арбузов ещё потянет. Остальные в это время тоже не дремлют, получают пополнение или дремлют – ждут. Молодому интеллигентнейшему на вид человеку, с короткими бачками, в замшевой куртке, такой же интеллигентнейший чистенький мальчик приносит полосатый матрасный мешок. Очередь движется в обратную сторону, вернее, разбухает вправо, как флюс: именно назад никто не сдвигается из чисто принципиальных соображений…
Я выхожу, комкая свою авоську, я отхожу на противоположный угол, в тень, и там стою ещё какое-то время, поглаживая, заглаживая хвост раздражения. Ты с ума сошёл, говорю я себе. Ты с ума сошёл, на кого ты злишься! Разве они в чём-нибудь виноваты? Они – наоборот, они молодцы. Не они придумали эту очередь, им её навязали как факт, и они обходят как только могут и хотя бы в этом несоблюдении, в этом уклонении от формы и строя проявляют себя живыми людьми. А арбузы – чёрт с ними, с арбузами. Им для детей, а тебе для кого? Когда это ты так для себя волновался? Пойди-ка лучше кофе попей…
навязать – здесь: перен. заставить принять что-либо
…На первом этаже под шестым номером – крохотная двухкомнатная квартирка без кухни, ванной и туалета, но есть раковина с холодной водой и электрическая плитка для кофе. Всё это – владения аспиранта Миши, невысокого парнишки с красивыми усами и хитроватым, но беззлобным взглядом. В передней комнатке стоит наш возлюбленный, наш в куски разобранный ТГС-12, и мы с Олегом над ним колдуем, а в соседней комнатке помещается Миша, крутит кофе, варит кофе, сидит за столом – пьёт кофе… Миша не только пьёт кофе, он ещё переводит статью из журнала – на армянский, через англо-русский словарь. Тоже не часто такое увидишь. Чудак, думаю я, писал бы уж прямо по-русски. Нет, русский – это не прямо, это для него только средство. Результат – это когда по-армянски, когда предельное единство текста и мысли. Я вынимаю записную книжку и начинаю с Мишей игру в слова, ту самую, в которую с неизменным успехом играли все русские литераторы, когда-либо побывавшие в Армении. О, эта тщетная попытка прорваться, достичь, проникнуть, заучив механически пару десятков слов! Представляю себе моё произношение. Итак, сначала – числительные. Мек, ерку, ерек, чорс, хинг, вец, ёт, ут, иннэ, тас. Язык, действительно, великолепный… Плотный, насыщенный, физически ощутимый. Мек хат – одна штука. Мек гават сурч – одна чашка кофе. Ну-с, что же дальше?
тщетный – бесполезный, напрасный
«Не искушай чужих наречий, но постарайся их забыть, ведь всё равно ты не сумеешь стекла зубами укусить…»
Но когда мы втроём с Олегом и Мишей идём в буфет пить свой мацун и Миша спрашивает буфетчицу: Паныр чунэк? – а она отвечает: Чэ, паныр чунэм! – я внезапно чувствую острую радость… Паныр чунэм – до чего же прекрасно! Сыра нет – ну просто замечательно!..
…Разговоры разговорами, а работать приходится. Мы уходим домой никогда не раньше шести, иногда позже, иногда значительно позже.
14.3. Найдите в тексте однокоренные слова к выделенным словам:
дружеская встреча; тихо разговаривать; далёкий причал; журавлиный клин; гладить кошку; злой человек; чудаковатый человек.
14.4. Определите значение суффиксов в выделенных словах:
интеллигентнейший человек; чистенький мальчик; хитроватый взгляд.
14.5. Объясните, каким образом в тексте оформлена авторская речь? Найдите случаи употребления несобственно-прямой речи. Как проявляется авторское отношение к описываемым событиям?
14.6. В каких фрагментах в тексте автор прибегает к иронии и юмору? Прочитайте эти фрагменты с выражением, выделите логические и художественные паузы.
14.7. Составьте предложения с сочетаниями:быть крайним; вклиниваться в очередь; скрюченная старушка; матрасный мешок; разбухать, как флюс; комкать авоську– на тему «В очереди за арбузами в Ереване».
14.8. В какую игру, по словам автора, играют все русские литераторы, попавшие в Армению? Как вы понимаете фразу «О, эта тщетная попытка прорваться, достичь, проникнуть, заучив механически пару десятков слов!»?
14.9. На основе прочитанного прокомментируйте строки Осипа Мандельштама:
«Не искушай чужих наречий, но постарайся их забыть – / Ведь всё равно ты не сумеешь стекла зубами укусить…»
14.10. Расскажите о трудовых буднях героя повести Карабчиевского в Армении.
14.11. Прочитайте отрывки из повести Карабчиевского «Тоска по Армении», в которых рассказывается о том, как герой приобщался к культурным ценностям Армении.
…Наконец, мы подбираемся к культурным ценностям. Нет, мы не крадёмся, мы летим на «рафике», мне покровительственно улыбается наш новый знакомый Володя, Владимир Камсарович, меня обнимает за плечи наш новый друг Акоп-Алик, и я тоже обнимаю и тоже улыбаюсь, настроение праздничное, замечательное и прекрасное…
И вот мы уже катим по городу… «Юра, ты должен пойти в галерею! – убеждает меня Акоп. – Я уже не говорю об армянах, современных, и старых, и зарубежных, но Боттичелли, но Фрагонар!» Я обещаю пойти немедленно… Разговор идёт об армянах. Древняя культура, христианство, письменность. Непременные слова произнесены, теперь я начинаю выскрёбывать из памяти все фамилии на -ян или -янц, какие в ней только могли сохраниться. Я люблю армян, я обожаю всё армянское, я столько слышал, столько читал, ничего я не слышал и нигде не читал. Я буксую и пытаюсь восполнить пробелы эпитетами и превосходными степенями. Акоп соглашается и дополняет.
