Вообще, итальянские солдаты под командой Сюше сражались с редкой храбростью. Маршал писал о боях под Таррагоной: «Дивизии Ариспа и Абера[781], Фрера[782] и Паломбини[783] выказали преданность, постоянство и восхитительную отвагу. Польские и итальянские войска ничем более не отличались от французских»[784].
Впрочем, когда мы говорили «итальянские войска», мы имеем в виду войска итальянского королевства. Неаполитанские части представляли собой своеобразную картину. В отличие от вестфальской армии или армии Итальянского королевства, создаваемых с «чистого листа» и не имевших своих военных традиций, неаполитанская армия таковые имела… к несчастью. Войска бывшего неаполитанского королевства Бурбонов считались в конце XVIII – начале XIX века чуть ли не худшими в Европе, престиж военной службы здесь был на самом низком уровне, а само королевство, управляемое ничтожным безвольным королем и развратной уродливой королевой, представляло собой сосредоточение всех возможных злоупотреблений и пороков. Армия набиралась в Неаполе из подонков общества, а часто и просто из уголовников.
На основе такого «базиса» создать что-либо достойное было очень непросто. Все источники единодушны – неаполитанские войска, по крайней мере в первых кампаниях, где они участвовали, являли собой безобразную картину, тем более что в полки и при Жозефе Бонапарте и при Мюрате продолжали записывать всякий сброд.
«…Эти солдаты были набраны во всех тюрьмах королевства, ибо именно там ранее неаполитанский король пополнял свои войска. Потому они были наделены всеми пороками опустившихся людей, судьба которых – всю жизнь сидеть за решеткой…»[785] – писал генерал Бигарре, которому пришлось вести из Неаполя «подкрепления» войскам, сражавшимся в Испании. Он рассказывал также: «неаполитанские солдаты столь порочны, что в ночное время я вынужден был оставлять свет во всех казармах и требовал, чтобы капралы, вооружившись плетками, время от времени обходили помещения, чтобы не дать старым солдатам утолить свои грязные желания на молодых новобранцах, только что включенных в полк»[786].
«Король Жозеф хотел бы обойтись без того, чтобы делать солдат из этих подонков, – продолжает Бигарре, – но число их столь велико в королевстве, и их безденежье столь опасно для государства, что не нашли никакого другого способа, чтобы от них отделаться. Только с помощью суровой дисциплины мне удалось укротить эти дурные головы, но что бы не предпринималось для искоренения у них привычки к воровству – ничего не помогало. В Мантуе, где они находились некоторое время, не проходило и дня, чтобы у французских новобранцев не было украдено часов или денег»[787].
Генерал Гриуа, которому также пришлось иметь дело с неаполитанцами, почти слово в слово повторяет ту же характеристику, рассказывая о том, как ему пришлось подавлять бунт среди галерников, которых он вел на пополнение неаполитанских полков: «Наиболее буйные из них… подняли мятеж, они хотели, погасив свет, наброситься на охрану, перебить ее и убежать. Но охранники вовремя вышли из помещения и заняли оборону. Тогда, видя, что их план не удался, они, используя темноту, набросились на своих же, чтобы отнять у них вещи и деньги, а некоторые, чтобы утолить свою похоть на самых юных, так как это принято в их краю…»[788].
Все французские генералы, которым пришлось командовать неаполитанцами, в один голос жаловались своему командованию. В результате, узнав о том, что очередной маршевый батальон неаполитанских войск, направленный в Испанию, состоит все из того же сброда, Наполеон пришел в ярость. 6 августа 1810 г. он отдал категорический приказ остановить его и провести инспекцию «с пристрастием». «Я вовсе не желаю наводнять Каталонию плохими солдатами и пополнять шайки разбойников, – гневно писал император. – Если этот батальон составлен из галерников и бандитов, если его солдаты плохо обмундированы и вооружены, его необходимо отослать обратно в Неаполь. Напишите королю, что мне не надо новых неаполитанских войск в Испании и что мне вообще их не надо»[789].
Впрочем, несмотря на эту презрительную фразу, продиктованную в гневе, неаполитанские войска, под влиянием контакта с другими императорскими полками, постепенно подтягивались. И, хотя они так и не стали полностью ровней своим французским и итальянским собратьям по оружию, но все же явно изменились. Генерал Флорестан Пепе, которому пришлось командовать неаполитанскими контингентами в Испании, рассказывал о первой встрече с вверенными ему частями: «Построив войска в линию за стенами Сарагосы, я проехал вдоль их рядов и увидел, что их воинственный вид впечатляет. Однако, когда я приказал совершить самые простые перестроения, они были исполнены очень дурно. У солдат не было индивидуальных книжек, и, следовательно, в полках отсутствовала какая-либо бухгалтерия… Если два эскадрона неаполитанской кавалерии производили достойное впечатление, и у них не было особых недостатков, то три полка, составлявшие шесть пехотных батальонов, были в жутком виде: они были плохо одеты, шли в беспорядке, и за ними тащилось такое же, если не больше, количество женщин, сколько в них было солдат»[790].
