оминает современник. - Внутри этих подобий бараков нельзя было стоять, разве что со стороны входа, зато здесь неплохо можно было переночевать, правда, утренний туалет нужно было совершать на открытом воздухе... Во время нашего прибытия в Тильзит ходили слухи о скором заключении мира, и потому тотчас же были возведены шалаши столь прочные, что в них можно было бы жить целую неделю»41. В зависимости от погоды, условий местности, времени пребывания в данном месте видоизменялась и форма шалашей, тщательность их изготовления и характер размещения. Самые примитивные из них были выполнены в виде навеса, расположенного прямо поблизости от костра, но иногда по тщательности изготовления и внешнему виду они напоминали небольшие домики. В последнем случае получалось нечто среднее между биваком и лагерным расположением. Именно о таком полу лагере-полубиваке рассказывает один из участников Испанской кампании: «Часто солдаты превращали свои временные шалаши в довольно удобные жилища и почти всегда более чистые, чем те, которые они разорили. Рядом с бурдюком, полным вина, грудой дров и фуражом для лошадей можно было видеть гитары, книги, картины и двери, снятые в домах; в другом месте вперемешку лежала мужская и женская одежда, монашеские рясы, в которые рядились наши солдаты, придя в веселое настроение от стаканчика вина из Руа. Одни строили прочные бараки из досок, другие делали хижины из соломы, которые они покрывали одеялами и тканями разных цветов. Самые ленивые прикатывали большие бочки и залезали в них на ночь по трое, а то и вчетвером. Я заметил, что солдаты, строя свои шалаши, никогда не забывали ориентировать их так, чтобы вход находился летом с северной стороны, а зимой - с южной» 42.
Барбье (полковник 2-го гусарского полка с 1793 по 1806 г.). Гусары 2-го полка на биваке. Предположительно 1806 г.
А. Адам. Бивак художника 16 августа 1812 г.
На переднем плане мы видим самый простой шалаш (abrivent), который солдаты возводили во время коротких остановок.
Из нашего описания бивака понятно, что солдаты и офицеры спали вокруг костров полностью одетыми. Однако, когда ночи были теплые и сухие, а неприятель далеко, люди позволяли себе снять шинели, башмаки, а иногда и мундиры и спали под шинелями, как под одеялами. Офицеры очень часто использовали спальные мешки, которые представляли собой не что иное, как обычный мешок из плотной ткани, в который залезали на ночь, сняв обувь и, разумеется, подстелив под него солому. В любом случае солдаты и офицеры на ночь снимали кивера и шляпы и надевали фуражные шапки - небольшие суконные колпаки, хоть как-то защищавшие людей от простуды. По этому поводу вспоминается, как в довольно странном английском телесериале «Похождения королевского стрелка Шарпа» главный герой спит на зимнем биваке с непокрытой головой и в живописно полурасстегнутом мундире. Сразу видно, что ни актеру, ни режиссеру не приходилось ночевать на открытом воздухе даже в обычном турпоходе, не говоря уже о войне.
Теперь немного о меню бивачного ужина. Драгун Ойон ярко изобразил в приведенной нами цитате процесс поджаривания «найденных» кур. (Отметим, что в наполеоновской армии никогда не говорили: «Я украл или отобрал курицу, корову, кувшин или входную дверь»; принято было говорить: «Я нашел курицу, корову, кувшин и т. д.)». Нужно заметить, что жареные блюда были скорее украшением бивачного стола, признаком редкой роскоши. Основным же фундаментальным блюдом любого бивака был уже упомянутый нами в разделе о казарменной жизни суп. Различие состояло в том, что бивачный суп, в отличие от ранее описанного, изготовлялся по весьма своеобразному рецепту. В котелок с кипящей водой клалось все, что солдаты «находили»: мясо, крупа, колбаса, овощи, картошка, лук, конина, мука. Иногда из перечисленных компонентов присутствовали лишь один или два, иногда - чуть ли не все. Если не было соли, использовали черный порох. Незадолго до готовности в котелок кидали куски хлеба или сухари. В результате получалось подчас жутковатое варево, которое уважаемый читатель вряд ли отважился бы попробовать, сидя за нормальным обеденным столом, но которое, вследствие известного правила о том, что лучший повар - это голод, солдаты Великой Армии уплетали с аппетитом.
Описанный нами бивак относится к обычному, усредненному биваку. Однако иногда его условия становились куда более тяжелыми. Не обязательно обращаться к периоду отступления из России, чтобы описать экстремальные условия бивачной жизни. Уже Польская кампания зимой 1806-1807 гг. оставила глубокий след в памяти всех, кто имел несчастье пройти ее тяжелые этапы. Главный хирург Великой Армии Перси так увидел зимние биваки в 1 807 г.: «Никогда французская армия не была в столь несчастном положении. Солдаты каждый день на марше, каждый день на биваке. Они совершают переходы по колено в грязи, без унции хлеба, без глотка водки, не имея возможности высушить одежду, они падают от истощения и усталости... Огонь и дым биваков сделали их лица желтыми, исхудалыми, неузнаваемыми; у них красные глаза, их мундиры грязные и прокопченные...» 43
Бакле д'Альб. Французский лагерь в Испании.
