«Приказ по армиям.
18 августа 1812 года**.
Главная квартира села Старое Иваново № 2.
Сегодня пойманы в самое короткое время разбродившихся до 2000 нижних чинов... Привычка к мародерству сию слабостию начальства, возымев действие свое на мораль солдата обратилась ему почти в обыкновение...»67
* 21 брюмера XIV года - 5 ноября 1805 г., Санкт-Пельтен - городок в Австрии.
** Т. е. 30 августа по новому стилю.
«Ф. В. Ростопчин - М. И. Кутузову
17 сентября 1812 года.
Село Вороново.
...Московская губерния находится теперь в самовольном военном положении и жители оной, так как и должностные чиновники, более нежели на 50 верст в окрестностях Москвы, опасаясь быть ограбленными от неприятеля, а более того и от своих раненых, больных и нижних воинских чинов всюду шатающихся единственно для разорения соотечественников, оставив свои жилища, разбежались в неизвестные места...»68
По поводу последнего документа необходимо добавить, что в письме к Александру I от 8 (20) сентября 1812 г. московский генерал-губернатор еще резче высказывается по этому поводу: «Солдаты уже не составляют армии. Это орда разбойников, и они грабят на глазах своего начальства... Расстреливать невозможно: нельзя же казнить смертью по несколько тысяч человек на день» 69.
Если даже не придавать слишком большого значения последнему письму, где не исключено, что Ростопчин сгущает краски с целью очернения нелюбимого им Кутузова, факт абсолютно неопровержим - русская армия грабила вовсю, даже на своей территории во время Отечественной войны 1812 г.
Таким образом, само по себе наличие актов грабежа со стороны наполеоновских войск еще никак не характеризует их - грабили все. Но что могло бы действительно отразить их особенность, так это, во-первых, степень распространения данного явления во французской армии, а во-вторых, соотношение с масштабами грабежей в других европейских армиях рассматриваемого периода. Однако математически точно это сделать, увы, невозможно. Казалось бы, в нашем распоряжении есть десятки толстых папок военно-судных дел в архиве сухопутных войск Франции. Но, к сожалению, даже самый тщательный анализ документов, проведенный целой группой исследователей, может дать очень мало. Почему? Во-первых, безусловно понятно, что сохранились эти документы далеко не полностью. Если в ходе военных действий утрачивались порой даже очень важные документы штаба, то что уж говорить о деле по факту ограбления тремя солдатами фермы.
Во-вторых, даже если бы все эти документы сохранились, и была бы физическая возможность проанализировать тысячи бумаг, разбросанных по разным архивам, мы не смогли бы получить ничего принципиально нового по сравнению с тем, что стало нам известно на основе рассмотрения части этих документов. Дело в том, что двумя основными цифрами, которые действительно могли бы дать нам реальную картину, являются: 1) число совершенных актов грабежа и насилия солдатами наполеоновской армии; 2) число привлеченных к ответственности и наказанных военнослужащих, иначе, говоря языком криминалистики, «уровень преступности» и «уровень раскрываемости преступлений». Наконец, практически невозможным представляется сравнить полученные цифры с таковыми, характерными для других армий.
Все вышеперечисленные показатели не могут быть установлены с математической точностью, потому что, обработав даже все военно-судные дела, мы не узнаем, сколько актов насилия, грабежа и неподчинения осталось вне поля нашего зрения.
Добавим также, что протоколы военно-полевых судов крайне скупы на информацию, детали самих преступлений даются только в редких случаях.
Таким образом, здесь, как и в других разделах этой главы, нам остается положиться на интуицию и обработку как можно большего числа источников, понимая, однако, всю ограниченность подобного анализа.
Наше заключение можно сформулировать примерно следующим образом: грабеж, мародерство и, как следствие, неподчинение командирам и развал дисциплины не были редкостью в наполеоновской армии. Однако основной причиной и одновременно поводом было отсутствие регулярного снабжения армии. Командование всячески старалось пресечь подобные поступки, но, когда оно не могло организовать регулярное снабжение провиантом, все предпринимаемые для этого меры были напрасными. Тем не менее, когда раздачи продовольствия осуществлялись, офицеры и генералы довольно быстро ставили ситуацию под контроль. О том, с какой жестокостью это делалось, говорят уже упомянутые протоколы военнополевых судов. Мы приведем лишь некоторые из хранящихся в Архивах Венсеннского замка приговоров, вынесенных в течение 1809 г. на разных театрах военных действий:
«3-я дивизия, 7-й корпус Испанской армии. Баткара, 17 мая 1809 года.
Партонелли Джованни, гренадер 113-го полка, Дитшер Пьер Жозеф, солдат 16-го полка линейной пехоты, Бендителло Паскуале, гренадер 113-го полка
- виновны в непредумышленном убийстве - 20 лет каторги.
2-я дивизия, 1-й корпус Испанской армии. Самора, 21 февраля 1809 года.
Пельтье Пьер, барабанщик 54-го полка - виновен в грабеже столового серебра - 6 лет каторги.