Однако волевой командир решительно взялся за дело, и ему удалось добиться немалых результатов: «Хотя это непростая задача – дисциплинировать итальянские войска, однако, когда в этом добиваются успеха, то части изменяются неузнаваемо, и от них можно ожидать редкого порыва во всех самых опасных предприятиях»[791].
Умелое и энергичное руководство преобразило неаполитанские войска. Строгий маршал Сюше, в армию которого они тогда входили, провел тщательный смотр 8-му неаполитанскому полку и был весьма удовлетворен: «Он проверил солдатские книжки, осмотрел униформу и задал солдатам тысячу вопросов, – рассказывает Пепе. – Я увидел с невыразимым удовольствием его удивление. Униформа моего полка – белая с розовым приборным сукном, цвета, выбранного королем Иоахимом, подчеркивала загорелые и воинственные лица моих солдат. Казалось невероятным, что, отчаянно сражаясь, они смогли сохранить свою униформу столь чистой и ухоженной»[792].
В приказе на день по армии от 5 июля 1812 г. Сюше объявил: «Маршал герцог Альбуфера… заметил с удовольствием, что войска (неаполитанские) во многом изменились, особенно в том, что касается состояния солдат. Полковник Пепе с момента своего прибытия сумел восстановить дотоле неизвестный в части порядок в полковой бухгалтерии… и обеспечить солдат всем необходимым… Г-н Маршал надеется, что прилежание и упорство командира улучшит также степень обученности полка, который своей храбростью немало способствовал успехам Арагонской армии»[793].
Время, к которому относится последний из приведенных документов, стало поистине пиком интернационализации наполеоновских войск. Однако, прежде чем говорить о Великой Армии 1812 года, мы должны посвятить несколько страниц третьей нефранцузской составляющей войск Империи, а именно, иностранным полкам, ибо их роль в кампании 1812 года будет тесно переплетаться с ролью иностранных контингентов.
Иностранные полки на службе Франции не представляли из себя в эпоху Империи ничего нового, и, кроме того, традиции подобных формирований продолжаются и в настоящее время в виде широко известного «иностранного легиона».
Накануне революции в королевской Франции, как уже отмечалось, было 23 иностранных пехотных полка (11 швейцарских, 8 немецких, 3 ирландских, 1 льежский), а также полк швейцарской гвардии и ряд кавалерийских частей.
Присутствие иностранцев в европейских армиях XVII–XVIII веков было скорее правилом, чем исключением. Тогда говорили, что, принимая на службу иностранца, выигрываешь втройне: получаешь солдата для своей армии, сберегаешь жителя своей страны и отнимаешь солдата у врага. Но если в Пруссии иностранцы включались в состав обычных полков, во Франции – выделялись в отдельные формирования.
Эта традиция не была прервана и в эпоху Великой Французской революции, потому что, хотя королевские иностранные полки были распущены, в республиканской армии появился ряд довольно экзотических формирований из иностранцев, таких как «Легион северных франков», «Аллоброгский легион», «Батальон вольных кассельских егерей», «Вольный иностранный легион» и т. п.
Иностранные формирования были большей частью эфемерными, как например, «Германский легион», созданный по инициативе «представителя рода человеческого» Анахарсиса Клоотса 4 сентября 1792 года и распущенный 27 июля 1793 года. Зато некоторые из них оказались очень эффективными. Прежде всего – это так называемый «Польско-италийский легион», созданный по инициативе польского генерала Домбровского и при поддержке Бонапарта в январе 1797 года. Эта легендарная часть стала не просто воинским формированием, а целой эпохой в истории. С нее начнется воссоздание польских войск и, более того, возрождение Польши. Именно в этом легионе, на знаменах которого было начертано «Gli uomini libri sono fratelli» (Все свободные люди – братья) родилась боевая песня – «Мазурка Домбровского». «Еще Польша не погибла, коль живем мы сами…» – эти слова облетели всю Европу, а сама песня много лет спустя стала государственным гимном Польши…
Итак, использование иностранных полков на службе Франции в эпоху Империи не было чем-то новым, а продолжало прочно укоренившуюся традицию. Для того чтобы осветить все подробности их формирования и боевого пути, потребовалось бы многотомное исследование, поэтому мы ограничимся здесь основными, важными для понимания всей эпохи характеристиками иностранных частей (их полный список приведен в приложении).