В 1860 году агитация в Царстве Польском приняла уже характер вызывательный. Началось с демонстраций религиозных; затем в Варшавской медико-хирургической академии все студенты, под каким-то пустым предлогом, оставили заведение; но вскоре они образумились и взяли назад свои прошения; дело разъяснилось подстрекательством некоторых подозрительных личностей. Летом того же года предпринята была в Варшаве уличная демонстрация по самому пустому поводу – погребению одной старухи, вдовы польского генерала Совинского, убитого в 1831 году при штурме Воли. Процессия, сопровождаемая массою народа, с пением патриотических песен и ругательствами против русских властей, произведена была совершенно беспрепятственно, без всякого вмешательства полиции. С этого времени патриотические демонстрации всякого рода повторялись не только в Варшаве, но и в других местах Царства. Городское население подчинялось беспрекословно какой-то таинственной власти, которая заставляла женщин носить траур, лавочников – заменить русские и иностранные вывески польскими и т. д.
В октябре 1860 года, когда происходило в Варшаве свидание императоров русского и австрийского и принца-регента прусского, население города получило от подпольной власти запрет принимать участие в каких-либо общественных собраниях, театральных представлениях и празднествах в честь монархов. В день, назначенный для парадного представления в театре, пред самым началом его, кресла партера были облиты какою-то зловонною жидкостию, так что с трудом успели очистить воздух к приезду государей. Все подобные проделки проходили безнаказанно; законная власть оказалась бессильною, тогда как тайная власть держала се население в страхе и повиновении. Ослушники этой власти подвергались всяким преследованиям: женщин, показывавшихся на улице в цветном платье, обливали кислотою; мужчинам угрожали смертью. На улицах Варшавы появились чемарки, кунтуши, конфедератки, пояса с эмблематическими знаками польской национальности. Подметные письма держали население постоянно в тревожном положении.
В ноябре 1860 года опять происходила в Варшаве большая уличная демонстрация по случаю тридцатилетней годовщины революции 1830 года. В то же время и в Кракове возникли беспорядки, вынудившие австрийские власти прибегнуть к оружию и закрыть на время тамошний университет.
Поднятый русским правительством крестьянский вопрос не мог не повлиять на планы польских революционеров. Хотя в Царстве Польском крепостное состояние давно уже было отменено юридически, однако ж в сущности крестьянин оставался в полной зависимости от помещика, так что при существовавшем искони в Польше шляхетском строе и полном бесправии «хлопов» положение сельского населения было еще тяжелее, чем крепостных в Империи. Еще в царствование Императора Николая I русское правительство неоднократно поднимало вопрос об экономическим устройстве крестьянского сословия в Польше; но местные власти, всегда потворствовавшие польской аристократии, не выказывали большой настойчивости в разрешении щекотливого вопроса о положении крестьян, и дело это не подвинулось ни на шаг. Однако ж польские революционеры сознавали, что для осуществления их планов необходимо было им самим сделать что-нибудь для улучшения быта польского крестьянства прежде, чем русское правительство примется за это дело. Обе партии – и «белых», и «красных» старались привлечь сельское население на свою сторону и морочили бедных хлопов несбыточными обещаниями.
Аристократическая партия решилась неотлагательно взять крестьянское дело в свои руки, и главное руководительство в этом деле принял на себя граф Андрей Замойский, племянник князя Адама Чарторыйского и также один из деятелей польской революции 1830–1831 года. По усмирении этого возмущения, граф Замойский не последовал за своим дядей, а остался в Царстве Польском и с того времени поставил себе целью – сплотить воедино польское дворянство всех частей распавшейся Речи Поспо-литой и вместе с тем привлечь к нему простой народ посредством развития общих интересов их: хозяйственных, промышленных и торговых. В этих видах граф Андрей Замойский стал во главе так называемого Земледельческого (агрономического) общества, учрежденного в Царстве Польском с дозволения русского правительства. Под маскою сельских хозяев, заботящихся об экономических нуждах края, вожаки Земледельческого общества втайне работали с целями революционными. К началу 1861 года в обществе считалось уже до 2 тысяч членов; оно имело общие свои собрания в Варшаве, но разветвлялось на все Царство. Членами общества были помещики всех губерний и уездов, так что граф Андрей Замойский сгруппировал около себя большинство землевладельцев Царства и сделался средоточием обширной революционной сети. Предполагалось распространить круг действия общества и на западные губернии Империи учреждением отделов его в Вильне и Киеве, – на что однако же последовал со стороны правительства положительный отказ.