2-я дивизия, 1-й корпус Испанской армии. Оргас, 8 декабря 1809 года.
Буржуа Поль, гренадер 45-го полка - виновен в краже предметов, принадлежащих товарищам по оружию
- 6 лет каторги.
1-я дивизия Итальянской армии. Бруннекен, 22 декабря 1809 года.
Франсуа Жомар, фузилер 92-го линейного полка, Жан Клод Пруасси, конный егерь 8-го конно-егерского полка - виновны в вооруженном грабеже кюре г. Штрассен (г-на Кальса) - расстрел.
4-я дивизия, 4-й корпус Германской армии. Вайдхофен в Нижней Австрии, 1 декабря 1809 года.
Бертен Жан-Луи, барабанщик 56-го линейного полка - виновен в непредумышленном убийстве -20 лет каторги.
1-я дивизия, 11-й корпус Германской армии. Фиум, 14 октября 1809 года.
Дебардье Этьен, фузилер 11-го линейного полка - виновен в краже серебряной ложки у хозяина дома, где он располагался, - 10 лет каторги.
4- я дивизия, 4-й корпус Германской армии. Будвиц, Моравия, 14 августа 1809 года.
Демайе Шарль-Огюст, вольтижер 56-го полка - виновен в грабеже - расстрел.
2- я дивизия, 3-й корпус Германской армии. В лагере под Брюнном, 6 августа 1809 года.
Дюфрен, драгун 7-го полка - виновен в изнасиловании и убийстве - расстрел.
2-я дивизия, 2-й корпус Германской армии. Лагерь в Линце, 2 сентября 1809 года.
Молинелли Филипп-Бартелеми, вольтижер 21-го полка легкой пехоты - убийство хозяина дома, где он жил, - 20 лет каторги»70.
Фабер дю Фор. Реквизиция в окрестностях Казущины (11 июля 1812 г.).
Слева изображен португальский, в центре - два французских пехотинца верхом на крестьянских лошадках с «найденными» козами, гусями, провиантом и т. д.
Как видно из приведенных примеров, военная фемида была сурова; и достаточно вспомнить о фузилере Этьене Дебардье, отправившемся на долгие годы на каторгу из-за украденной ложки, чтобы понять, что в наполеоновской армии при возможности наказывали, и наказывали порой жестоко. О том, как изменялось поведение французских солдат в зависимости от обстоятельств, хорошо рассказал полковник английской армии, участник Испанской кампании, сэр Джон Нейпир. В его знаменитом произведении «История войны на Пиренейском полуострове» есть описание момента, когда французские войска покидают в 1811 г. территорию Португалии и вступают на испанскую землю, рассматривавшуюся, по крайней мере, официально как территория союзного государства. Вот что пишет Нейпир: «Здесь проявилось все, на что способна французская дисциплина в самых тяжелых обстоятельствах. Едва только люди, в течение долгих месяцев жившие одним грабежом, путь которых был отмечен насилиями и опустошениями, пересекли воображаемую линию, разделяющую два королевства, как они вернулись в рамки самой строгой дисциплины, не позволяя себе ни малейшего дурного поступка по отношению к испанцам. Они скрупулезно платили за все, что требовалось для армии, в то время как даже хлеб стоил 48 су* за фунт!»71
* 48 су = 2,4 франка, франк - 5 граммов серебра.
Русские, а особенно советские, историки не скупились на черные краски для описания грабежей и мародерства наполеоновской армии на территории России в 1812 г. И в общем, если отбросить ряд преувеличений, они были недалеки от истины. Но даже забыв, что Великая Армия была не одинока в своих эксцессах, картина будет неполной, если не указать реакции французского командования на эти беспорядки. С этой точки зрения, для нас очень интересны бумаги штаба Даву, хранящиеся (частично в подлинниках, частично в копиях) в архиве Венсеннского замка. Вот только некоторые из этих документов:
«Генерал Ромёф (начальник штаба корпуса)из Вильно, 29 июня 1812 года - генералу Дессе (командир 4-й дивизии корпуса).
1-й корпус теряет с каждым днем свою дисциплину. Солдаты безнаказанно мародерствуют чуть ли не на глазах офицеров, и эти беспорядки оправдывают тем, что раздачи продовольствия нерегулярны и что им не хватает хлеба. Под предлогом поисков продовольствия ломают шкафы и крадут белье, вещи, деньги. Повозки, которые должны вести продовольствие, используются для перевозки награбленного. Маркитанты и маркитантки если не участвуют в грабеже, то скупают и продают награбленное. Подобное поведение, если оно не будет пресечено, запятнает нашу униформу, наш национальный характер и сделает нас солдатами, недостойными нашего монарха.
Г-н маршал приказывает немедленно сделать обыск во всех повозках, которые следуют за полками, конфисковать все украденные предметы и послать их генералу Сонье, начальнику военной жандармерии 1го корпуса, который передаст их властям г. Вильно...
Маркитанты, маркитантки, захваченные на месте преступления, будут тотчас же арестованы и отконвоированы к начальнику жандармерии Сонье, который предаст их суду.