Армия жизни — страница 48 из 50

Теперь он вырос и будет сам карать слабых, вымещая на них свои прошлые обиды.

И теперь, когда я слышу крики во дворе, я бегу на балкон посмотреть, не нужно ли кого-нибудь спасать от моего сына. Страх перед улицей поселился во мне навсегда.

На моей памяти еще ни разу ни один мужчина не подошел к ребятам во дворе, не поиграл с ними в футбол, не научил их какому-нибудь ремеслу. В лучшем случае подростков не замечают, в худшем — гонят, чтобы не болтались под ногами. Мой сын всю свою жизнь искал себе пример для подражания среди мужчин (главным образом приятелей нашей семьи). Привязывался к ним (это льстило взрослым, но и обязывало), готов был на свои маленькие жертвы. А взрослые потихоньку предавали его. Кому нужен вздорный мальчишка с его утомительным обожанием! Даже в комнату, где собирались его товарищи, никто не рисковал заходить больше, чем на 5 минут.

Наблюдаю и за другими ребятами, которые бывают у нас в доме. Все они варятся в своем соку, науку жизни постигают через собственный жалкий опыт, основанный на догадках, слухах и столкновениях с внешним миром.

Вы понимаете, речь идет не о житейских заботах, а о духовной

власти над ними. И тут общение должно быть на полном серьезе, без обмана, без скидок на возраст, к чему мы, взрослые, как правило, не готовы.

Если вы говорите парнишке: «Я верю в тебя. Ты умный и все можешь. Постарайся, иутебя получится», — и смотрите на него многозначительно, сложив руки на груди, он понимает, что это прием, что вы ничему не верите, но хотите отделаться дешевыми советами. А вот когда вы смотрите на него с надеждой и в глазах у вас тревога, а в голосе неподдельная боль, и зовете: «Давай поднимемся на эту высоту. Там нас ждут, там нужна наша помощь. Я бы сам пошел, но что я могу сделать один, сам понимаешь, возрасти силы уже не те», — он подставит вам свое плечо, и вы смело можете на него опереться. Но горе вам, если на той высоте вас не ждали и вы никого не спасли, а только измучились на подъеме и увеличили собой толпу зевак, которые просто хотели посмотреть, умеет ли парнишка ходить.

Давайте правда разберемся, как сказал на прощание нам, взрослым, пятнадцатилетний парнишка изТаганрога Саша Проказин.

И. Лебединская, Новосибирск

— Я являюсь типичным представителем нетипичной молодежи.

— Что ты имеешь в виду? Не понял?

— Которой чего-то не хватает… Мне не хватает слишком многого.

— Интересно. Чего именно? Кафе? Дискотек? Телевизионных программ до двенадцати ночи?

— Я — из нетипичных.

— Чего же именно не хватает?

— Давайте сначала очертим область, о которой будем говорить.

— Думаю, все-таки область нравственного, душевного, духовного. Или не так?

— Давайте. На мой взгляд, сейчас существует большая нужда в творческих объединениях молодежи. Они и сейчас существуют.

но не так, как следует. Все эти Дворцы пионеров — они, конечно, хороши. Я даже говорю не о том, что там «клеят самолетики» — тоже дело хорошее. Просто там делается упор на «„выполнение" воспитательного плана». Если во Дворце пионеров есть телескоп, то тем, кто там занимается, нет фактической возможности наблюдать звезды. Не они смотрят, а им показывают. Вот Луна, вот Юпитер… Если есть киноотдел, то история точно такая же. Это я вам говорю, как человек, выросший во Дворце пионеров. И направления работы во Дворце сжаты узкими рамками. Я пока слышал только об одном примере — свердловская «Каравелла». Слышали?

— Конечно. Саша, мы тоже за «Каравеллы» и т. д. Что еще?

— Для начала я хочу представиться.

— Давай.

— Кончил десятый класс, поступил в институт, 16 лет.

— Куда, если не секрет?

— В МГУ, на физфак… И еще пишу песни, играю на гитаре, пробую писать прозу, но что из этого получится, пока еще сказать трудно. Интересы и вкусы вы даже можете вывести из всего этого. Хорошее дело было КСП, пока не завалилось. Барды нравятся. Визбор, Дольский, Окуджава, безусловно.

— Саша, что хорошего есть в вашем поколении?

— Хорошего? (Пауза.) Я, честно сказать, не чувствую себя вправе говорить о всем «нашем поколении». Это же не однородная группа.

— Ну, допустим, круг твоих знакомых?

— В знакомых? Хорошего? Открытость миру и дружелюбие. Жизнь более или менее укладывается в определенные принципы, которые можно даже формулировать.

— Да, если можно.

— Ну, например, отношение к людям. Предвзято доброжелательное отношение ко всякому человеку, который не является, ну, будем говорить, врагом.

— А кого же вы считаете врагами?

— Есть категория людей, которые стоят на других, чем я, идеологических позициях. Скорее всего, это не враги, а противники.

— Противники — они для тебя из какого поколения? Из твоего или старшего?

— Везде хватает, но если в нашем поколении мы сталкиваемся с противниками по идеологии, то в старшем поколении… Это неинтересные какие-то противники: формалисты, бюрократы, буквоеды.

— Саша, а как попять, что такое «противники по идеологии» в вашем поколении?

— Ну, например, вы слышали о милой компании, которая вапреле маршировала по Бронной.

— А еще кто? Фанаты, панки?

— На мой взгляд, панки — это не очень серьезно.

— А как вы отнеслись к тому, что спиртные напитки продают с 21 года?

— Давно пора. Питья не пью, и потому мнеличноот этого ни горячо, ни холодно.

— А что кажется наиболее привлекательным в людях старшего поколения?

— То, что они смогли вырастить нас такими, какие мы есть.

— Что не нравится?

— То, что иногда смотрят на все, как с высокой колокольни.

