Как видно, контраст между картинами, написанными Керкове и Тьебо, разительный. Где же больше правды, а точнее, какая из двух этих правд более типичная, ибо в обоих случаях высказывания мемуаристов вполне заслуживают доверия. Для выяснения этого вопроса мы обратились к документам, и прежде всего к уже упомянутому отчету Дарю о деятельности администрации Великой Армии в ходе кампании 1806–1807 гг. (официально 1 октября 1806 г. – 15 октября 1808 г.). По правде говоря, цифры, которые приводит Дарю, поначалу изумляют. Дело в том, что согласно его отчету в ходе указанной кампании в госпитали поступило 421 416 человек больных и раненых! Это притом, что общая численность армии, действовавшей на германско-польском театре военных действий, едва составляла 200–250 тысяч человек единовременно.
Попытаемся проанализировать цифры, приводимые в отчете. Для начала отметим, что Дарю указывает не абсолютную численность солдат, находившихся в госпиталях, а количество поступлений в госпитали. Таким образом, один и тот же человек мог быть засчитан два и более раз в случае повторного пребывания в госпитале. Впрочем, это мало что проясняет, ибо, оставив эти цифры без дальнейшего анализа, нам придется предположить, что все до одного солдаты Великой Армии в ходе кампании два раза побывали в госпитале.
Как же объяснить кажущееся несоответствие? В отчете Дарю указывается, что от 1/12 до 1/6 (т. е. 8,3 %–16,6 %) пациентов, содержавшихся в госпиталях, было солдатами союзных и неприятельских армий. Разумеется, первых мы должны считать в общем итоге, вторых – нет. Полагая 12,4 % средней пропорцией солдат союзников и противников Франции, можно грубо приближенно оставить на долю неприятеля 6–6,2 % общего количества пациентов, т. е. около 25–26 тысяч человек. Таким образом, на долю солдат Великой Армии, прошедших через госпитали, остается примерно 395–400 тысяч человек. Впрочем, и это мало что проясняет.
Продолжая наш анализ, мы должны принять во внимание, что сведения о количестве пациентов никоим образом не занижены, ибо они являются суммой данных, представленных госпитальным начальством, которое не было никак заинтересовано в том, чтобы результаты его работы были недооценены, зато очень бы желало получить лишнее довольствие на якобы присутствующих больных. Впрочем, нужно отметить, что ввиду бдительного контроля, проявленного командованием, количество «мертвых душ» в госпиталях едва ли могло быть значительным.
Наконец, за два года кампании немало солдат могли угодить в госпиталь два и, быть может, более раз. К сожалению, подобные повторные госпитализации никак не отмечены в отчете, и мы можем исходить лишь из очень приблизительных оценок. В общем, как кажется, можно вычесть по этим двум статьям из общей суммы не менее четверти, или ста тысяч человек. И все же у нас все равно остается не менее 300 тысяч реально госпитализированных!
Объяснение кажущемуся несоответствию кроется в следующем: согласно нашим подсчетам на основе полковых регистров, хранящихся в архиве Венсенского замка, ежегодная ротация солдат в пехотных полках достигала в среднем 800–900 человек в год, а в кавалерийских – 200–300 человек. Учитывая, что численность пехотного полка в кампании 1806–1807 гг. на походе редко превышала 1600–1800 человек, а кавалерийского – 500–600, учитывая также, что за время двухгодичной кампании армия получала подкрепления не только в виде маршевых батальонов, но и целых частей, в частности вновь созданных (с нуля, например, формировалась армия герцогства Варшавского), можно положить, что за данный промежуток времени через Великую Армию прошло более чем двойное по сравнению с ее списочной численностью количество солдат, т. е. около 500 тысяч человек. Таким образом, 300 тысяч больных и раненых из полумиллиона прошедших войну становится вполне реальной цифрой. Впрочем, нельзя не отметить, что даже после всех дополнительных расчетов получается, что не менее 60 % солдат Великой Армии в ходе кампании побывали в госпиталях.
Нужно сразу отметить, что подавляющее большинство оказавшихся на больничной койке были не ранеными, а больными. В отчете Дарю приводится соотношение раненых и больных различных категорий. Классификация последних по современным понятиям была, мягко говоря, незамысловатой. Все больные подразделялись только на три вида: «горячечные», «чесоточные» и венерические. Как вероятно догадался читатель, к «горячечным» относились практически все больные, будь то больные воспалением легких или дизентерией, к «чесоточным» – все, кто страдал кожными заболеваниями. В общем же соотношение пациентов разных категорий выглядело следующим образом. Из каждых 196 человек, поступивших в госпиталя, было:
Что же произошло с попавшими на больничную койку? Исходя из описания госпиталя в Майнце, можно предположить, что не отправились в лучший мир лишь несколько дьявольски живучих героев. Видимо, все же случай, приведенный Керкове, не является типичным. Из общего количества попавших в госпитали умерло только 31 916 человек, т. е. приблизительно 10 % больных[1094]. Мы говорим «только 31 916 человек», ибо не следует забывать, что в госпиталях было немало тяжелораненых, что сами госпитали устраивались наспех, и наконец, как уже не раз отмечалось, возможности медицины начала XIX века были весьма ограниченными.