Эти ужасы Великой Армии вновь пришлось пережить зимой 1812 г. Уже в первые дни ноября, когда ударили ранние морозы, биваки превратились в настоящую пытку: «Холод стал ужасным, нас без конца окутывала метель, которая ослепляла людей, пронизывала нашу одежду и леденила тела. Ночи длились 15 часов.
Лежа в снегу под хлесткими порывами северного ветра, мы не могли сомкнуть глаз. Казаки, постоянно рыскавшие вокруг нас, не давали нам ни минуты покоя. Но самым тяжелым было то, что мы были без пищи, а в качестве питья у нас был лишь растопленный снег. Лошади не могли найти траву под глубоким снегом и страдали еще больше, чем мы. Вследствие такого режима каждое утро вокруг наших биваков можно было найти десятки умерших лошадей» .44
Но это было только начало. Когда же ударили жестокие морозы, положение солдат стало поистине отчаянным. Тот же мемуарист вспоминает, как ему и его товарищам пришлось сражаться на Березине в окружении: «Мы смеялись над угрозой смерти, мы призывали ее всеми силами, достигнув вершины мучений и ни на что больше не надеясь. Нам было нечего есть, наши мундиры и шинели превратились в лохмотья, а холод был столь ужасен, что те, кто избежал пули, все равно должны были умереть, замерзнув...»45
Но повседневная жизнь наполеоновской армии - это все же не только ужас. Как в трагедиях Шекспира, мрачное и кровавое перемежалось здесь с комичным и радостным. Даже страшная война 1812 г. запомнилась не только ужасающими картинами отступления среди снегов; воспоминания очевидцев доносят до нас и другие величественные или смешные сцены. Вот как описывает артиллерийский офицер из 4-го армейского корпуса ночь на биваке накануне Бородина: «Трудно представить вид лагеря в эту ночь. У нас царила шумная радость, вызванная мыслью о битве, исход которой никому не представлялся сомнительным. Со всех сторон перекликались солдаты, слышались взрывы хохота, вызываемые веселыми рассказами самых отчаянных, слышались их комически- философские рассуждения относительно того, что может завтра случиться с каждым из них. Горизонт освещали бесчисленные огни, довольно беспорядочно разбросанные у нас и симметрично расположенные у русских вдоль укреплений; огни эти напоминали великолепную иллюминацию и настоящий праздник» 46.
Если даже в этом тяжелом походе французские солдаты находили причины для веселья, то что говорить о тех временах, когда победные Орлы Наполеона с триумфом шли по дорогам Европы. Вот как описывает один из биваков 1806 г. в Пруссии офицер 8-го гусарского полка Морис де Ташер: «Мы расположились на бивак перед деревней Лихтенберг. Стояла чудесная ночь. Наш бивак походил на праздник. Все его огни были словно выровнены по линейке. Груды боевых трофеев, провизия всех видов, гусары, вокруг огни - везде была воинская краса, которая наполняла душу радостью и отвагой. Каждый пил, пел и одновременно работал - все было наполнено войной, энергией и весельем...» 47
Фабер дю Фор. Бивак под Красным (16 ноября 1812 г.)
Б Зис. Гусары 9-го полка на биваке. Акварель. 1806г.
Интересно, что, несмотря на то что бивачная жизнь занимала столь важное место в нелегком существовании солдата наполеоновской армии, ее организации не было посвящено практически ни строчки в официальных наставлениях и регламентах! Даже учебник генерала Тьебо, столь близкий к реалиям военной жизни Первой Империи, посвящает биваку лишь один короткий абзац48. Здесь мы сталкиваемся с тем же явлением, что и в тактике, но, пожалуй, в еще более обостренной форме - официальные предписания не поспевали за новыми условиями войны, да и сам импровизированный характер бивака плохо поддавался какой- либо регламентации. Зато в том, что касается размещения лагерем, недостатка в официальных инструкциях нет. Здесь и уставы, и наставления командиров корпусов, чертежи и схемы с указанием точных параметров образцово-показательного лагеря и т. д. Это вполне понятно, ведь со времени появления регулярных армий и до конца XVIII в. лагерь был нормальным и практически единственным способом размещения войск во время боевых действий. Принципы его организации, расположение основных элементов, устав лагерной службы прошли полуторавековую* проверку в ходе десятков крупных войн и, само собой разумеется, были разработаны до мелочей. Наконец, ничто так хорошо не вписывалось в официальные наставления и чертежи, как безупречно вытянутые по линейке ряды однообразных палаток. Именно поэтому регламенты на этот счет столь пространны и подробны до мелочей. Чего только стоит указание в походном уставе 1792 г. на то, что интервал между расположением батальонов в лагере должен составлять 10 ту азов 4 фута 4 линии, или 20 метров 80 сантиметров!