— Вы вырастете… Что же вы переделаете в общественных, личных отношениях людей друг с другом? На что можно надеяться?

— Видимо, постараемся переделать такое положение, когда общественное ставится выше личного. Заявление довольно парадоксальное, но вы сейчас поймете. Дело в том, что если ставить общественное выше личного, то ничего путного сделать нельзя. Одни слова. Сделать путное можно только тогда, когда категории «общественное» и «личное» совпадают, понимаете?

— А производственные отношения? Вы еще об этом не думали?

— С производственными отношениями, как таковыми, мне еще сталкиваться не приходилось, но хотелось бы высказать такое пожелание, чтобы определять людей, которые могут работать вместе даже не столько по профессиональным качествам, сколько по личным. Космонавтов же проверяют на психологическую совместимость.

— Но огромный завод, например, как там проверишь?

— Должна быть психологическая служба при каждом уважающем себя предприятии, и за это должны платить деньги. В конце концов это же окупится. Хороший климат может поднять производительность труда раза в полтора, как минимум.

— Саша, раньше мы все много писали о так называемой «вещной болезни». У вашего круга споры об этой болезни актуальны или нет?

— Я не люблю говорить о поколении: оно «то» или оно «не то».

— О вашем круге?

— В моем круге это не актуально, хотя уровень достатка у нашего круга совершенно различен — от предельно высокого до низкого.

— А проблема денег стоит остро? Говорите ли вы об этом? Пытаетесь заработать?

— Мы собираемся снимать фильм свой, и, чтобы купить пленку, мы пару раз ходили на «Мосфильм», на массовки.

— Это что-то новое.

— Но я же говорю, что являюсь представителем нетипичной категории.

— А типичная — это какая?

— Все привыкли считать, что для «типичных» главное — тряпки, магнитофоны, гитары, или наоборот, «типичные» — это «Наша передовая молодежь». Типичной как таковой не существует. Все разные. Все — неодинаковые, непохожие. Только издалека все лица на одно лицо.

На улице замечаю стайку ребят. Сквозь шумы и шорохи города различаю их голоса.

И снова, снова все вспоминаю.

Пьесы

Ловушка 46, рост 2

От автора

Все герои этой истории имеют реальных прототипов — настолько реальных, что каждому из них я могу позвонить или написать письмо и получить письмо в ответ или услышать в телефонной трубке: «Здравствуйте!»

Хотя события, о которых вы узнаете сегодня, случились совсем недавно, для участников они уже далекое прошлое, так как дни нашей юности пролетают как мгновения. Но мгновения эти насыщены, как годы. Мы вырастаем, и нам кажется, что все, что случилось в юности, — пустяки, ерунда, безделицы, канувшие в Лету, — как и не было.

Вот почему эта пьеса — для взрослых.

Вспомним минуты своей юности, чтобы не потерять в памяти то, что потеряться не должно. Ведь наш нажитый житейский опыт часто оказывается продолжением опыта юности, только мы об этом забываем. Забываем, память приходит только в снах, но, проснувшись, мы уже не помним этих снов, как не помним самых горьких и сладостных дней своей юности.

Мы забываем и о том, что юность создала нас такими, какие мы есть, что чаще, чем даже мы думаем, мы повторяем и повторяем, ошибки нашей юности, мы верны высотам своей юности даже тогда, когда нам кажется, что главных высот своих мы достигли много позже.

Жизнь сложится такой, какой она получается сегодня: в пятнадцать, шестнадцать, семнадцать лет, когда вся жизнь еще впереди.

Вот почему эта пьеса — для подростков.

И еще одно обстоятельство заставило меня однажды рассказать эту историю. Скорее одно воспоминание.

Ранняя весна. Вечер. Сижу в гостях у друзей. Вдруг шум за окном, непонятные, крики, топот. Быстро куртку на плечи, в лифт — и вниз на улицу. По тротуару, оттеснив к стенам домов прохожих, идет колонна ребят в красно-белых шапках и такого же цвета шарфах. Впереди — какой-то парень, пятясь, дирижирует красно-белым зонтиком, и в такт взмахам колонна выкрикивает: «Спартак — чемпион», «Спартак — чемпион».

Так я впервые столкнулся с подростками, объединенными друг с другом непонятными для нас, взрослых, символами.

Футбольные фанаты были первыми. Вслед за ними появились другие команды, соединенные иной символикой: у одних были коротко сглаженные виски; другие отличали друг друга булавками, прикрепленными на курточках и джинсах; третьи поражали странной, не очень опрятной одеждой и таинственной поволокой, застилающей взгляд.

Я часто встречался, да и сейчас встречаюсь с ними — то в сумерках бульваров, то при свете дня, в своей редакции. И чем дольше я их знаю, тем больше и больше убеждаюсь: неважно, как сами ребята называют свои команды, какими словами и из каких языков определяют свое положение среди сверстников. Им очень важно, чтобы их заметили, отличили из толпы сверстников.

Но мы часто видим их как единую массу, не отличая одно лицо от другого. И это наше взрослое зрение подводит нас и мешает почувствовать протянутую нам навстречу руку. Чаще всего за помощью.

Вот что мне хотелось сказать перед тем, как начнется эта история.

Действующие лица:

«Волки»:

Миша, по кличке Арлекино. Андрей, по кличке Чиж.

Упырь.

Лешка.

Безымянные «Волки».

«Шарага»:

Никита Шиманов. Интер. Лена.

Девушка в джинсовом комбинезоне. Одноклассницы и одноклассники Шиманова.

Взрослые:

Отец Чижа.

Мать Арлекино. Мать Лешки.

Майор милиции.

Журналист.

Действие первое

1. Встреча

Журналист. Казалось, пора бы выкинуть это из памяти: мало ли с чем сталкивает журналистская профессия. Но, вспоминая сейчас эту историю, я все больше и больше убеждаюсь в том, что рассказать о ней — не прихоть или игра, а общественная необходимость, мой долг, моя обязанность.