И вдруг, почти подряд, два камушка, два порожка подбрасывают меня в этом плавном потоке. Я проскакиваю дальше, но возвращаюсь и ухватываюсь за них с нетрезвой цепкостью. Айвазовский, говорю я, плохой художник, и, по-моему, им гордиться не следует… А Вильям Сароян – американский писатель, не имеет значения, что армянин.
Мне показалось, что заглох мотор – такая полнейшая образовалась пауза. Смягчить бы, сгладить, перевести. Но я не-преклонен и несгибаем. Истина превыше всего. Сейчас я им всё объясню, и они согласятся. Буквализм, натурализм, литература в живописи…
буксовать – здесь: перен. не двигаться с места
У меня уже не хватает ясности взгляда, чтобы оценить, кто как молчит. Но молчат все, это мне ясно. И вдруг, совершенно неожиданно, вступает шофер. «Ни-каг-да ни слышал, – говорит он, – ни-каг-да! что Айвазовский – плохой художник. Ни-кто! мне такого ни гаварил!» Я смотрю на него и глазам не верю: он сидит лицом к нам, спиной к рулю, разговаривает и оживленно жестикулирует. Ну, сейчас мы врежемся!.. Но мы не врежемся. Мы давно стоим, мы уже приехали, и мотор заглушён, так всё и есть. Я ещё бормочу по инерции: «Ну зачем он вам, Айвазовский, когда у вас есть Сарьян и Аветисян…» – но разговор уже, как видно, окончен. Камсарыч встаёт, и Акоп встаёт.
И вдруг Акоп садится обратно. «Ещё минутку, Володя». И уже обращаясь ко мне: «Ладно, оставим живопись. (Я так и не узна́ю, согласен он со мной или нет.) Оставим живопись и всё, что касается вкуса. Но скажи мне, почему Сароян – не армянский писатель?»
Потому что – американский, говорю я ему. Потому что он пишет по-английски, а не по-армянски. Это факт американской литературы и английской языковой культуры… Можно говорить о вкладе нации в ту или иную культуру, но отечество писателя – его язык.
– Что ж, может быть, – говорит Акоп. – Может быть, у других это так. Сомневаюсь, но может быть. У других. У армян – иначе. Где бы ты ни был, кричи: я армянин! Знаешь такой рассказ у Сарояна?
примерять на свой аршин – судить о ком-, чём-либо односторонне, со своей личной точки зрения
Я не читал такого рассказа и вообще, по секрету сказать, не читал Сарояна (прочёл уже потом, по прибытии), но название кажется мне потрясающим. Здо́рово, говорю я, ничего не скажешь, здорово, ладно, кто его знает, возможно, ты прав… И тут же, примерив на свой аршин, дважды наполнив это название иным содержанием, я испытываю острую зависть к армянам. Где бы ты ни был, кричи: я армянин! Прекрасно. Гордо, мужественно, трогательно…
Ничего мы не выяснили, но остались друзьями. Мы выходим на улицу почти в обнимку, Олег и Камсарыч за нами…
…В воскресенье мы трое, Сергей, Олег и я, встречаемся в центре и едем в Гегард. Наконец-то!
…Сойдя с автобуса, мы проходим прямую арку и, сдерживая шаг, по крупной брусчатке – входим в Армению. Вот уж Армения, сомнений нет. Древний монастырь и Великий Храм здесь не выставлены на обозрение, а спокойно царствуют сами по себе, среди тех же скалистых громадин, под тем же небом, что и в родном тринадцатом веке. И скорее экспонаты – это несколько разноцветных застывших машин на обочине, на краю обрыва.
хитроумный – искусный, изобретательный
Сергей ведёт нас не просто, не прямо, а по собственному хитроумному сценарию. Сначала внешняя церковь, стройная, удивительно высокая изнутри – снаружи казалась намного компактней. Затем – огромный прекрасный зал, ничем не облицованный и не украшенный, остались одни только голые стены и четыре колонны, но все – абсолютной формы, и глубокий рельефный орнамент по куполу, непрерывный, переползающий через швы между плитами серого камня. А потом – другой такой же зал, кажется, что просто точная копия; да, говорим мы, совершенство, ничего не скажешь, но думаем: напрасно всё-таки два одинаковых, что снижает пафос, исключительность утрачена, если два, то может и десять… Ну-ну, улыбается Сергей, смотрите, смотрите. И вдруг я начинаю чувствовать, что что-то не так. Чего-то здесь не хватает. Та же форма, те же колонны, тот же орнамент и так же переползает… Стоп! Ни через что не переползает орнамент, а ползёт непрерывно, сам по себе, потому что и материал его – непрерывен. Всё – так же, как в первом зале, только тот сложен из многих камней, а этот вырублен из одного. И как ни ждал я его увидеть, как ни твёрд я был в убеждении, что любое реальное чудо бледнеет перед талантливым своим описанием, а такое описание существовало, – всё-таки был поражён, как ребёнок…