ти пальцем по дорогам… Даже не верится, что, если спрыгнешь с рампы, будешь лететь полминуты вниз. Никакого макета, там, внизу – камни и скалы, твердый песок.
Внизу все чаще мелькают бетонные здания, потом появляются асфальтовые дороги, за ними – бетонка кабульского аэродрома. Садимся, «Чинук», не выключая винтов, дает пассажирам выйти, рампа вновь поднимается, и мы таким же макаром улетаем обратно. Опять Баграм, опять железный панцирь покрытия. Концерт окончен.
«Приобрету орден. Недорого…»
Полдень, время обеда. Ратушная площадь (так я называю это место – центр базы) заполняется людьми. Основное пространство занимают большие деревянные обеденные столы. Из некрашеных досок. По периметру площади – грубые навесы. Что еще нужно для пехотного ланча? Кстати, что такое, этот ланч? Да обычный полдник. Помните, в детском саду – булочка и компот? Здесь – пузатый гамбургер и банка колы. Столы и лавки под навесами и на площади заняты людьми, одетыми в песчаный камуфляж. Попадаются товарищи и в «диджитал» – это новинка военпрома США. Говорят, такой вариант больше приспособлен для боевых действий. Покрой другой, более ушитый, облегающий. Пуговицы отсутствуют, везде «молнии» – это не мешает навесной амуниции. Тот же камуфляж, только серый, с разводами, напоминающий разваливающееся на мелкие квадратики цифровое видео. Отсюда еще одно название – «цифра». Такой окрас, как говорят, лучше маскирует человека, в него одетого. Технику, во всяком случае, «цифрой» не покрывают. Она как была грязно-желтая, так и остается. В «диджитал» одеты новички. Старички ходят в привычном камуфляже.
Военные за столами жуют, пьют, болтают между собой, курят. Свои винтовки «М-16» они кладут либо на лавочку рядом с собой, либо на колени. Или же ставят на приклад, прислонив стволом к столешнице. Они всегда с оружием, не сдают его никогда, как у нас. Во всяком случае, на Ханкале, самой большой военной базе на Северном Кавказе, наши бойцы и офицеры не бродят с автоматами там и сям. Лишь заезжие, которые, сопроводив колонну, спустились с гор и вот-вот уедут обратно. А американцы – вот так, с оружием, ежеминутно.
Вообще, полдник, ну или ланч, выглядит как обязаловка. Люди поели и сидят, не встают, как будто им положено пробыть здесь, в центре базы, свой час. Вот парень под навесом прислонился к столбу, опустив пятнистую панаму на нос, и спит. Ему натурально нет никакого дела до этой войны, до этих людей вокруг. У нас бы заметивший его командир обязательно пнул его берцем: «Эй, Петров, кому спим! А-ну подъем, нечего здесь прохлаждаться!!!» Хотя… Стоп-стоп! Судя по шеврону, этот парень – главный сержант! Пардон. Такой сам кого хочешь лягнет.
Я заметил – много людей в форме, с оружием, но без знаков отличия.
– Серег, а это что за товарищи?
– Это…
Капрал никак не мог сориентироваться в переводе.
– Это гражданские солдаты, штатские…
– Типа служащие?
– Да-да, служащие.
И у нас в российской армии есть такая категория – гражданские специалисты.
В штабах бумаги перебирают, в столовой работают, водители… Но почему эти «специалисты» с оружием? Я стал докапываться и выяснил, Серега мне неправильно перевел. Эти люди – бойцы частных армий. Одна из них, «Blackwater», «черная вода» по-русски, воюет на афганских просторах, да и в Ираке тоже. Они, эти «гражданские солдаты», реально зарабатывают деньги и уже успели «испачкаться» на войне. Они подпортили свою репутацию убийствами мирного населения, контрабандой оружия и так далее. У них, в частных армиях, и бронетехника имеется, и вертолеты, и самолеты. А что, правительство платит за выполнение разных пикантных поручений, маскируясь, чтоб «рука США» в грязных делах не виднелась. Их девиз, этих «солдат удачи»: «Фредди, бей первым!» – то есть сначала стреляй, парень, а потом разбирайся, кто перед тобой, друг, или враг, или просто дети в школу идут.
Взгляд мой блуждает по «ратушной площади». Вот толстенькая темнокожая леди в камуфляже манерно закуривает сигариллу с золотым ободком. Метров десять до нее, запаха не слышно, однако я представляю сладкий курительный аромат, расходящийся от этой нимфы. Леди уверена – сейчас за ней наблюдают десятки голодных солдатских глаз. Может, она и не красива, но… Есть такой анекдот советских времен, когда Баба-Яга возвращается с войны из Афганистана и заявляет: «Это здесь, дома, я Баба-Яга, а там, в Баграме, я Василиса Прекрасная!» Рядом с чернокожей еще одна курящая, уже белая. Молодая, красивая. Сигарету держит большим пальцем и указательным, неумело. Улыбается. Ну правильно, родители же не увидят, не отругают. Пухленькие губки, розовенькие щечки, ровненькие белые зубки. Чуть поодаль хлебает кофе молодой солдат. Узкое лицо, острый подбородок, уши-лопухи. Школьник еще. Ему и голосовать-то, наверное, еще нельзя, нет восемнадцати. А уже могут убить. Контракт подписан, подготовка пройдена – все, шагом марш на войну. А может, все не так? Может, это уже холодный убийца с детским лицом? Я видел таких. Помню одного снайпера из спецназа, с которым я познакомился на чеченской войне. Милый такой паренек. И не скажешь, что с сотню людей, ну, или врагов, он уже отправил «на райские пастбища».