Урок — школярское слово, но более точного слова не придумано. Для реальных прототипов эта история стала уроком, и я хочу, чтобы он стал открытым.

История эта началась поздней осенью, когда уже желтые листья покрылись первой изморозью. В тот вечер недалеко от стадиона, затихающего после одного из последних матчей сезона, схлестнулись болельщики двух команд: красно-белых и красно-синих. Первые называли себя «волками», вторые — «конями».

Где-то там, в глубине сцены, и происходит сейчас самое главное: в бликах света, в напряженной суете двигающихся фигур, в репликах, которые доносятся до нас сквозь шум, характерный для подобных происшествий. Голоса: «Вон того длинного держи!», «Бей „коней"!», «Алик, они здесь», «Упырь, без „волков"!», «Больноже, дурак!», «Арлекино, сюда!», «Так его!», «Вперед, „волки"!», «Атас, сзади!», «„Кони", за мной!» Как волны прибоем, выталкиваются из толпы на авансцену и вновь исчезают там, в глубине, наши главные герои. Выскакивает парень в куртке, красно-белом шарфе и такой же шапке. В руках у него — гроздь красно-синих, «вражеских» шапок. Он засовывает их под куртку. Голос из глубины: «Арлекино! Сюда!» Парень быстро исчезает в толпе. Вот выпрыгивает долговязый парень, тоже в нейлоновой куртке, таком же, каку первого, длинном красно-белом шарфе. Это Упырь.

Упырь (глупо улыбается, трогает пальцами зуб). Во врезал! Шатается! Ну, «конь», держись! (Бросается в пекло схватки.)

Еще один появляется тоже в таком же шарфе и шапке, Андрей Чижов — Чиж. Он кружится на месте, как в каком-то танце, делает резкие движения, которые должны обозначать его силу, ловкость и мощь, но не очень-то охотно возвращается туда, где крики, вопли и горячее дыхание дерущихся. Еще двое, пятясь назад, появляются на авансцене. В отличие от трех первых эти парни — в джинсах и аккуратных кожаных куртках; ни шарфов, ни шапок. Один угрюмый и спокойный — Интер, второй, напротив, живой в движениях, быстрый — Никита Шиманов.

Шиманов (возбужденно). Смотри… Я же тебе говорил. Ну, вон тот маленький дает, во дает, «волк». Итз вери гуд. Интер, мы с тобой очень удачно съездили. Куда попали, смотри… «Шарага» от зависти свалится, когда узнает.

Интер. Теперь главное — удачно унести отсюда ноги.

Шиманов. Мы-то причем? Мы с тобой на футболе не сдвинулись. Цветов никаких, за которые бьют, на нас вроде нет. (Осматривает внимательно себя, потом Интера.) Нет! Мы не «волки», не «кони». Нам что? Они нас не тронут.

Интер. «Кони» — это какие?

Шиманов. Красно-синие.

Интер. Поехали, Шиман! Ничего здесь не поймаем! Полчаса махают, а ни одного трупа. Скукота.

Шиманов. Погоди ты… Вон, смотри, как интересно! Когда еще увидим.

Они исчезают. Снова появляется и исчезает Арлекино. Снова выбегает Упырь, гогочет громко и снова скрывается. Появляется Чиж, и в него с разбега врезается мальчишка в красно-синей шапке — Лешка. И тот и другой пугаются и отступают.

Лешка (кричит). Не надо, не бей!

Чиж (удивленно). Ты чего орешь? Надо мне очень тебя бить.

Лешка (озираясь, удивленно). Это ты, что ли, Чиж?

Чиж. Не, привидение.

Лешка. А я и не знал, что ты «волк». У вас, в девятом, там все «волки», я знаю, но думал, что ты не «волк».

Чиж. А ты что, «конь»?

Лешка. У нас в классе все «кони». О! (Гордо поднимает и трясет над головой красно-синюю шапку.)

Чиж. Сейчас как сорвут ее с тебя. Вот и будешь ты «конем» без гривы.

Лешка (не очень уверенно). Пусть попробуют!

Выбегает и исчезает Арлекино. За ним — Упырь.

Голос. Чиж!

Чиж. Ну ладно, пока. (Показывает в направлении шума и драки.)

Лешка. А я куда?

Чиж. Сматывался бы ты отсюда, пока цел. Видишь, что там делается?

Бегут от кого-то Арлекино и Упырь.

Убегай, дурак! Поколотят же сейчас!

Лешка убегает. Чиж присоединяется к Арлекино и Упырю. Снова появляются Шиманов и Интер.

Шиманов. Ты на вон того посмотри… Вон тот «волк», который со всех шапки снимает. Дает, а? Его бы к нам в «шарагу».

Интер. К нам?.. Этих? Это же окраина, область.

Шиманов. Ну, ты даешь, Интер. Да это почище того сдвинутого йога из 5-й школы, которого Костыль Графов приволок. Тот больше выпендривался, а эти-то настоящие… Нет, Интер, «шарага» попадает, если привести.

Интер. Тоже мне.

Шиманов. Что ты вечно споришь-то?

Интер (громко). Атас, Никит! Ноги! На нас мчатся. Вон те, в красно-синих.

Шиманов. «Кони»?

Интер. Да черт их разберет. Быстрей. За мной.

Исчезают. Темнота. Луч света высвечивает из темноты Майора милиции.

Майор милиции. Так, Упырев. Фамилия моя, значит, Кон-драшков. Майор милиции. Сорок семь лет. Зовут меня Николай Феофанович. Отчество трудное, поэтому сразу запомни. Не Федулович или Феоктистович, а Феофанович. Прошу не путать, а то обижусь.

Луч света вырывает из дерущейся толпы Упыря, и тот нехотя поднимает голову, прислушивается, переходя как бы в другое измерение.

Упырь. Что я, дядя Коль, не знаю? Конечно, Феофанович. Майор милиции. Знаешь, Упырев, а опять на мою голову приключение на стадионе устраиваешь.

