Унанки одними глазами указал на Альса.
– А чего? Ничего. До нормальной девки, конечно, недотягивает, но тебе, Ирье, в самый раз, – заявил прямолинейный тангар. – Справная девчонка тебя в лепешку раздавит.
Все знают, что у тангара на уме, то зачастую и на языке. Джасс даже не смутилась.
– Я гляжу, титьки у нее есть. Получше будет, чем та… ну, брюнетка из… как его, бишь… из Дирса.
Джасс только расхохоталась, глядя, как вытягивается лицо у Ириена. Они никогда не рассказывали друг другу о прошлом и в будущем не планировали ничего подобного, но видеть некоторое смущение на обычно непробиваемой физиономии эльфа было по-настоящему неожиданно и даже в чем-то приятно.
«Оказывается, нам не чуждо ничто… нечеловеческое. Хи-хи».
Ну в самом деле, не девственниками же они друг дружке достались, чтобы прятаться по углам.
– Вот ведь, все время говорят, что у женщины должен быть мужчина, а ведь оно и наоборот верно, – продолжал рассуждения тангар. – Я как зашел, сразу увидел, что в доме есть женская рука. Это ж чувствуется. А то вы вечно устраивали из дома казарму, даром что прислуга никому здесь особо не нужна.
И тут прав был правоверный тангарский муж. Джасс впервые в жизни, именно здесь, в Ханнате, почувствовала, что такое свой дом. Побеленные снаружи в белый цвет, внутри стены оставались теплого охристого оттенка. К ним иногда до слез хотелось прижаться щекой или погладить ладонью. Квадратная постройка в два этажа, нижний этаж отведен под хозяйственные помещения: кладовку, кухню, сарай для хранения дров. Двери спален выходили на открытую деревянную галерею, где можно развесить белье, не опасаясь испачкать его пылью. Все окна смотрели во внутренний дворик, где кроме пресловутого обиталища полосатых любимцев Джасс теперь имелись большие горшки с цветущими кустиками домашней розы и небольшой подиум, застеленный циновками. Там можно и после обеда полежать, и почитать в свое удовольствие на свежем воздухе. И если уж быть до конца честными, то Джасс понравилось звание и ощущение домовладелицы. Никто из лангеров ей и слова поперек не сказал, как бы она ни переставляла мебель, чего бы ни покупала в дом и от чего бы ни избавлялась. Ведь ни в Ятсоуне, ни в Храггасе, ни тем паче в Хатами у нее никогда и ничего подобного не было и быть не могло. Много ли воли и собственности дается послушнице в любом храме? Аймолайскую хибару тоже родным домом не назовешь, да и не любила жрица убогую и кособокую мазанку. А в Хатами… В Хатами если что и принадлежит воительнице, то только место возле очага в кругу своих соратниц. Оттого и привязалась бывшая жрица и отставная хатами в одном лице к хладнокровным рыбинам, как иные хозяйки души не чают в своих кошках, ящерках-мухоловках, хорьках и прочей живности, олицетворяющей в их глазах дух уютного жилища. Пусть рыбы, какая разница. Альс вполне разделял подобные чувства. В далеком Ритагоне у него тоже когда-то был собственный дом. И эльф с нескрываемым удовольствием вспоминал о той поре в своей жизни.
Разумеется, никто не думал, что лангеры задержатся в Ханнате на сколь-либо существенное время, невзирая даже на благорасположение наместника Арритвина. Однако Джасс втайне надеялась, что до весны они проживут именно здесь. Это было бы и логично, и разумно.
– Ба… рышня тоже с нами пойдет? – спросил недоуменно Анарсон.
– Джасс из Хатами.
Пояснение Сийгина заставило тангара поскрести макушку и громогласно провозгласить Альса существом не вполне нормальным. Даже для эльфа.
– А я уж надеялся, что в кои-то веки твои мозги на место встали. Тебе нормальных баб мало?
– Анарсон, я твоего мнения относительно моих пристрастий не спрашивал, – резко одернул гостя Ириен и предупредил на всякий случай: – Еще раз услышу хоть слово про баб – и ты отправишься в Мбротт самостоятельно.
Но тангар не обиделся на резкость. Наоборот, он развеселился, вообразив себе перспективу путешествия бывшей хатами в компании с двумя десятками тангарских парней. Большая часть которых не только не были женаты, но еще не успели расстаться с девственностью. Нравы в тангарских анклавах строги, как не в каждом мужском монастыре. Джасс рисковала стать объектом почти священного поклонения и, по мнению Анарсона, вконец разбаловаться, если этого еще не успел сделать Альс. Тангарские юноши приучены к почитанию женщин – не поглядят ни на расу, ни на неказистую внешность. В Мбротт лангеры рисковали привезти женщину, убежденную, что она по меньшей мере полубогиня.
Товар и своих подручных Анарсон разместил на постоялом дворе, вызвав немалый ажиотаж у ханнатцев. Любой, у кого имелось хоть чуточку мозгов, мог без труда вообразить себе, с какой целью прибыл торговый караван в самый разгар межсезонья. Тем более тангарский. Еще какого-нибудь новичка можно заподозрить в разорительном неведении, но не многоопытного торговца, исходившего всю Великую степь вдоль и поперек. Анарсон, сын Фольрамина, терять выгоду, ожидая окончания штормов, не станет. Вывод получался настолько очевидный, что и допытываться у тангаров никто не пробовал. Традиционно в отряд для рискованного мероприятия Анарсон набрал ближних и дальних родичей, не без оснований надеясь на сохранение любой коммерческой тайны. Без разрешения парни даже глаз не поднимали на пришедших знакомиться лангеров, продолжая заниматься каждый своими делами. Никакой нормальный тангар не может спокойно видеть, как младший родич (уточним, младший неженатый родич) сидит без работы, и обязательно найдет, чем занять если не голову, то руки юнца. Дабы на баловство и непотребства не хватало ни времени, ни сил.
