– Ты специально затеял этот дурацкий поединок? – спросила она, отложив свой клинок. – Чтобы я вспомнила, кто я есть на самом деле?
Ириен последовал ее примеру. Изящно крутанул в руках мечи и отправил их в заплечные ножны.
– Да, – ухмыльнулся он. – Если бы я хотел тебя уморить, то затрахал бы до смерти.
– Ты похабная сволочь.
– Ну что поделаешь, – легкомысленно пожал он плечами. – По-твоему, было бы лучше, чтоб ты ела себя поедом? Срывала свою злость на парнях? И так и не смогла бы в итоге доверять мне по-настоящему?
– Я тебе доверяю.
– Ну конечно! – развел эльф руками. – Чем же я отличаюсь от всех тех, кто тебя предал раньше?
Джасс задумалась.
– Практически ничем, – призналась она. – Они тоже говорили, что любят. Про свою мать не могу ничего сказать, я ее не помню, но кто-то же продал меня в Ятсоунскии храм? Жрицы сотворили из меня… неважно… они перепродали меня в Храггас. Хэйбор…
– Он тоже тебя предал?
– Нет, он рассказал мне, что я из себя представляю. Но если бы не его наука, – она кивнула на меч, – я бы не очутилась в Хатами.
– А где? На невольничьем рынке?
– Твой сарказм неуместен, Ириен Альс.
– Отчего же? Ты считаешь, что достойна лучшей участи?
– Моя участь… Забавно, что именно ты мне это говоришь, лангер. Может быть, мне нанять тебя, чтоб ты вернул мне мою судьбу? Для того ведь и существуют ланги! Как я не подумала раньше?
Право слово, было невероятно приятно видеть смутную тень растерянности в его светлых глазах, как тает его уверенность в собственной правоте.
«Ох и разочарую я тебя, лангер. Ох и разочарую!» Джасс подошла к эльфу вплотную, так что пришлось задрать голову, чтобы смотреть прямо в его ледяные зенки. Взяла его за руки и прижала их ладонями к своим щекам.
– Ты же Познаватель, любимый. Ты знаешь мое Истинное Имя. Произнеси его вслух, узнай меня еще лучше. Поверь, ты не будешь больше шутить.
– Ты сама не понимаешь…
– Нет, Ирье, это ты не понимаешь, – покачала она головой.
О чем ты просишь? Ты не знаешь, как это, когда живая тончайшая нить ложится в мою ладонь, пульсирующая в ритме твоего сердца… как это… невыносимо. Зачем ты просишь? Ты же знаешь, что есть просьбы и есть… Просьбы. Я не могу отказаться, я не могу не ответить. Я не могу. Я не хочу. Там нет слов, там нет дорог, там есть только ты. Такая, какой тебя видит, наверное, только сам Творец. Я ему не завидую, нашему всемогущему Создателю, если он обречен на эту вечную нескончаемую муку. Видеть нас всех ТАК ГРОМКО. И если он все же любит нас хоть чуть-чуть, то… тогда я ничего не понимаю. И не пойму никогда. Как никогда не смогу рассказать тебе, что я ЗНАЮ, когда мои мысли облекаются в плоть слов на Истинном языке, когда открываются врата Истинного и я вижу…
– Вставай, Джасс! Просыпайся!
Тихий, но твердый голос вырвал девочку из крепкого сна, как рыбак выхватывает рыбку из реки. От режущего света она зажмурила глаза и попыталась натянуть одеяло на голову.
– Перестань баловаться и вставай, – неумолимо приказали ей, и пришлось волей-неволей подчиниться. Чему-чему, а подчиняться ее научили лучше, чем всему остальному вместе взятому.
– Куда мы идем, леди Мора? – спросила шепотом девочка.
– Помолчи, там узнаешь, – шикнула на нее высокая худая женщина в темно-синем балахоне жрицы.
Они долго шли по узким коридорам, кое-где при тусклом свете свечных огарков, а иногда в кромешной тьме. И тогда девочка сильнее сжимала пальцы женщины, втягивая голову в плечи. Ладони ее взмокли от пота, а дыхание становилось частым и отрывистым. Она потеряла всякую ориентацию, но догадывалась, что они идут в запретную сакральную часть Ятсоунского храма, куда было позволено заходить далеко не каждой жрице. Во всяком случае, не малолетней послушнице, едва успевшей разучить десяток гимнов.
Наконец где-то вдалеке блеснул яркий огонек, который при приближении оказался ярко пылающим факелом в руке другой жрицы. Ее имени Джасс не знала, но по количеству надетых на ней священных знаков поняла, что перед ней сама Первая жрица бога-странника Оррвелла.
Жрица пристально посмотрела на Джасс пронзительными светлыми глазами и кивнула леди Море, как бы одобряя ее выбор.
– Все… по-прежнему, метресса? – осторожно спросила леди Мора, получив в ответ сдержанный вздох.
– Ее тоже зовут Джасс?
– Да. И возраст почти тот же. Только глаза другого цвета.
– Это не имеет значения. Веди ее.
Леди Мора крепко сжала ладошку Джасс и ввела в небольшой круглый зал. Девочка с любопытством осмотрелась. Она не боялась, потому что сочла происходящее обычной ночной мистерией, к которым послушниц постоянно готовили в храмовой школе.
Свод зала, не поддерживаемый колоннами, был облицован синей блестящей глазурью, уже местами потрескавшейся от времени. Он нависал над широким квадратным черным камнем в самом центре зала, на котором лежала другая девочка. Вокруг на полу были расставлены горящие красные свечки-«свидетели», образуя замысловатую фигуру. То ли древнюю руну, то ли знак силы. Это было красиво и немного жутко, но девочку всегда притягивала опасность, как бабочку огонь, и потому она почти не испугалась.