Упырь. Ничего я не устраиваю. Нужно мне очень устраивать.

Майор милиции (вздыхает). Эх, Упырев, Упырев, садовая твоя голова… Вон сколько времени уже, а я вот здесь с тобой просиживаю.

Упырь. А вы так, дядя Коля, а? Поговорили — и по домам. (Просительно.) Дядя Коль?

Майор милиции. А мне еще надо в магазин зайти, хлеба дома нет. В прачечную, в парикмахерскую. Видишь, как оброс, а у меня завтра строевой смотр, годовая проверка, так сказать, боевой готовности.

Упырь (прыскает). Да вам и подстригать-то нечего. У вас и так ничего нет.

Майор милиции. Ты мне, Упырев, такие разговоры брось. Брось, понял. А то по-серьезному начнем.

Упырь (понуро). Больше не буду.

Майор милиции. То-то же. Давай, значит, собирайся. Пойдем с тобой.

Упырь (настороженно). Это куда еще? В парикмахерскую? Нужно очень!

Майор милиции. Ты что, Упырев? Я тебе что, нянька? (Торжественно) Мы с тобой в магазин пойдем.

Упырь (удивленно, щелкает себя по шее). За этим, что ли?

Майор милиции. Я тебе дам — за этим! Тоже мне, шутник выискался, шутки все шутит. Пойдем по магазинам, по поселку погуляем, посмотрим, все ли в порядке, и так далее.

Упырь там, в своем пространстве, вдруг низко нагибает голову и с воплем вонзается в толпу дерущихся. Майор смотрит на эту толпу, переводя взгляд с одного на другого, вздыхает. Замечает Лешку, прижавшегося к стене. Свет на площадке с майором гаснет. Лешка вздрагивает, озирается. Свет — на противоположную от майора площадку. Там — мать Лешки.

Мать Лешки. Лешка, кому говорю!

Лешка. Ну чего?!

Мать Лешки. Ты уроки, спрашиваю, сделал?

Лешка. Сделал, сделал. Что ты пристала с этими уроками! Мать Лешки. Отец придет, спросит.

Лешка. Очень ему нужно.

Мать Лешки. А что ты сердитый-то такой?

Лешка. Сердитый, сердитый. Вчера наши «волкам» проиграли два-три, а мне что, веселиться, скажешь, веселиться?

Мать Лешки. Леш, так, может, они еще и выиграют, а? Я тоже думала, премию не дадут, потому что проболела месяц, а взяли и дали.

Лешка. Тоже мне, сравнила! Ты хоть знаешь, кто у наших в нападении?

Мать Лешки. Ну, этот… Как его… Фамилия у него такая красивая.

Лешка. Земляникин, что ли?

Мать Лешки. Вот-вот, правильно. Земляникин.

Лешка. Да он уже ушел два года назад! Тоже мне… А еще говорит…

Свет на площадке гаснет. В темноте топот нескольких пар ног, горячее дыхание, скрип отодвигаемой доски. Сцена — стройплощадка, когда уже все с нее ушли. Контуры строящегося дома, каркас подъемного крана, силуэт бульдозера. Забор. Доска в заборе отодвигается. В проеме появляется Шиманов.

Шиманов. Сюда! Ну быстро же!

Голос Арлекино (за забором). Упырь, ныряй, не видишь, что ли!

В проеме появляется голова Упыря, доска отходит, потом возвращается назад и бьет его.

Упырь. Ой-ой! Ты чего?!

Кто-то сзади выталкивает Упыря, он падает.

Вслед за ним из дырки в заборе появляется Чиж, за ним — Интер, наконец последним — Арлекино. Шиманов и Интер заметно отличаются от химзаводских — Чижа, Упыря, Арлекино, — и не только по одежде: на первых — джинсы, кожаные куртки, на вторых — куртки стеганые, поролоновые, какие в изобилии выпускает наша легкая промышленность, чуть расклешенные брюки, стиль пригородного «модерна», — но и в главном, существенном. Видно, что за Шимановым и Интером, то есть за «шарагой», есть некоторые культурные традиции, пусть хотя бы внешние. Они могут чувствовать себя свободно не только в обществе сверстников, но и людей гораздо старше, чем они. Арлекино, Упырь и Чиж — больше дети, чем Шиманов и Интер. Даже одинаковые красно-белые шарфы и шапки, которые украшают химзаводских, делают их скорее смешными, чем грозными, как им самим хочется себя видеть.

(Приподнимается, восторженно.) Меня сейчас как долбанет. Здо-о-рово!

Арлекино (наваливаясь на Упыря, зажимая ему рот рукой). Тихо!..

По ту сторону забора слышны топот множества ног, крики: «Туда побежали!», «Лови их!», «Атас». Милицейские свистки.

(Возбужденно. Хотя никак не может отдышаться.)

Уф… Пронесло… Во дают! Как мы их, а? (Толкает Шиманова.) А ты молодец. Сто раз мимо этого забора проходил, вон там же (показывает рукой вперед) наша электричка. Ну, на Химзавод. А что здесь дырка есть — в жизни бы не догадался.

Чиж (тяжело дыша). А я… Я тоже… Все время здесь хожу, а не знал… Думал все время, что здесь какая-нибудь база…

Шиманов. Ядерная база. Раз-два, кнопку нажал — и нет Люксембурга. Во даешь! Да здесь уже лет пять гаражи строят! Понял?

Упырь (восторженно). Понял!

Чиж. Нет, я никогда бы не догадался… А ты молодец. (Протягивает Шиманову руку.) Андрей, Чижов Андрей. Или просто Чиж.

Арлекино (легонько отталкивая Чижа, протягивает Шиманову руку). Арлекино.

Шиманов. Как, как?

