Впервые в деле приняла участие и пехота Императорской Гвардии[923]. Батальон 1-го гренадерского полка, ведомый самим генералом Дорсенном, отразил атаку отряда русской пехоты, которая прорвалась чуть ли не до императорской ставки. Храбрый генерал Дорсенн также не преминул отдать приказ, соответствующий духу Старой Гвардии. В тот момент, когда один из офицеров собирался скомандовать гренадерам открыть огонь, генерал крикнул: «Ружья под курок! Старая Гвардия дерется только штыками!»
Отдельные отряды Гвардии приняли участие и в ряде других боевых эпизодов этой кампании. Гвардейские фузилеры и Ордонансовые жандармы отличились при штурме хорошо укрепленного городка Нойгартен в Померании. Жандармы покрыли себя славой и в боях вокруг осажденного французами Кольберга, а фузилеры отважно сражались под Гейльсбергом и Фридландом.
В 1808 г. некоторые подразделения Гвардии были отправлены в Испанию. В составе элитного отряда, прибывшего в апреле этого года в Мадрид, было 1050 фузилеров, 429 моряков, 244 конных егеря и мамелюка, 314 шеволежеров, 111 драгун, 211 конных гренадеров, 50 жандармов, а также артиллеристы, обслуживающие шестиорудийную батарею. На Пиренейском полуострове гвардейцам довелось принять участие в ряде боев, в частности, при Медина де Рио Секо, где гвардейская кавалерия, ведомая Бессьером и Лассалем, снова вписала славные страницы в летопись Наполеоновской эпохи.
С приездом Императора в Испанию прибыли и главные силы Гвардии. Мы уже описали фантасмагорическую атаку польских шеволежеров, которая прославила как польские полки на французской службе, так и всю Гвардию. Куда менее удачными оказались действия гвардейских конных егерей, которые попали в ловушку, расставленную отступавшими английскими войсками при переправе через речку Эсла, неподалеку от Бенавента. Атакованные значительно превосходящими силами врага три эскадрона гвардейских конных егерей и рота мамелюков были отброшены и понесли тяжелые потери. В плен попал командир гвардейских конных егерей генерал Лефевр-Денуэт.
Из Испании Гвардии пришлось не идти, а почти что лететь на крыльях на поле новых битв в Баварии и Австрии, где развернулись главные события кампании 1809 г. Чтобы максимально быстро перебросить гвардейские части с одного театра военных действий на другой, марш по территории Франции и союзных с ней государств гвардейская пехота осуществляла… на дилижансах, колясках, повозках и телегах, которые были наняты по приказу Императора.
На полях Австрии гвардейцам нашлось немало работы. Под Эсслингом опять мужественно сражались гвардейские фузилеры. Когда же необходимость отступления французской армии стала неминуемой, ее прикрыла собой пехота Старой Гвардии. «По нам било пятьсот орудий, а мы не могли сделать ни шагу вперед, ни выстрелить из ружья, – рассказывает Куанье. – У нас было только четыре пушки, две стояли перед нами, а две перед егерями. Ядра крушили нашу линию и вырывали из строя целые ряды, от взрывов гранат меховые шапки подлетали на двадцать футов вверх. Но едва только ядро вырывало из строя несколько солдат, я командовал: “Направо сомкнись!” И храбрые гренадеры, не моргнув глазом, смыкали свои ряды… У наших пушек были перебиты все артиллеристы. Генерал Дорсенн заменил их двенадцатью гренадерами, наградив их крестами, но все эти храбрецы пали у своих орудий. Больше не было ни упряжных лошадей, ни обозных солдат. В щепки были разбиты колеса и лафеты, пушки валялись на земле, как чурбаны… Потери в скором времени стали столь велики, что нам пришлось перестроиться в одну шеренгу, чтобы для неприятеля издали казалось, что мы все так же многочисленны»[924].
Отвага гренадеров Старой Гвардии помогла спасти армию после неудачного сражения, а через месяц с небольшим в битве при Ваграме Гвардия довершила победу. На этот раз снова в бой была брошена часть гвардейской кавалерии: конные егеря и польские шеволежеры. Последние в ходе схватки с австрийскими уланами завладели их пиками и так ловко орудовали ими в бою, что Император после Ваграма повелел вооружить весь польский полк этим оружием.
Несмотря на все эти славные дела, несмотря на то, что гвардейские части в составе двух дивизий Дюмустье и Роге отважно сражались в 1810–1811 гг. на Пиренейском полуострове, преследуя банды герильясов, все-таки никак не отделаться от впечатления, что здесь не хватает чего-то более значимого…
И действительно, в классической исторической литературе часто можно найти фразу о том, что Гвардия Наполеона выполняла роль резерва, который и решал участь генеральных сражений. В широко известной «Истории XIX века» под редакцией Лависса и Рамбо говорится: «Гвардия всюду его (Наполеона) сопровождает, сражается только у него на глазах и обыкновенно лишь в качестве резерва, чтобы решить участь сражения»[925]. Еще более категорично пишет по этому поводу видный советский военный историк Е. А. Разин: «Резервы… теперь превратились в главное средство для решения исхода боя. В руках Наполеона резерв являлся мощным средством для разгрома противника. Таким резервом являлась его Гвардия и его стратегическая конница»[926].