Рядом с солдатом-ребенком какой-то «ботаник», сержант из Канады, судя по шеврону. Он листает какую-то книжонку и что-то записывает в тетрадь. Ого! Да это «Корпорация» Джоэла Бакана. Этот Джоэл – известный на Западе автор. Его темы абсолютно гражданские: бизнес, управление. К Афганистану отношения не имеет. И вот теперь перед его книжкой сидит канадский военный и конспектирует. Меня это удивляет так же, как если бы я увидел у нас в Чечне контрактника за трудами Маркса-Энгельса. Эээ… А говорят, они тупые, эти англосаксы, недалекие. Говорят… Канадец зевает, стучит обратной стороной ручки по столу и, захлопнув «Корпорацию», принимается за гамбургер и колу.
И вот тут я вижу такое, что заставляет меня забыть о Джоэле. Метрах в тридцати от нашего стола, а мы не отличаемся в этот полдник от остальных, жуем и глотаем, синеет надпись: «СССР. Gift shop». Сувениры. Причем СССР написано на русском, не «USSR». Я подмигиваю оператору Виталию и капралу Сереге.
– Зайдем?
Русский американец пожимает плечами, встает. И мы, оставив фастфуд, семеним вслед. Заходим. Мама родная! Да это же старый добрый Военторг! Вернее, американская пародия. Советский военный магазин. Он такой, каким бы его могли изобразить в Голливуде. Вы же помните, как они извращают нашу советскую военную форму в своих фильмах? У советско-голливудских генералов петлички в два раза больше обычных, казачьи папахи вместо шапок. Цирк. Вот и здесь – веселые сувениры пополам с советскими орденами, боевыми медалями. Я помню, как-то прочитал объявление в Интернете и чей-то комментарий:
«– Приобрету орден Мужества, недорого.
– Да какие проблемы. Военкомат – контракт – Чечня. А там как повезет. Можно и Звезду Героя. Посмертно».
Я замечаю, наш гид Серега Батыршин смотрит на все это как-то устало. Без блеска в глазах.
– А что, Серег, много здесь русских?
– Немного. Я тут по-русски долго ни с кем не разговаривал. Не было повода. Но однажды в парикмахерской услышал, как одна девушка заговорила по-нашему. Я молчал. Затем она спросила по-английски, как меня стричь. Я ответил по-русски – она обалдела. У нас парикмахеры говорят по-русски и некоторые продавцы в магазинах. Были двое русских солдат, говорят, здесь, в Баграме, но я их не застал, они уже уехали.
– А ты русским себя ощущаешь или…
– Я американец. Меня привезли в Штаты в девяносто шестом году, когда мне было пятнадцать лет. Я быстро привык.
– А зачем служить пошел?
– Мир повидать захотел. Подзаработать. Я на шесть лет сразу контракт подписал.
– Не жалеешь?
– Ничуть. Опыт жизненный приобрел, образование. Я теперь буду увереннее чувствовать себя на гражданке.
– Ветеранов уважают в Америке?
– Уважают. Всегда руку жмут, когда узнают, что ты был в Афганистане. Мы же защитники свободы.
– А какой свободы?
– Свободы? Общей свободы. Для всех людей.
Я не спорю. Не доказываю, что моей личной свободе ни жарко, ни холодно от того, что он, американский капрал Серега, воюет в Афганистане.
– А что, действительно подзаработать можно?
– Зарплату-то увеличивают, когда едешь сюда, и налоги с нее не снимают. От семьи далеко, опасно.
– А долго тебе здесь, в Афгане, лямку тянуть?
– Год. Я скоро домой уже еду. Замену жду.
Я вижу на прилавке этого странного афганского Военторга нагрудный знак «Воин-спортсмен», который мы в армии называли «бегунком». Вот еще один, еще… Да их тут целые залежи! Старые советские деньги, офицерские кокарды, шевроны солдатские, дерматиновые поясные ремни, бескозырки, противогазы, красные звездочки для пилоток и панам, целые батальоны матрешек, зажигалки Zippo с символикой СССР, юбилейные медали «за песок», за выслугу лет (песок – это имеется в виду то, что от старости сыплется, пардон, из задницы). А на стене – знамя красное, с вытканным лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь» и с гербом СССР. За такие знамена здесь жизнь отдавали. Теперь купить можно. А вокруг толпа американских солдат. Один мне объясняет:
– Все это из Киргизии везут.
– А почему из Киргизии?
– Так ведь у нас там база военная есть, «Манас». Это рядом совсем. Мы покупаем здесь всякую всячину. Ордена, майки, монеты… Ну, чтоб привезти домой сувениры.
– Неужели это все, что может напоминать здесь о Советском Союзе?
– Нет, ну мины еще вокруг Баграма. Я не знаю, как афганцы относились к советским солдатам, к нам они относятся хорошо.
Да… Мины Советский Союз после себя оставил. И все? А как же гидроэлектростанции, нефтебазы, аэропорты и аэродромы, газопроводы, заводы, линии связи, домостроительные комбинаты, речные порты, гигантские мосты, тысячи километров горных дорог, детские сады, ясли, электросети и линии электропередачи, метеостанции, буровые, институты, техникумы, школы-интернаты, хлебозаводы, мельницы, элеваторы, плотины и водохранилища, сельскохозяйственные фермы и лаборатории, поликлиники и больницы, даже станции искусственного осеменения? Долго перечислять. Американцы что после себя оставят? Вот в Баграме тюрягу построили на тысячу мест. За шестьдесят миллионов долларов. Ну и массу объектов для себя. А вы говорите – мины… Ладно, заводиться не стоит. Я же у американцев в гостях.