Арлекино. Можешь просто Мишей. Ну лучше, если особенно к нам попадешь, в поселок Химзавода, если кто пристанет, скажешь, что ты друг Арлекино. Понял?! Друг Арлекино. Меня у нас все «волки» уважают. Скажи, Чиж?

Чиж. В самом деле, во! (Поднимает вверх большой палец.) Только скажи, что от Арлекино, и сразу…

Арлекино. А ненаших, «коней», близко нет, с милицией не найдешь, понял?

Шиманов. Понятно. Хотя я лично сто лет там хожу, никто пальцем не тронул. У меня там, ну, близко от вашего поселка, дача находится.

Упырь. Дача? Во дает.

Шиманов. В смысле у отца, конечно. Огромная, с камином, баром, и все такое. Но отец там мало бывает. Так, иногда. Да, Интер?

Интер. Чего да? (Вытаскивает транзисторный магнитофон, присоединяет наушники, включает.)

Химзаводские завороженно смотрят на Интера.

Шиманов. Помнишь, как собрались… Вся «шарага» в сборе, а он тут заваливается.

Упырь. Участковый?

Интер прыскает.

Шиманов. Скажешь тоже, участковый. Да он за километр нашу дачу обходит! Отец заявился. И ничего, все нормально. Посидел с нами — и, чтобы не мешать, в город. Понятно?

Чиж. Чему не мешать?

Интер снова прыскает.

Арлекино. Это Чиж. Он у нас еще детка. А это Упырь. У меня таких сотни две или три. У нас знаешь сколько «волков»? Ну, ты знаешь наш поселок. Ну, Химзавод. Между прочим, по преступности мы занимаем первое место.

Шиманов. На душу населения?

Арлекино. Чиж, скажи, что Химзавод на первом месте по преступности?

Чиж. Однажды человека порезали. Ну это когда было — год назад. Мне отец рассказывал.

Арлекино внимательно рассматривает, какодеты его новые знакомые, потом смотрит на Чижа и Упыря, оглядывает незаметно для остальных себя самого. И вдруг залезает на перевернутую арматуру и, держась одной рукой за железный поручень, второй дирижирует сам себе, как на митинге.

Арлекино. Много твой отец знает. У нас — все вместе! Попробуй кто тронь нашего — да мы такое ему устроим. Вон, видите. Упырь? Да он может одной левой раскидать штук семь «коней» или «рысей». Или даже восемь. Я тоже сигнал дам, свистну вот так (свистит), тут же сто «волков» прибегут. Или все триста.

Шиманов (толкает Интера). Слышь, Интер?

Интер (снимает один наушник). Ну, чего?

Шиманов (тихо, Интеру). Я же тебе говорил! Смотри, а! Вот это жизнь. С «шарагой» плохо станет.

Интер. От этих, что ли? Даешь, Никита. (Цепляет наушники, начинает пританцовывать в такт слышимой лишь ему одному музыке.)

Арлекино (восторженно). Дача… Дачка. (Кривляясь.) Да я свистну — от твоей дачи в секунду один сруб останется.

Шиманов. А что? Неплохая идея. Мне она, в принципе, уже вот здесь сидит. Но знаешь, она кирпичная.

Арлекино. Да не бойся, своих не трогаем. Скажи, Чиж? А, Упырь?

Глуше и глуше становится голос Арлекино. Луч света выхватывает мать Арлекино.

Мать Арлекино. И где же ты был два дня, а?! Ты скажи, где же тебя носило? А?

Арлекино. Нигде не носило. Я у Валерки ночевал.

Мать Арлекино. Я тебе покажу у Валерки. Из школы уже три раза приходили, из милиции, из детской комнаты — четыре, из комиссии — пять.

Арлекино. Ну сказал же, что у Валерки. Ты можешь у кого хочешь спросить, что у Валерки. Это наш, «волк».

Мать Арлекино. Я тебе покажу «волк». Понатаскал домой всякой дряни? Где ты ее только насобирал! (С силой начинает рвать большие плакаты, на которых написано: «Волки — чемпионы», мнет, потом топчет красно-белый флаг.)

Арлекино. Мама, что ты делаешь? Прекрати! Я тебя прошу, не надо! Мама!

Мать Арлекино (поднимает флаг, пытается его разорвать). А теперь «мама»! То курит, то дерется, то в милицию залетает…

Арлекино (истерично, сквозь слезы). Флаг оставь!

Мать Арлекино (разрывая флаг). Я тебе покажу флаг!

Арлекино. Ма ма!

И вновь мы видим Арлекино здесь, в окружении ребят, на арматуре.

(Восторженно.) Дураки все какие, сидят по углам. А мы идем, нас много, и я машу вот так рукой (показывает как, чуть не сваливаясь с арматуры) и все кричат: «Наши — чемпионы», «Наши — чемпионы!»

Упырь беззвучно повторяет каждое его движение. Шиманов напряженно застыл перед Арлекино. Чиж смотрит преданно на Арлекино. Даже Интер выключил магнитофон и снял наушники.

А потом я делаю вот такой взмах (показывает), и все молчат. Да, молчат! Все просто идут. (Спрыгивает вниз.) Идут вот так. (Проходит строевым шагом.) Да, все идут вот так! Все вместе, рядом! Нас много, как нас много! И я только скажу: «Срывай ихние шапки!..»

Интер (механически). Их.

Шиманов (резко толкает его). Замолчи! Это жизнь!

Арлекино. Срывай, говорю, ихние шапки! И вот уже: одна, вторая, третья! (Вытаскивает из-под куртки гроздь красно-синих шапок, победно поднимает их над головой.)

Повторяя движения Арлекино, поднимает та кую же гроздь шапок над головой Упырь.

Чиж. А я не знаю, Арлекино, зачем нам эти шапки-то? Продавать их что ли?

Арлекино. Ну, Чижик-пыжик, ну, дает!

Упырь (весело). Один мне сегодня по зубу ка-ак заедет! Во! (Трогает зуб.) Шатается!