Уже в начале 1860 года начала выказываться политическая подкладка Земледельческого общества. В годичном своем общем собрании в феврале того года происходило весьма бурное заседание, в котором поднят был крестьянский вопрос. С этого времени граф Андрей Замойский открыто принял на себя роль защитника народа пред правительством и всячески старался приобрести популярность; задавал гомерические угощения собранным из провинции крестьянам и братался с городскими просторабочими. Все это не мешало ему пред наместником прикидываться усердным радетелем о поддержании порядка и спокойствия в городе и крае; он становился как бы посредником между русскою властью и толпою, как будто для укрощения ее раздражения. Такая коварная игра была всегда обычным приемом польских деятелей. Той же иезуитской системе следовало большинство поляков, занимавших разные должности в местном управлении края.
Польские помещики долго ласкали себя надеждами, что русское правительство не будет иметь довольно выдержки и настойчивости, чтобы довести поднятый крестьянский вопрос до действительного разрешения. Надобно сознаться, что такие надежды оправдывались всеми предшествовавшими попытками правительства в Царстве Польском, всегда остававшимися без практического результата. Притом в воображении весьма многих поляков, -как уже было замечено, – рисовалась близкая и неминуемая катастрофа в самой России. Они верили, что и русское дворянство не допустит предпринятой коренной реформы. Но в течение 1860 года крестьянское дело в России уже так подвинулось, что сомневаться в осуществлении реформы сделалось невозможным. В то время, когда в Петербурге заканчивались последние приготовления к обнародованию Императорского манифеста, дарующего свободу и земельный надел десяткам миллионов русских крепостных крестьян, – в Варшаву съезжались польские землевладельцы на годичное собрание Земледельческого общества.
В заседании 8/20-го февраля 1861 года этим обществом принят был с большою торжественностию проект графа Андрея Замойского, состоявший в том, чтобы существовавшую барщину обратить в денежный оброк, с предоставлением крестьянам выкупать свои земельные участки чрез капитализацию оброка по расчету 6 %. Постановлению этому польские паны придали громкое значение – дарования крестьянам земли в собственность, и по окончании заседания по этому случаю устроена была уличная демонстрация в ознаменование мнимого братского союза, установившегося между поместным дворянством и крестьянами. Сам граф Андрей Замойский, во главе собравшейся пред домом Земледельческого общества толпы народа, прошелся мимо наместниковского замка под руку с каким-то просторабочим. И в этом случае разыграна была бессовестная мистификация: принятое Земледельческим обществом решение прославлялось как патриотический акт со стороны помещиков, как великодушно оказанное ими благодеяние крестьянам; но в сущности помещики ни к чему себя не обязывали, предоставив переложение барщины на оброк и затем выкуп земельных участков добровольному соглашению обеих сторон и притом без определения какого-либо срока. Если б постановление польских панов получило в законном порядке утверждение правительства, то весь выигрыш был бы на их стороне. Им удалось бы вполне достигнуть своей настоящей цели – устранить применение к Царству Польскому тех основных начал, которые были приняты при разработке положения об освобождении русских крестьян.
Польское революционное движение, как уже было замечено, не ограничивалось пределами одного Царства Польского (так называемой «конгресувки»); оно охватило и западные губернии Империи, которым поляки дали название «забранного края». Все, что творилось в Варшаве, имело отголосок в Вильне и Киеве.
Представителями высшей правительственной власти в том крае были: в северо-западной части – генерал-губернатор виленский, ковенский и гродненский генерал-адъютант Владимир Иванович Назимов; в юго-западной – генерал-губернатор киевский, волынский и подольский генерал-адъютант князь Илларион Илларионович Васильчиков. Первый из них был человек простой, честный и добрый; он пользовался благорасположением Государя, который с юности своей сохранил к нему привязанность и уважение, так как Назимов еще полковником Преображенского полка состоял в качестве военного инструктора при Наследнике Цесаревиче. Позже Назимов был начальником штаба Гренадерского корпуса, потом попечителем Московского университета, а в 1856 году назначен виленским генерал-губернатором.
Назначение это было принято в том крае с сочувствием, вследствие того, что Назимов еще в 1840 году, в качестве доверенного лица Императора Николая Павловича, был командирован в Вильну для расследований по донесению генерал-губернатора Марковича об открытом будто бы, после известного дела Канарского, обширном политическом заговоре, и тогда Назимов выказал свою правдивость и мужество, опровергнув донесения генерал-губернатора С тех пор сохранилась в польском обществе Северо-Западного края добрая память о Назимове. Со вступления его в должность генерал-губернатора сочувственное к нему отношение местного дворянства дало Назимову возможность дать благоприятное направление стоявшему тогда на очереди крестьянскому делу в Северо-Западном крае. Было бы неуместно здесь входить в подробности этого дела, объяснять затруднительное положение, в которое поставлены были помещики западных губерний вследствие введения Положения об инвентарях, и почему Назимову, знавшему твердое намерение Государя приступить к освобождению крестьян в Империи, не трудно было склонить дворянство вверенных ему трех губерний к представлению все