Нельзя отказать указанным авторам в определенной логике. Действительно, создание такого дорогостоящего во всех смыслах слова корпуса было бы оправданно лишь при условии решения им глобальных стратегических или оперативных задач – для надежной охраны ставки и лично Императора вполне хватило бы небольшого элитного отряда, подобно тому, который представляла собой Консульская Гвардия. Первая же и основная задача, которая напрашивается сама собой, – это выполнять роль главного резерва в день генерального сражения, резерва, который вступает в бой и решает дело в тот момент, когда линейные войска своими многочисленными жертвами подготовили условия для нанесения последнего удара по врагу.
Увы, ни на одном из приведенных нами этапов своего боевого пути Гвардия не выполняла подобной функции. Все ее «включения» в дело носили лишь эпизодический характер. Даже под Аустерлицем, где гвардейские эскадроны внесли довольно значительный вклад в победу, нельзя не отметить, что сражение было выиграно еще до их атаки. Русская конная гвардия своим героическим самопожертвованием старалась лишь замедлить уже победоносное продвижение Великой Армии. Не случайно поэтому великий князь Константин, в галоп подскочив к кавалергардам, перед атакой взволнованно воскликнул: «Выручайте пехоту!»
Что же касается Эйлау, то роль пешей Гвардии в этой битве свелась к обычной функции охраны ставки: была отражена атака одного из русских батальонов, прорвавшихся в глубину расположения Великой Армии[927]. Наконец, чисто символическим было участие Гвардии в сражении при Медина де Рио Секо и при Ваграме.
Таким образом, к тому времени, когда в июне 1812 г. гвардейский корпус[928] готовился перейти границы России, он еще ни разу не решал участь сражений. С начала кампании вплоть до 7 сентября 1812 г. Императорская Гвардия нигде не вступала в бой. За все это время, когда армия потеряла тысячи людей убитыми и ранеными, в Гвардии было ранено лишь два младших офицера – некто Фэ, су-лейтенант 4-го полка тиральеров, который получил ранение 17 августа на аванпостах, и некто капитан Дюпюи из 1-го вольтижерского, который принял каким-то образом участие в битве под Смоленском (16 августа). Соответственно, ориентируясь на обычную количественную пропорцию между убитыми и ранеными солдатами и офицерами, можно предположить, что гвардейцы потеряли за этот период кампании не более нескольких десятков человек, раненных в схватке с заблудившимся отрядом казаков или задетых шальным ядром.
Но вот 7 сентября загрохотали пушки Бородина. В этот день рано утром Гвардия, как и вся армия, облачилась в парадную форму. «Гвардия готовилась, словно к параду, а не к битве, – рассказывает очевидец. – Невозможно вообразить ничего более впечатляющего, чем хладнокровие этих старых солдат: на их лицах не было написано ни беспокойства, ни радости. Для них новая битва означала лишь очередную победу, чтобы проникнуться этой уверенностью, достаточно было на них посмотреть»[929]. В этот день в строю Императорской Гвардии было 18 000 человек: дивизия Старой Гвардии Кюриаля, дивизия Молодой Гвардии Роге, кавалерия, артиллерия, инженерные войска и штаб. Формально к Гвардии была также приписана дивизия Клапареда – три пехотных полка Вислинского легиона (3500 человек).
Битва началась в 6 часов утра ужасающей канонадой, за которой последовал быстрый захват французами села Бородина и отчаянная борьба за Багратионовы флеши, прикрывавшие левый фланг русской армии. Последние исследования российских историков не оставляют сомнения в том, что Великой Армии удалось полностью овладеть флешами к 10 часам дня[930]. Примерно в это же время, в момент контратаки русских гренадеров, пал смертельно раненный командующий 2-й западной армией Петр Иванович Багратион. Левый фланг русских войск находился в критическом положении. «В 10 часов утра вся 2-я армия была уже опрокинута, – писал Барклай де Толли, – все редуты и несколько артиллерии взяты неприятелем»[931].
Примерно тогда же 30-й линейный полк из дивизии Морана ворвался на батарею Раевского и занял этот ключевой пункт русской позиции. В этот момент подкрепления, которые русское командование перебрасывало из тылов и с северного крыла, были еще на марше. В сражении наступила первая кульминационная ситуация, когда Император Наполеон мог превратить сражение в решающую победу своей армии. «Общее движение вперед на русскую армию, которая была поколеблена этим напором, – считал участник битвы генерал Гриуа, – вероятно, прижало бы ее к лесу, находящемуся у нее в тылу и затрудняющему перемещение вследствие узости лесных дорог. Но для этого было необходимо присутствие Императора, он же оставался неподвижным на командном пункте, наблюдая за происходящим в подзорную трубу, и не появился на боевых линиях. Если бы он употребил решительные меры, которые так часто приносили ему победу, если бы он появился перед солдатами и генералами, чего бы только не сделала его армия в такой момент!»