Шиманов. Арлекино, он (кивает на Чижа) у вас как ребенок! (Чижу.) Ты что, не понимаешь, что ли? Они же из другой команды! Понимаешь, из другой!

Арлекино. Я и говорю: выродки!

В это время отодвигается доска и через дыру в заборе показывается голова Лешки в красно-синей шапке; он озирается, ребят не замечает и, осторожно переступая, крадется по стройплощадке.

Интер (хлопая Чижа по плечу). Старик, не бери в голову. Все это фигня. (Включает магнитофон, нацепляет наушники.) А это вещь!

Арлекино (замечает пробирающегося по стройплощадке Лешку). Упырь, смотри! «Конь»! А? Смотри!

Компания поворачивается и смотрит на Лешку. Лешка замирает на секунду и бросается бежать обратно. Но уже поздно! Сзади его догоняют Арлекино и Упырь, а сбоку, наперерез, кидается Шиманов.

Интер спокойно снимает наушники, прячет магнитофон и, чуть ли не засунув руки в карманы, подставляет ножку, Лешка падает. Шиманов, опережая Арлекино, срывает с Лешки красно-синюю шапку, протягивает ее Арлекино.

(По-хулигански спокойно.) Ну что, выродок, попался?

Лешка (пытаясь вырваться из крепких рук Упыря). Ну, пусти! Ну, больно же!

Упырь (еще крепче сдавливая руки, весело). А так?

Лешка. Пусти, Упырь, дурак! Ну больно же!

Упырь. А за дурака ты сейчас получишь!

Интер. Вот так. (Ребром ладони бьет Лешку.) Ничего ударчик?

Упырь. Угу. Здоровско!

Арлекино (задумчиво). Да, вот так взял — и сам подзалетел прямо в руки. О дает, выродок!

Чиж (растерянно). Арлекино, Упырь! Это же Лешка! Это же наш, химзаводской.

Интер примеряется, как лучше ударить, пока Упырь крепко держит Лешку за руки.

Интер. Шиманов, а я тебе показывал вот такой удар? (Примеряет ладонь над головой Лешки.)

Лешка (в предчувствии удара). Ну не надо же! Больно!

Чиж (быстро двигаясь между Арлекино и Упырем). Ребят, это же наш! Да вы что?! Он же свой! Упырь, пусти его! Это же Лешка из седьмого «Б». Он в соседнем доме живет! У него еще собака. (Лешке). У тебя же есть собака? Ну скажи же!

Лешка (сквозь зубы). Есть! Бульдогом звать. Ну больно же! Отпусти!

Шиманов. Бульдог — это не имя, а порода. В твоем возрасте пора бы знать.

Упырь (весело). Это у него-то бульдог?! Слушай его больше. (Посильнее сдавливает руки Лешке, тот стонет.) Дворняга у него рыжая, шавка вот такая, от земли не видно.

Лешка (сквозь слезы). Он на Бульдога откликается. Больно же. Пусти!

Чиж. Ну пусти, Упырь! Он же маленький!

Арлекино (делает королевский жест). Упырь, отпусти! (С холодным спокойствием.) Куда он сейчас от нас денется? (Лешке.) Поотдохни пока. Счас придумаю, что бы нам с тобой такое сделать.

Чиж (просительно). Арлекино, ну, Арлекино.

Лешка. Арлекино, ну отпусти. Мать меня больше никуда не пустит. Она так и сказала, что последний раз.

Арлекино (расхаживает, заложив, как какой-то полководец, руки за спину, останавливаясь только, когда проходит мимо Лешки). Ты что, не знаешь, какие цвета в поселке?

Лешка. Ну разные цвета…

Арлекино. Что ты сказал?!

Лешка. Ну красно белые, красно-белые. Ну «волки»!

Арлекино. Так, понятно. А кто у «волков» главный?

Лешка. Ты.

Арлекино. А сколько у меня людей?

Лешка. Много.

Арлекино. Тоже знаешь. А что же ты тогда эту гадость (отфутболивает красно-синюю шапку в глубину стройплощадки) на голову нацепил?

Лешка. Я… я больше не буду.

Чиж. Арлекино, домой пора!

Лешка. Правда, пора. В 22.07 электричка, следующая без остановок. Мать знаешь как на меня орать будет.

Арлекино (Шиманову). Вот видишь, какие они выродки. Сейчас вот стонет, а один такой мне бровь разбил. Видишь? Флаг наш ногами истоптали.

Шиманов. У нас в «шараге» тоже один такой выродок есть, скажи, Интер. Костя Иванов, тоже! Если прищучишь — на колени встанет. А нет — пожалуйста, плюнет и мимо тебя пройдет.

Арлекино. Тоже, что ли, «конь»?

Интер (прыскает). Слышь, Костя Иванов — «конь»?

Шиманов. Не, это мы про свое. У нас другая система.

Арлекино (смотрит внимательно на Шиманова, переводит взгляд на Интера, осматривает их с ног до головы, смотрит на Упыря, на Лешку). Ладно, на первый раз прощу. Только знаешь что?

Лешка (испуганно). Что?

Арлекино. Только упади мне в ноги, понял?

Чиж. Арлекино! Да кончай ты, Мишка!

Арлекино (Упырю). Помоги этому придурку!

Упырь силой сваливает Лешку на землю. Интер с Шимановым, разгоряченные духом «стаи», который они вдруг почувствовали, помогают ему. Чиж мечется между Арлекино и ребятами, которые с силой прижимают Лешку к земле.

Вот. Хорошо. Порядок. А теперь ползи и лай. Понял? Ну-ка, как твой Бульдог лает?

Упырь (весело). Ну ты, давай, давай! Ну, как там твой Бульдог лает? Ав-ав или гав-гав?

Чиж. Арлекино, кончай! Отпусти его! Ну отпусти. (Силой вырывает Лешку из рук Упыря.) Почему он должен лаять? Он же человек!