Для Торвардина долгожданная встреча с сородичами обернулась неприятной стороной. Он вдруг оказался лицом к лицу с той жизнью, от которой сбежал без оглядки более пятнадцати лет назад. Тор настолько привык к тому, что остальные лангеры относятся к нему как к равному, без всяких оглядок на традиции тангаров, что успел подзабыть, насколько позорно для истинного представителя его народа во взрослом возрасте оставаться безбородым, то бишь неженатым. Голый подбородок и щеки ставили сына Терриара в положение маленького мальчика, которому каждый норовит дать поручение или, того хуже, поучение.
Однако Альса интересовали вовсе не тангарские обычаи и юнцы, а хваленый проводник. Сразу стало понятно, отчего Анарсон упорно называл его не иначе как «человечек». Тщедушное создание в серых одеждах могло оказаться любого возраста, если не пола. Сухонькое безволосое личико, сморщенное, как печеное яблочко, глядело на мир выцветшими бледно-голубыми глазенками с каким-то искренним изумлением.
– Анарсон, ты уверен, что этот человек не стал таким после посещения Ктэйла? – осторожно поинтересовался Альс.
– Я Роканда знаю уже тридцать лет. Он всегда в одной поре, – заверил эльфа торговец. – Такой уж он уродился на свет.
Тем временем проводник подошел, ковыляя, к эльфу и протянул крошечную ладошку.
– Роканд из Инисфара.
Эльф ничуть не смутился, ответил на рукопожатие, хотя ему пришлось сильно нагнуться.
– Ириен Альс из фэйрского Шассфора.
– О! Шассфор! – восторженно прощебетал проводник. – Я там бывал как-то. Красивые места. Тамошние травяные долины очень напоминают степь.
Теперь пришло время Альсу впасть в легкий ступор. Он вообразить себе не мог причину, по которой Роканд мог очутиться в самом сердце эльфийского царства. Разве только по личному приглашению владыки Иланда.
А проводник продолжал расхваливать красоты Фэйра, находя самые точные и достойные сравнения с другими местами обитаемого мира. Делал Роканд из Инисфара это вполне осознанно и намеренно, чтоб избежать долгих и скучных расспросов и довести до понимания лангеров, с кем они будут иметь дело. Очень разумно с его стороны. Альсу не составило труда догадаться о тактической хитрости маленького человечка. И он одобрил такой подход к делу.
– Стало быть, мастер Роканд, вы утверждаете, что переход по Ктэйлу вполне безопасен для жизни и здоровья?
Обращение «мастер» пришлось по вкусу проводнику.
– Мастер Альс, разве на свете есть хоть одно совершенно безопасное место? Но опасности Ктэйла ничуть не более страшны, чем в любой другой земле обитаемого мира. То зло, что издревле жило в Проклятых долинах, давно пожрало самое себя. И остались лишь предубеждение и обычный человеческий ужас пред непознанным, – заявил Роканд авторитетно.
– А тебе не было там страшно?
– Было, – усмехнулся проводник. – Но не больше, чем в путешествии по Аймоле или вдоль течения Бэйш.
Маленький человечек произвел должное впечатление, и Альс от имени своей ланги дал окончательное согласие тангару.
– Ты меня убедил, Анарсон. Когда выступаем?
– Послезавтра, – обрадовался торговец. – Эй, человечек…
Но закончить фразу, ему Альс не дал. Он наклонился к уху Анарсона и тихо, но отчетливо прошипел:
– Еще раз назовешь сего достойного мужа человечком – выдеру бороду. Только «мастер Роканд», и никак иначе. И балбесам своим скажи то же самое.
Пальцы эльфа сделали порхающее движение над роскошным предметом гордости тангара, подтверждающее реальность угрозы.
– Полегче, Ирье, а то мои парни уже за дубье схватились, – довольно спокойно ответствовал отчаянный купец. – И скажи спасибо, что я все ж таки не человек, а тангар. А то тебе пришлось бы стягивать с меня штаны. Не все бы тебя правильно поняли, лангер.
Анарсона трудно было смутить или испугать. И он был прав. Для равнозначной угрозы человеку нужно было бы приставить нож к другой части тела. Конечно, они посмеялись. Тангар принял просьбу Альса к сведению, а лангеры, в свою очередь, стали собираться в дорогу.
Но, как говорится в не слишком приличной степняцкой присказке, чему быть, того не миновать, и чему не быть, того за… ну, скажем, за ухо не поймать. Вечером того же дня Джасс слегла с жаром и сильной ломотой в костях. Мэд Малаган объявил, что это трехдневная лихорадка. Ириена известие вовсе не обрадовало. Трехдневной болячка называлась не оттого, что она проходила через три дня, а из-за повторяющихся с такой регулярностью приступов. Сама же лихорадка порой затягивалась на пять-семь шестидневий, а иногда и на полгода, если совсем не лечиться. А лечиться можно то