, на немцев эти доводы натощак действовали крайне слабо. Вспомним при этом, что столь сильные на войне побудительные мотивы, как ненависть к врагу, сознание того, что защищаешь родной очаг, начисто отсутствовали у солдат Великой Армии. Интересно, что поляки, единственные, у которых были подобные эмоции, все равно несли на марше в глубь России потери большие, чем французы.
Однако в строю оставались самые преданные, и малейшие успехи снова возбуждали в них жажду приключений и мечту о славе. «В результате последних военных событий (бои под Островно и Витебском) молодые офицеры вновь поверили в звезду Наполеона, - пишет бывший капитан Вислинского легиона. - Если бы нам приказали двинуться на завоевание Луны, мы бы ответили: "Вперед!" Напрасно старики подшучивали над нашим энтузиазмом, называя нас сумасшедшими, безумцами - мы мечтали только о битвах и победах, и боялись только одного - что русские слишком быстро заключат мир»69.
И это были не только слова. Несмотря на то что к кульминационному моменту кампании - Бородинскому сражению — союзные контингенты и иностранные полки подошли сильно ослабленными, их поведение в битве было более чем безупречным. Охваченные общим порывом поляки, вюртембержцы, вестфальцы, португальцы, саксонцы, итальянцы, баварцы и испанцы дрались с редкой отвагой, ничуть не уступая в доблести ни французам, ни русским.
Для полков саксонской тяжелой кавалерии, входивших в 4-й кавалерийский корпус Латур-Мобура, Бородинская битва стала поистине звездным часом.
Никогда еще саксонцы и вестфальцы не дрались с подобным героизмом. Вот как вспоминал полковник Саксонского гвардейского полка фон Лейссер о действиях своих кавалеристов в этой грандиозной битве: «Противник с твердостью и спокойствием подпустил нас на 40 - 50 шагов и дал убийственный залп, но кони были разогнаны в атаке, шпоры вонзены в бока, нас вела стальная воля, а честь и слава ждали нас внутри русских каре. Мы обрушились на них, смели и опрокинули все, что нам противостояло. В жуткой схватке некоторые пехотинцы еще продолжали стрелять, и их огонь прекращался лишь тогда, когда они были опрокинуты наземь. Пушки неприятеля были захвачены и отконвоированы назад. Земля была устлана поверженными вражескими солдатами. Они не просили пощады, а мы ее не давали...»70
Сражаясь с бешеной отвагой, беспрестанно атакуя или выдерживая ураганный огонь русских орудий, саксонские и польские кирасиры понесли ужасные потери. Если накануне боя бригада Тильмана насчитывала в своих рядах 1130 человек (450 кавалеристов Саксонского гвардейского полка, 400 саксонских кирасиров полка Цастрова и 180 кирасиров 14-го польского конного полка), то к концу боя в строю оставалось едва ли 500 человек: 584 всадника были убиты или ранены*. Полковник кирасирского полка Цастрова - Фон Трутшлер - был смертельно ранен, погиб его заместитель подполковник фон Зельмиц. Полковник гвардейского полка фон Лейссер в пылу боя принял приближающийся русский эскадрон за своих, и вместе с майором фон Хойером и полковым адъютантом Фон Файлитшем поскакал ему навстречу. Исправить ошибку они уже не успели. Русские кирасиры набросились на них со всех сторон. Майор Хойер и полковой адъютант были сразу зарублены насмерть посыпавшимися на них ударами палашей, полковник фон Лейссер, израненный и обливающийся кровью, был сбит с коня и взят в плен. В жестоком бою был ранен и второй помощник Лейссера - майор фон Лоппельхольц. «Я счастлив принести к ногам Вашего Величества... рапорт о дне, покрывшем славой армию... - докладывал генерал Тильман своему королю, - но должен с глубокой болью сообщить также о смерти многих храбрецов... Особенно я оплакиваю потерю полковника фон Лейссера, капитана графа Зайдевица, полкового адъютанта гвардейского полка фон Файлитша. Первый из них был поистине всегда головой своего полка... Я могу уверить Ваше Величество, что отвага его полков вызвала восхищение всей французской армии»71.