Лешка неуверенно поднимается, и только после этого Арлекино дает отбой.

Арлекино (Лешке). Давай проваливай отсюда.

Чиж (обнимает Арлекино). Арлекино, ты молодец! Вот так, вот так. (Поднимает вверх большой палец.) А я подумал, что ты… Ну, ладно. Поехали. Электричка в 22.07.

Арлекино (стряхивая руку Чижа). Да пошел ты!

Затемнение.

2. Встреча

Журналист. А потом наступила долгая, снежная как никогда зима. Опустел стадион, ветер гнал поземку по футбольному полю, и казалось, что весна никогда не придет в город. В этот вечер «шарага» собралась у Лены.

Дома у Лены, одноклассницы Шиманова и Интера, сегодня вечером нет родителей, поэтому здесь и собралась компания Шиманова, «шарага». Здесь полумрак, мигающие огоньки стереосистемы, тихая музыка, мягкие кресла, в которых можно развалиться и утонуть, маски на стенах. Несколько ребят и девушек вяло двигаются по комнате. Среди них видим Шиманова, Интера, который танцует под звуки «своей» музыки, которая доносится из наушников, приспособленных к кассетному магнитофону, Лену и Девушку в джинсовом комбинезоне. С остальными мы просто не успеем познакомиться поближе.

Девушка в джинсовом комбинезоне. Интер, а ты заметил, как наша физичка на химика смотрит?

Интер не слушает ее, танцует по комнате, время от времени рубя воздух характерным «каратэшным» движением.

(Лениво подходит к Интеру, срывает наушники.) Я спрашиваю, ты заметил, как наша физичка на химика смотрит?

Интер (отбирая наушники). Машка, пошла к черту! Не вырубай из кайфа.

Девушка в джинсовом комбинезоне (Лене). Елена, ты заметила, как наша физичка на химика смотрит?

Лена (автоматически). Что?

Девушка в джинсовом комбинезоне. Да нет, просто так. Очень интересно просто. Она же замужем!

Лена. Кто замужем?

Девушка в джинсовом комбинезоне. Ну тебя. Ты все равно не согласишься. Наверное, думаешь, что я старомодная, но это совсем неправда. (Подходит к Интеру, снова снимает с него наушники.) Интер, ну потанцуй со мной. Мне скучно.

Интер (прикладывая к ее уху наушники). На, танцуй!

В наушниках вдруг становится слышен на полную мощность голос комментатора: Итак, мяч снова в центре поля. Один-ноль, ведет «Пахтакор». Так, удар, и команда гостей устремляется к воротам «Пахтакора».

Девушка в джинсовом комбинезоне. Скукотища какая! Охота тебе, Интер, слушать про эти голы, вместо того чтобы танцевать со мной. Вы с Шимановым после знакомства с вашими «волками» просто помешались оба.

Интер (снова нацепляя наушники). Тоже мне, удовольствие большое с тобой танцевать.

Лена (громко). Шиманов!

Шиманов вырывается из толпы ребят.

Шиманов. Да, Алена, что?

Лена. Я тебя не звала.

Шиманов. Кончай, кончай… Что я, совсем того, да? (Крутит пальцем у виска.) Ты сейчас крикнула: «Шиманов». Я здесь, как всегда… Мне же только крикни…

Лена. Не кривляйся. Иди… Ты что-то там рассказывал… Рассказывай дальше…

Шиманов. Я рассказывал про то… Как тот ударил того, в красно-синей шапке, вот так (показывает на подбородок), тот упал.

Лена отворачивается в сторону.

Ты что, Алена? Почему ты такая? Я ничего не понимаю. Сначала ты крикнула: «Шиманов!», — потом отворачиваешься. О, женщины…

Лена (резко поворачивается). Шиманов, ты мне надоел в классе. Что ты ко мне пристал?

Шиманов. Я понимаю, у тебя сегодня не то настроение. Я подожду. Ты знаешь, как я умею ждать.

Лена. Чего, интересно?..

Шиманов. Того.

Лена. Ну, чего «того», интересно?

Шиманов. Ты все помнишь, не притворяйся. Не я тебе, а ты мне сказала… Ну, тогда, помнишь? Когда ездили в Ленинград. В вагоне. Когда еще у Интера был блок «Мальборо»…

Лена. Ну и что я тебе сказала, интересно?

Шиманов. Ты сказала… Ты сказала… (Решительно.) Что ты… меня… любишь…

Лена. Ну и дурак же ты, Шиманов! Я же репетировала! «Я тебя люблю!» Это вообще. Это не к тебе относится! Иди туда и рассказывай. Что смотришь? Где они, твои арлекино, упыри и так далее? Может, их нет? О, ты обманул «шарагу»! «Шарага» не прощает обмана! Ведь правда, да?

Шиманов. Ты ничего не репетировала. Ничего не репетировала. Ты врешь сейчас, а не тогда. А, ладно. (Громко) «Волки» готовятся к встрече с «шарагой». Скоро появятся. Если их, конечно, где-нибудь милиция не замела. Я же вам рассказывал!

Девушка в джинсовом комбинезоне. Ну, в самом деле уже становится скучно. Обещал «волков», а вместо них вон Интер танцует сам с собой под футбольного комментатора.

Шиманов. Машка, ты только не вздумай их спрашивать, заметили ли они, как наша физичка смотрит на химика.

Девушка в джинсовом комбинезоне. Очень остроумно.

Интер (срывает наушники). А вообще, Никита, все это ерунда. Твои фокусы. На фиг было тащить их в «шарагу»?! Ни тебе с ними не о чем говорить, ни им с тобой.

Шиманов. А вообще, «шарага», они придут — прошу не выпендриваться. Имейте в виду, они обидчивы.

Девушка в джинсовом комбинезоне. Ты у нас, Шиманов, все-таки умница. Ты мне очень интересен. Я представляю, лет через десять ты будешь по телевизору рассказывать, как в Америке бастуют.