– Это же Джасс! – приглушенно воскликнула девочка. – Нам сказали, что она заболела.
– Верно. А ты должна помочь нам вылечить ее, – пояснила ласково леди Мора. – Ты ведь не хочешь, чтобы твоя тезка умерла?
– Нет, конечно. А что нужно делать?
– Ничего. Ты просто должна лечь рядом с ней, но не прикасаться, а мы с метрессой Чиколой совершим необходимый обряд, и она выздоровеет. Ты все поняла?
Девочка энергично закивала. Жрица подтолкнула Джасс к камню и помогла ей залезть и правильно лечь. От больной девочки шел жар, словно от печки. Она давно была в забытьи и очень тяжело дышала. Губы ссохлись и потрескались, а щеки пылали садовыми пионами. Джасс мало знала эту девочку, но все равно по-детски пожалела. Она и сама не любила болеть, а ее тезка, судя по всему, очень-очень больна.
– Лежи спокойно и ни о чем не спрашивай, даже если станет очень страшно. Помни, мы рядом и тебе ничто не угрожает, – наставительно сказала леди Мора.
Тем временем жрицы стали по обе стороны камня и подняли над девочками блестящую пустую чашу. Они говорили на лонгиире – Истинном языке Творения, и, конечно, Джасс не понимала ни единого слова. Слова звучали невероятно красиво, словно песня. Их непривычный для уха ритм завораживал и околдовывал, исподволь прокрадываясь в сознание. Глаза девочки стали потихоньку слипаться, и последнее, что она увидела, – это слепящее лазоревое пламя, взметнувшееся в чаше.
Она не услышала, как потом утомленная Первая жрица сказала своей бледной помощнице:
– Я даже не надеялась, что у нас получится. Теперь все пойдет так, как должно было случиться, и никто, слышишь, Мора, никто не посмеет нас обвинить в том, что мы преступили запретную черту.
– Ничего нельзя было поделать, метресса. Долг превыше всего.
– Мы обязаны унести эту тайну в могилу, – согласилась Первая жрица.
– А глаза? – опасливо спросила леди Мора.
– Что глаза? У младенцев глаза всегда меняют со временем цвет, – убежденно пробурчала Первая жрица. – Кто вспомнит, какого цвета были глаза у трехлетнего ребенка? Даже сам Ар'ара…
Проснувшись утром в собственной постели, Джасс ничего не знала об этом разговоре и о том, что другая девочка по имени Джасс умерла, не дожив до рассвета. Она почти ничего не помнила о ночном происшествии…
Джасс ничего не почувствовала. Совсем ничего. Ее нутро не сворачивало судорогой, под веками не полыхал нездешний огонь, и не звенело в ушах. И тем более она не ощутила, как Познаватель касается ее души. Врут байки, нагло врут.
– Что скажешь теперь? – спросила она, заметив, как в его взгляд вернулась осмысленность.
– Что ты обратилась по адресу. Наверное, именно для этого и создаются ланги. Боги сами запутались в своих задумках.
– И всё? Не боишься? Не сомневаешься? – пытливо полюбопытствовала она.
Альс задумался.
– Пожалуй, если я скажу такую вульгарную банальность, как «я ведь тебя люблю», ты жестоко разочаруешься в моей извращенности.
– А если без неуместной иронии?
– Ты еще слишком плохо меня знаешь, любимая. Если бы я боялся, то, пожалуй, никогда бы не родился. Теперь поздно что-то менять. У тебя есть я, у меня есть ты. Значит, твоя участь станет и моей участью тоже.
– Звучит как клятва.
– На… клятвы.
Иногда крепкое словцо может сделать больше, чем самые могущественные чары.
Я же знаю, что нам суждено очень короткое счастье. Я помню, что я – эльф, а ты – человек. И не нужно умения читать мысли, не надо иметь дар Познавателя, чтобы понимать, о чем ты думаешь сейчас. Да, вот прямо сейчас, когда я целую тебя. Ты так до сих пор и не поняла, почему я решил столь жестоко распорядиться своей жизнью, выбрав тебя. Каждый раз, когда я люблю тебя, как сейчас на краю бассейна, или на нашей кривой, скрипучей кровати, или еще где-нибудь, ты спрашиваешь себя об этом и не находишь вразумительного ответа.
И мне не объяснить тебе, что в тот день, когда я увидел тебя, такую, какой ты вырвалась из хисарской темницы, я уже знал, что ты создана для меня. Маленькая мордочка, покрытые трещинками губы, слезящиеся глазищи, тощая шея, торчащие ушки. Такая некрасивая, что тебя невозможно не полюбить сразу и насмерть.
Боги не только запутались, они еще и очень жестоко пошутили. Но ни они, ни ты не знаете, что я умею идти только до самого конца. И я не боюсь.
– А вдруг Тор вернется? Или Ярим?
– Ч-ч-ч-ч! Никто не вернется. И мне плевать, где они будут гулять всю ночь. Большие уже мальчики, не заблудятся. Раздевайся, раздевайся…
– Решил-таки уморить обещанным способом? – улыбнулась она, роняя в воду нижнюю рубашку.
– Я подумаю, честное слово. Как вариант.
Исполинский черный дракон, летевший мимо ставшего человеческим городом родного гнезда, которое он покинул в невообразимой бездне времен, много тысяч лет тому назад, специально сделал круг над муравейником смертных. О да! Он видел их. Мужчину, крепко сжимающего в объятиях женщину. Изнемогающих от экстаза любовников. Обычно все так и начинается.