мирным трудом, помогая своим хозяевам, или же просто пребывали в сладостном безделье…
Кроме нескольких фраз общего характера из устава 1791 года, правил квартирного размещения не существовало, и все здесь зависело от многих обстоятельств. Как правило, войска, прибывавшие в город на постой, строились на центральной площади, где они получали направления для размещения в тот или иной дом (billet de logement), которые выдавались командным составом при содействии местной администрации. Звучала команда «Вольно, разойдись!», и солдаты и офицеры, смешав ряды, расходились по назначенным им квартирам, а дальше все зависело от страны, города, отношений, установившихся с местными жителями и тысячи других обстоятельств, которые превращали постой то в счастливый отдых, то в безрадостную жизнь в убогих лачугах.
Из стран, которым сотни раз пришлось испытать на себе прелести размещения войск на квартирах, более всего славились своим гостеприимством германские государства. Здесь солдаты и офицеры большей частью располагались в чистых квартирах у аккуратных доброжелательных хозяев. Вот что вспоминает о постое в Силезии драгунский унтер-офицер Тирион де Мец: «После завершения кампании (1807 года) нас разместили на кантонир-квартирах. Силезия стала местом нашего отдыха. Этот край хорош собой, богат, и все здесь в изобилии. Люди и лошади разместились на постой у жителей и питались за их счет досыта. Кроме врожденной доброты силезцы еще испытывали большое уважение к солдатам императора, победителя всего континента»[582].
С теплотой вспоминает об этом же крае в начале 1812 года другой кавалерист, офицер 8-го конно-егерского полка Комб: «Остановка длилась шесть недель и имела своей целью концентрацию армейских корпусов… Наши солдаты и их кони были прекрасно размещены и отлично накормлены у жителей самых доброжелательных и гостеприимных, которых только можно вообразить. Солдаты так подружились со своими хозяевами, что помогали им в работах по дому и в поле, так что на них смотрели почти как на членов семей. Эти добрые крестьяне говорили, что присутствие наших солдат было для них не столько в тягость, сколько в помощь, ибо за пропитание они получили себе в помощь отличных работников, которых при всяких других обстоятельствах они должны были бы не только кормить, но и хорошо оплачивать. Так что, когда мы получили приказ отправиться в путь, все население провожало нас с глубоким сожалением, обмениваясь со своими постояльцами прощальными поцелуями и рукопожатиями»[583].
Конечно же, не всегда даже в Германии отношения между войсками и населением были столь идиллическими, тем более что французы любили вкусно поесть и хорошо выпить: «Мы расположились на постой у жителей и питались за их счет, – вспоминает гренадер Старой Гвардии о размещении на кантонир-квартирах в Берлине в 1806 году, – обыватели должны были выдавать нам по бутылке вина в день на каждого. Для них это было нестерпимо, так как вино здесь стоит 3 франка бутылка! Они попросили нас, не имея возможности постоянно поить нас вином, принять вместо него пиво или крюшон. На построении гренадеры рассказали об этом офицерам, которые посоветовали нам не настаивать на вине, ибо пиво в этих краях замечательное. Отказавшись от вина, мы успокоили жителей, зато уж пиво и крюшон не были пощажены. Нельзя найти лучшего пива, чем здесь»[584]. Впрочем, и в этом случае мемуарист завершает свое описание постоя на самой оптимистической ноте: «Истинная гармония царила повсюду, нельзя было чувствовать себя лучше, чем мы. Бюргеры со своими слугами приносили нам еду и достойным образом подавали ее нам. Дисциплина была строгой. Граф Гюллен был комендантом Берлина, служба неслась исправно»[585].
Особенно хорошо чувствовали себя на постое офицеры. Обычно они занимали самые лучшие дома, а в сельской местности – замки и усадьбы, где жили на весьма широкую ногу, порой не отказывая себе в удовольствии давать званые ужины, ездить на псовую охоту или даже давать балы, конечно же за счет вынужденно гостеприимных хозяев: «В каждом городе, через который проходил полк (в Баварии по дороге на войну 1812 года), полковой адъютант, свободный от дежурства, получал указание от полковника отправиться к бургомистру и взять у него список всех приличных семейств города и их адреса. Вечером в эти семейства отправлялись приглашения на бал, который на следующий день давался полковником, располагавшимся всегда в лучшем особняке. Полковые музыканты составляли оркестр, а напитки подавались с поистине королевской щедростью. Праздник венчался роскошным ужином и продолжался до рассвета, когда трубачи давали сигнал «По коням» и полк снова выступал в поход»[586].