О трудностях, вставших на пути организации госпиталей во второй, самый тяжелый период кампании (начало января 1807 г. – начало июня 1807 г.) Дарю пишет следующее: «Госпитальных служащих и врачей не хватало, многие отстали далеко позади армии, и тем не менее к концу января 1807 г. в одной только Варшаве функционировал 21 госпиталь, где находилось около 10 тысяч человек… Больных доставляли на повозках и санях, те, кто был легко ранен, добирались пешком… – Дарю добавляет также, – Ваше Величество пожелало узнать точное количество наших раненых в сражении при Эйлау и боях, которые ему предшествовали. В тот же день был составлен поименный список раненых по всем госпиталям…»[1095]. Последняя фраза заставила нас считать количество «мертвых душ» в госпиталях весьма умеренным – рядом был император и постоянный контроль командования.
Для того чтобы наглядно представить, как выглядела реальная динамика поступления военнослужащих в госпиталя и их выздоровления, а также смерти, мы представили небольшую часть из обширнейших данных отчета Дарю. Сведения приведены по 7 госпиталям Варшавы на февраль 1807 года, период самый тяжелый для Великой Армии.
Количество раненых и больных Великой Армии в госпиталях Варшавы в феврале 1807 г.
Как видно из этого списка, пациентов старались группировать. Если в госпитале Огинского были одни только больные, в госпиталях Бернардинцев, Радзивилла и Яблоновском – одни раненые. Только очень большой госпиталь Короны был многопрофильным. Видно также, что смертность по условиям кампании февраля 1807 г. была относительно невелика, и немалое количество больных и раненых выходили с выздоровлением. Из 389 человек «горячечных», содержавшихся в госпитале Огинского в начале февраля 1807 г., 380 покинули госпиталь выздоровевшими. Вылечилось и немало раненых: в госпиталях Бернардинцев и Радзивилла – почти половина, а в Яблоновском – больше половины.
В отчете Дарю указывается также, что среднее время пребывания пациента в госпитале составляло 29 дней, причем согласно этому документу 370 473 человека из 421 819 официально учтенных больных и раненых вышли с выздоровлением (остальные: 31 916 умерло, 11 455 переведено в госпиталя на территории империи, 7915 осталось в армейских госпиталях).
Таким образом, из бесстрастных цифр отчета ясно, что, несмотря на все трудности организации госпиталей и несовершенство медицины, случаи, подобные тем, которые приводят де Кергор и Керкове, пожалуй, относятся все-таки к экстремальным ситуациям. Они врезались в память мемуаристов именно благодаря своему ужасу и исключительности. По большей же части, хотя госпитали и не являли собой радужную картину, написанную Тьебо, они все же не были подобными адскому образу больницы в Майнце. Через госпитали, как мы видим, прошло огромное количество военнослужащих, причем около 90 % вышли из них с выздоровлением. Видно также, что большинство (около 3/4) всех попавших в госпитали были больными, а не ранеными. Это кстати идеально точно подтверждают подсчеты главы II, согласно которым около 10 % призванных на службу были убиты или умерли от ран, а приблизительно 30 % умерли от болезней.
Говоря о госпиталях в кампанию 1807 г., нельзя не вспомнить то, что записал о них в своем дневнике главный хирург армии Перси: «Для организации госпиталей было выделено много денег, но тяжеловесность работы администрации заставила страдать несчастных больных. Впрочем, г-н генерал-интендант приписал к каждому госпиталю военного комиссара… и разве что не стоит над ними с палкой, нещадно спуская с них три шкуры по поводу малейшей жалобы. Так что комиссары трепещут под его недремлющим оком и вертятся день и ночь, чтобы работа не стояла на месте»[1096].
В общем же, подводя итог обзору работы медицинских служб Великой армии, необходимо отметить, что, несмотря на все ее несовершенства, несмотря на ужасающие сцены залитых кровью амбулансов, разваливающихся телег эвакуации и порой удручающих своим видом госпиталей, французские военные врачи сделали все, что было в человеческих силах для спасения больных и раненых, причем не только своей армии.
Восхищает и то, что на вершине иерархии стояли не интриганы и политиканы, а поистине лучшие врачи и лучшие люди, подобные Ларрею, Перси и Эртерлу. Занимая высокие начальственные посты, получившие от императора громкие титулы и щедрые награды, в день битвы они, не колеблясь, засучив рукава и стоя по колено в крови, оперировали раненых. Свой тяжкий долг врача они героически выполняли в жарких песках Египта и в грязи и снегах Польши. Многие из лучших хирургов погибли в бою, умерли от заражения, работая с больными, или пали от истощения, сгорев в непосильном труде. В отсутствие самых элементарных для современной медицины предметов, при плохо организованной административной системе, их усилия в материальном смысле часто оставались бесплодными, однако их подвиг не остался незамеченным. В суровый, почти что судный час отступления из России, не особенно надеясь на божественную справедливость, солдаты сами судили героев этой главы – презрением и насмешками встречали просьбы о помощи чиновников военной администрации, которых не подпускали даже согреться к костру, и, напротив, отдавали последний кусок хлеба военным врачам.