Когда нужно было работать над созданием всего этого, а эта работа была и хорошим способом занять солдат, некоторые начали жаловаться – ведь лень имеет так много прелестей. Солдаты как дети – нужно делать им добро вопреки их желанию.
Сержанты каждой роты едят вместе. Они получают походный рацион: черный хлеб, походный суповой хлеб, мясо, сухие овощи, водку и уксус. Они покупают на рынке только свежие овощи и картошку. Они едят вместе с капралами из котелков, рассчитанных на 6–7 порций. Старшие сержанты, также как старшие унтер-офицеры, едят одни, столуясь у маркитантов.
В полдень мы обедаем прекрасным наваристым супом с овощами и говядиной. Вечером ужинаем картошкой с маслом, луком и уксусом. Хлеб рациона черный, рожь, которая входит в его состав, придает ему кисловатый, не очень-то приятный вкус; водку, которую нам дают, мы, в принципе, должны наливать в воду для ее дезинфекции, но вы, наверное, догадываетесь, что мы проделываем эту операцию нечасто…»[573].
Этот довольно подробный рассказ о Булонском лагере не требует дополнительных описаний, мы добавим лишь зарисовку штабного барака, которую приводит в своих мемуарах генерал Бигарре: «На пространстве, где располагался 4-й линейный, я возвел барак из камня (sic!) с соломенной крышей. Это здание имело фасад длиной 86 футов… В двух павильонах этого барака, которые образовывали главный корпус, имелось по две квартиры из четырех комнат каждая. Одна была занята мной, другая – полковым казначеем. В центре по другую сторону двора, закрывавшегося деревянной решеткой, находился склад, по обе стороны от которого находились комнаты полковых адъютантов. Со стороны фасада, выходившего на море, располагались полковой оружейник, шляпник, портной и сапожник. По краям были сделаны помещения: одно для уроков математики, другое было залом для танцев и фехтования. В двух пристройках располагались конюшни на восемь лошадей. Неподалеку от этого барака были вырыты колодцы, отделанные камнями. Эти колодцы служили источником воды для всей дивизии Вандамма»[574].
Как следует из этого описания, командование 4-го линейного полка умело расположиться в лагере с комфортом.
Нам осталось теперь познакомиться с тем, чем занимались солдаты и офицеры, готовившиеся к броску через Ла-Манш. Вот как живописует будущий маршал Мармон, тогда командующий Голландской армией[575], развлечения своих подчиненных в лагерях под Цейстом и Утрехтом: «Никогда войска не жили столь хорошо и столь счастливо. Качество всех продуктов, которые они получали, я проверял лично, и потому оно было великолепное. Здоровый характер местности, постоянная деятельность, столь полезная для солдат… сделали из них самых довольных, самых хорошо настроенных и готовых к любому делу людей. Каждый украшал свою палатку[576] и свой лагерь, и в этом смысле началось самое настоящее соревнование между полковниками и генералами. Репутация войск и красота воинского строя привлекали зрителей, жаждавших увидеть их… В день больших маневров я видел до четырех тысяч зрителей, приезжавших в роскошных экипажах и проводивших целый день в нашем лагере. Необходимость удовлетворить их запросы и сметливость маркитантов произвели в скором времени на свет целые деревни по соседству, где можно было найти все необходимое. Актеры также расположились неподалеку и построили зал для спектаклей из досок с ложами, которые могли вместить до полутора тысяч человек. Ценой некоторых пожертвований, я добился того, чтобы они давали два спектакля в неделю для унтер-офицеров и солдат, которые приходили в зал в организованном порядке… в парадной форме с унтер-офицерами во главе.
Труппа, дававшая конные представления, также расположилась поблизости, она давала их в деревянном цирке. Солдаты жалели, что они не могут посмотреть это представление, и я постарался дать им эту возможность. В дюнах позади лагеря я выбрал ложбину, склоны которой были обработаны по моему приказу и на них были устроены скамьи, на которых мог расположиться весь корпус. С этого момента самые яркие и красочные спектакли давались для солдат. Эти представления по количеству зрителей и по характеру местности напоминали зрелища римлян. Можно вообразить себе счастье солдат, постоянно живших со своим командующим и бывших объектом постоянных забот»[577].
Хотя в последнем тексте можно подивиться не только устройству лагерей под Цейстом и Утрехтом, но и самовлюбленности его автора, тем не менее, если отбросить ряд прикрас и восторгов, этот отрывок наглядно показывает, что занятия солдат и офицеров наполеоновской армии на лагерной стоянке могли быть весьма разнообразными.