«Саксонские эскадроны сражались в этой самой кровавой битве века с львиной отвагой и полным презрением к смерти, выполняя задачи, которые, казалось, были невыполнимыми для конницы», - так справедливо оценил в своих мемуарах полковник фон Экснер действия бригады тяжелой кавалерии Тильмана 7 сентября 1812 г.72
В то время как саксонская и польская кавалерия совершала свои атаки между Семеновским и батареей Раевского, вюртембергская пехота, ведомая генералом Маршаном и самим маршалом Неем, геройски билась на Багратионовых флешах. «Мюрат, преследуемый кирасирами противника, укрылся, чтобы не попасть в плен, на редуте, взятом штурмом и занятым 25-й дивизией, - вспоминает офицер вюртембергских войск. - Но он нашел там не несколько рассеянных солдат, как лживо говорит Сегюр, а вюртембержцев, которые после кровавого боя овладели укреплением и защищали его до конца битвы. Это были те же вюртембержцы, что добыли для маршала Нея титул князя Москворецкого, а для своего генерала - титул графа Французской Империи»73. Здесь же, на флешах, устлали своими трупами валы и амбразуры солдаты 1-го и 2-го Португальских полков. 35 офицеров этих частей погибли или были серьезно ранены в Бородинском сражении. Буквально локоть к локтю с ними отважно дрались другие солдаты с далекого Пиренейского полуострова - испанцы 2-го и 3-го батальонов полка Жозефа Наполеона под командованием майора де Чуди, также понесшие тяжелые потери, а в километре от них на батарее Раевского сражались 1-й и 4-й батальоны того же полка, ведомые майором Дорейлем. Здесь же, следом за ними шел в огонь знаменитый Вислинский легион: «Нам предстояло следовать за атакующими и по необходимости поддержать их, - рассказывает офицер легиона, - они сумели взять батарею. Но какой ценой! Редут и его окрестности представляли собой самое страшное зрелище, которое только можно было вообразить. Подходы к нему, рвы, внутреннее пространство исчезло под целым холмом мертвых и умирающих, которые лежали в шесть, а то и в восемь слоев!... Здесь вперемешку валялись пехотинцы, кавалеристы, кирасиры в белых и синих мундирах, саксонцы, вестфальцы, поляки. Среди последних я узнал командира эскадрона Яблоньского - "красавца Яблоньского", как его называли в Варшаве»74.
Потери бригады Тильмана
| Офицер | Нижние | Лошади | |
| Штаб | 1 | 214 | 2 |
| Гвардейский полк | 18 | 219 | 227 240 |
| Полк Цастрова | 18 | 107 | нет данных |
| Польский | 7 |
Планшет 41. Саксония. Гвардейский полк, «Гард дю Кор»: офицер и трубач 1810-1812 гг. Пояснения см. Приложение II. © С. Летин.
Фабер дю Фор. На поле боя при Москве-реке перед деревней Семеновское (7 сентября 1812 г.).
Изображен момент, когда вюртембергская пехота (справа - легкая, в центре - линейная) отражает контратаку русских кирасиров на флешах Багратиона. В центре маршал Мюрат со своим ординарцем спешат укрыться под защитой вюртембергских солдат.
Сюда же, на клокочущий кратер батареи Раевского, уступая настоятельным просьбам офицеров, Евгений Богарне двинул и солдат итальянской гвардии: «Все мы испускаем радостные крики, - вспоминает очевидец об этом моменте. - Полки строятся в колонну справа повзводно. Велиты Гвардии идут впереди, за ними гренадеры, егеря и драгуны. Радость, гордость, надежда сияют на всех лицах.
Русские заметили наше движение и тотчас направляют в нашу колонну огонь из сотни орудий. Одни только крики "Да здравствует Император!", "Да здравствует Италия!" - раздаются в шуме падающих бомб и гранат, беспрестанного свиста железа и свинца...»75
Никогда еще, наверное, с обеих сторон не проявлялось столько мужества и самопожертвования. Героизм русских солдат и героизм солдат Запада, ведомых Наполеоном, оказались достойными друг друга. Еще недавно столь вялые и неспособные к серьезным испытаниям, вестфальцы не уступали в доблести другим. Вот что записал в своем дневнике 7 сентября в 8 часов вечера вестфальский подполковник фон Лоссберг: «Сражение выиграно... Император поручил Жюно передать нам, что мы бились храбро. Ней оказывает нам честь и громко прославляет нас, а мы, вестфальцы, можем с уверенностью сказать, что заслужили похвалу. Даже наш командир корпуса теперь сознается, что ему никогда не приходилось командовать более храбрыми войсками. В продолжение дня мы ни одной минуты не отступали перед неприятелем... Храбрость наших войск подвергалась неоднократным испытаниям: мы несколько раз отбивали атаки русских кирасиров и останавливали пехотные линии...» На следующий день в два часа дня фон Лоссберг дополняет свои записки: «Я не могу нахвалиться, как скоро и спокойно полк сомкнулся и выстроил каре... Когда же мы изготовились против неприятельской кавалерии, я заметил на лицах всех солдат решимость и доверие к их начальникам и восхищался вниманием, с которым исполнялись все команды»76. Ценность последнего свидетельства, несмотря на некоторые его преувеличения, заключается в том, что написано оно прямо на поле сражения, едва только стихли пушки, и не предназначено для начальства или публики. Это мысли, нахлынувшие тотчас же по окончании горячего боя, командира, который совершенно доволен своими солдатами и восторгается их поведением перед лицом опасности, и если в деталях описания боя могут быть неточности, то оно абсолютно точно отражает психологическую реальность момента - вестфальцы сражались доблестно и считали себя победителями.
«Воздадим же... справедливость союзным войскам столь разных наций, следовавших в 1812 г. за орлами
Наполеона, - писал барон де Бургуэн, бывший в ту эпоху молодым офицером Гвардии. - Честь и военная дисциплина столь сильно связывали воинов своими узами, а престиж Императора действовал столь волшебно, что солдаты стран, даже мало разделяющих, а часто даже просто враждебных его делу, в течение многих лет соперничали в благородном соревновании - отличиться перед его взором.