О требованиях, предъявляемых к местному населению в отношении содержания войск можно хорошо судить по приказу на день от 19 марта 1809 года, данному в генеральной квартире Немецкой армии[587] в городе Ульме: «Войска будут питаться в домах, где они размещаются по обычаю, который установился в Германии… Унтер-офицеры и солдаты будут получать сверх их хлебного рациона следующее: на завтрак – суп и водку на обед – суп, 10 унций (306 г) мяса, овощи и полштофа пива на ужин – овощи и полштофа пива.
Г-да генералы должны проконтролировать соблюдение предписанных правил и сообщить г-ну маршалу имена тех офицеров, которые не будут пресекать нарушений в отношении данного порядка, предписывая своим верным солдатам самую большую корректность по отношению к подданным государств Конфедерации (Рейнской)»[588].
Увы, за пределами Германии и своей территории (Франции, Бельгии, Голландии, Италии) постой уже не представлял собой столь радужной картины. Уже Польша, хотя и являлась союзным государством, но по причине бедности ресурсов и иных стереотипов поведения населения вошла в память солдат и офицеров наполеоновской армии совсем по-иному. Вот что писал 6 сентября 1807 года будущий дивизионный генерал, тогда полковник 7-го гусарского Эдуард Кольбер своему начальнику генералу Лассалю: «Я, наконец, мой дорогой друг, расположился на кантонир-квартирах! И где же? Увы, в Польше. Впрочем, согласно приказу по армии мы должны, вероятно, возблагодарить Бога, ибо из этого приказа следует, что быть в Польше – это все равно, что быть во Франции… Поистине безумие рассказывать подобные сказки французам. Составители этой ереси, очевидно, не пытались получить свои рационы на берегах Омулева и не умирали от нищеты на берегах Пилицы в награду за верную службу… Нечего и говорить о водке, разве за последний месяц мы получили хоть каплю?! Даже в Варшаве не хотят ничего давать для моего полка. Так что победителям под Гейльсбергом и Фридландом остается, чтобы прожить, полтора фунта черного хлеба и перспектива умереть в тюрьме, если они попросят положенных им овощей у своего хозяина…»[589].
Впрочем, все, конечно, относительно, и из письма того же автора видно, что постой в Польше был не столь уж ужасающим, по крайней мере, для офицеров: «Поговорим теперь об офицерах – они живут неплохо. Почти все расположены в помещичьих усадьбах и кое-как устроились. Я живу у доброго малого, у которого, как и у всех в этой стране, есть немного “нема”… но со свининой дело здесь обстоит недурно, я пью и ем. Я хожу на охоту и приношу два-три добрых трофея в день, когда хорошо целюсь…»[590].
Однако сравнительно обеспеченная жизнь на кантонир-квартирах стала возможной лишь по окончании войны. В перерыве же боевых действий зимой 1806–1807 гг. на постое в Польше действительно было несладко. Жители разбегались и прятали продовольствие. Вот что доносил генерал Моран маршалу Даву 17 декабря 1806 года: «Мы не получаем хлеба из Варшавы, у нас нет муки… Солдаты съели всю картошку, а быки и коровы, оставшиеся в двух деревнях, которые мы занимаем, будут съедены за 4–5 дней. У наших лошадей нет ни крошки овса, а дороги так плохи, что нечего и ждать что-нибудь из Варшавы»[591].
В ответ маршал давал довольно неожиданные советы своим подчиненным: «Я не понимаю жалобы, которые вам адресуют. Ваши войска располагаются постоем на наибольшем пространстве, чем кто-либо в корпусе, и там, где имеется наибольшее количество ресурсов, ибо там, где есть жители, есть и продовольствие. Нужно найти его, либо вынуждая жителей показать свои тайники с провизией, либо проследить за ними ночью, когда они идут в лес, и таким образом найти тайники, либо просто прочесать лес: недавнее таяние снега позволит обнаружить свежевскопанную землю»[592].
Можно только представить себе, что испытали жители, которых «вынуждали» показать последний спрятанный мешок с зерном или бочонок с солониной! Но это уже другая история.
Наконец, самыми нетривиальными были порой кантонир-квартиры в Испании и Португалии, в тех регионах, где шли боевые действия. Вот как описывает одно из таких расположений на постой уже известный нам офицер де Нейли: «В Галистео мы не нашли ни одной живой души. Все дома были пусты, а двери заперты. Наши солдаты открывали их ружейным выстрелом в замок – это был способ одновременно верный и наносивший наименьший ущерб. Следуя инструкциям, полученным от хунты, жители ничего не оставляли в своих домах, и мы вынуждены были располагаться на постой без какого-либо провианта. С большим трудом мы раздобыли мешок зерна в соседней деревне, и так, вопреки всем чиновникам военной администрации, мы добыли хлеб, правда, который выпекали самостоятельно»[593]