Добавим, что генерал Мармон придумал еще одно развлечение для своих солдат, а именно: он надумал соорудить огромную пирамиду из земли в честь императора и армии. Высота пирамиды достигала 110 футов (36,6 м), а ее вершина была увенчана обелиском 14-метровой высоты. Трудно сказать, насколько постройка этого сооружения вызвала энтузиазм в рядах Голландской армии, но автору проекта она явно понравилась: «Каждый генерал, каждый старший офицер и я лично, взяв в руки лопаты, работали над ее сооружением, как и последний солдат; работа продолжалась двадцать семь дней, и это были двадцать семь дней праздника (!)»[578]
Впрочем, постройка пирамид была не самым распространенным времяпрепровождением командного состава. «В лагере, – рассказывает один из офицеров, – день проходит в осмотре бараков, в инспекциях, парадах, упражнениях, маневрах… жизнь, приятная для тех, кто их любит. Если у вас есть книги, их можно почитать в свободный часок, если их нет, можно погулять. Вечером обычно играют в карты, пьют глинтвейн среди трубочного дыма. Все это происходит обычно в палатке маркитанта или в бараке офицеров, у каждого по очереди»[579].
Последняя цитата относится уже не только к Булонскому лагерю, а к лагерю наполеоновской эпохи вообще, такому, какие пришлось строить солдатам Великой Армии повсюду в Германии, Австрии, Испании… И наш небольшой очерк о лагерях был бы неполным без описания жизни одного из таких военных городов, выросших, словно по мановению волшебной палочки, неподалеку от Тильзита:
«У нас было большое количество повозок и «найденных» лошадей, которые служили для транспортировки материалов. Нетрудно понять, что при таких возможностях наши лагеря были великолепны, те, кто их не видел, не смогут их вообразить. Как и полагается, едва бараки были единообразно выстроены, каждый начинал украшать свой каким-нибудь оригинальным образом, и скоро приходил приказ: взять за образец такую-то роту такого-то полка и сделать как они. Солдаты, задетые тем, что их заставили снова работать, изобретали новые украшения, чтобы в свою очередь заставить поработать первых изобретателей. И так могло продолжаться до бесконечности. Можно сказать, что лагерь никогда не бывает закончен, в нем остается всегда что-нибудь доделать.
Один из полков решил срубить несколько елей в соседнем лесу и водрузить их на линии ружейных козел – получилось красиво, тем более что ели долго сохраняют свой цвет, даже тогда, когда они срублены. На следующий день пришел приказ: сделать всем, как этот полк, но подражатели, желая улучшить начатое, посадили также деревья в углу каждого барака, что было найдено еще более красивым, и был соответственно приказ подражать подражателям. Тогда, чтобы превзойти всех, мы вычертили перед фронтом нашего полка огромный прямоугольник, который был выровнен и приведен в идеальный порядок, чтобы служить для смотров и парадов, и эта площадь была обсажена шестью рядами деревьев, превратившись тем самым в прекрасный парк для прогулок. Все это создавалось как по волшебству: когда у вас в распоряжении три тысячи работников, а у них есть добрая воля, все идет быстро. Другие части вскоре получили приказ сделать как мы, что и было выполнено, но соседних лесов больше не было…»[580].
Б. Зис. Лагерь французской армии поблизости от Данцига, май 1807 г. Рисунок с натуры
Добавим, что по части украшения лагеря фантазия солдат и офицеров была поистине неистощимой: бараки белились негашеной известью, иногда частично красились, на коньке крыши водружались трехцветные флажки, а на фронтоне размещали украшения в виде императорских орлов, выкладывались настоящие партеры из дерна, посыпались песком дорожки, сооружались цветники и даже триумфальные арки!
Нам кажется, что читатель уже хорошо уяснил: без дела в лагере не сидел никто. Даже офицерам порой приходилось несладко, вот что писал один из них в своем дневнике в 1808 году: «Мне кажется, что я вернулся в Военную школу. Прежде всего, когда мы на дежурстве, а это случается семь дней из четырнадцати, мы не можем выйти из лагеря даже на час, потому что весь день – это сплошные экзерциции и сборы. Нужно целый день быть в полной экипировке. На следующей неделе мы чуть посвободнее. Однако нужно идти на занятия с солдатами в четыре утра, а потом снова упражнения с пяти до восьми вечера. Только суббота относительно свободна, потому что этот день отведен солдатам для чистки оружия и приведения в порядок мундиров. Так что господа офицеры могут, если они не на дежурстве, отправиться погулять на коне в соседние деревни или прокатиться до Лигница, находящегося меньше чем в лье от нашего лагеря. Но это один день из четырнадцати, что касается воскресенья, мы свободны, начиная от полудня, когда кончается парад, до вечера»[581].
Именно по этой причине среди солдат и младших офицеров не особенно любили лагерные стоянки – слишком уж много было работы и маневров. Зато было то, что нравилось всем без исключения от солдата до генерала, – это размещение на кантонир-квартирах (cantonnement) или попросту на постой. Войска, располагавшиеся таким образом, имели возможность действительно отдохнуть. Разбросанные небольшими отрядами по деревням и городкам, они лишь изредка собирались для воинских упражнений. Солдаты проводили время в развлечениях или же занимались вполне