Интер. Первый опус Никиты, как мы металлолом собирали, по-моему, удался. Ни слова правды.

Шиманов. Ты не знаешь, что такое печать, и молчи. Дали задание — выполняй. Как в армии. Мой шеф, Александр Леонидович, между прочим, сказал, что для первого раза — о’кей.

Девушка в джинсовом комбинезоне. А я вот так близко, как вас всех, видела Зорина. Совсем не в моем вкусе. Правда, одет ничего, фирма фирмой.

Лена. Никит, а тебе они интересны как объект для наблюдения?

Шиманов. Что ты ко мне привязалась? Мне даже выпить захотелось.

Девушка в джинсовом комбинезоне. Интер, тебе еще не захотелось со мной потанцевать?

Интер. Не-а.

Девушка в джинсовом комбинезоне. Ну и пожалуйста. Тогда буду танцевать одна.

Она танцует. Музыка становится громче, а свет меркнет. Освещаются две другие площадки. На одной перед зеркалом вертится Арлекино. Он рассматривает свое отражение напряженно и внимательно, становится в фас, в профиль. Снимает рубаху с яркими зелеными цветами, швыряет ее. Берет новую, с цветами красного цвета. Морщится, как от зубной боли. Снимает и ее. Находит свитер. Надевает. На рукаве заплата. Вновь повернувшись в профиль, он замечает ее. Стоит неподвижно перед зеркалом, опускает глаза. Видит серые клешеные брюки, «как на всех», солдатский ремень с пряжкой. Стоит неподвижно перед зеркалом. На другой площадке Чиж и Отец.

Чиж. Пока. Я пошел.

Отец. Ты куда это направляешься?

Чиж. Гулять.

Отец. Когда вернешься?

Чиж. Не знаю.

Отец. Мама сегодня в ночь, так что в одиннадцать я закрываю дверь на цепочку… Что молчишь?.. Ты понял, что я тебе сказал?

Чиж. Ну, понял.

Отец. Ты мне очень не нравишься в последнее время.

Чиж. Пожалуйста. Твое дело.

Отец. Как ты разговариваешь с отцом?!

Чиж. Никак.

Отец. Я поймаю этого твоего дружка Елисеева и надеру ему уши.

Чиж. Арлекино-то причем?

Отец. Притом. Не подобрал бы он тебя — ни одной тройки у тебя не было. А сейчас ни одной четверки.

Чиж. Это смотря кто кого подобрал.

Отец. Ты уж подберешь! Тебя кто пальцем поманит, ты же и рад. Ты хоть думаешь в институт поступать?

Чиж. Ну, думаю.

Отец. Ничего ты не думаешь! Ты запомни, у тебя нет отца-министра. И взяток я, как знаешь, не беру. Даже коньяком. Так что тебе придется выдержать двойной конкурс.

Чиж. Все?

Отец. Отправляйся куда хочешь. Мне с тобой больше не хочется разговаривать.

На другой площадке все вертится перед зеркалом Арлекино: в фас, в профиль, в фас, в профиль. Свет гаснет. Снова «шарага».

Громче становится музыка, мелькает разноцветными огнями стереосистема в квартире Елены. «Шарага» принимает «волков». Ярко выделяются красно-белые шарфы гостей: Арлекино, Упыря, Чижа, и в точно таком же шарфе, изменив своим красно-синим, Лешка.

Интер все также танцует под звуки музыки, слышимой через наушники ему одному. Шиманов носится от группы к группе, то трогая за руку одного, то подмигивая другому. Больше, чем всегда, развязен Арлекино, чувствуя себя в центре внимания. Сжался на краешке кресла Лешка. Чиж внимательно рассматривает маски, которыми увешана стена. Упырь хватает со стула бутылку и, чуть нагнув голову, выливает себе в рот ее содержимое.

Девушка в джинсовом комбинезоне. Как вы интересно пьете!

Упырь. «Сухач». Дешевка.

Девушка, в джинсовом комбинезоне. А, простите, у вас нож с собой есть?

Упырь. Не! А зачем мне нож? Я и без ножа… Смотри! (Сжимает руку в кулак и показывает кулачище Девушке в джинсовом комбинезоне.)

Девушка в джинсовом комбинезоне. Как интересно! Я никогда таких не видела! А у нас в классе, между прочим, физичка так на химика смотрит… Вы даже не представляете. А она, между прочим, замужем. Я бы так не смогла!

Упырь (растерянно). Может, обозналась?!

В окружении «джинсовых» ребят — разомлевший от внимания, которым он окружен, Арлекино.

Арлекино (продолжая какой-то рассказ). Мы вниз, а там уже человек тысяча, и все с кольями… Это когда мы еще на стадион топали, там… У вас кто-нибудь в Ростове был?

Голос девочки. Я с папой была. Но давно. В шестом классе.

Арлекино. Ну, помнишь, там возле стадиона рощица была? Ну, деревья такие маленькие?

Голос девочки (неуверенно). Я… Помню.

Арлекино. А выходим — рощицы нет. У каждого ихнего придурка…

Интер (автоматически). Их.

Возмущенные голоса. Не перебивай! Что пристал к человеку? Пусть как хочет, так и говорит!

Арлекино. У каждого (подчеркивая) ихнего придурка в руках по дереву. И нет рощицы. Ну, я тоже своих собираю. И на прорыв! Вот смотри! (Берет руку девочки, кладет себе на лицо.) Меня еле живого вынесли. Вот он. (Кивает на Упыря.) Упырь, скажи, как мне тогда колом в Ростове саданули?

Упырь (радостно). Колом как даст по голове.

Девушка в джинсовом комбинезоне. Ой, как интересно!

Голос парня. Я вот не совсем понимаю, Арлекино, а программа у вас, то есть у «волков», какая-нибудь есть?

Арлекино (удивленно). Чего?

Голос парня. Ну, цель? Ну, куда надо стремиться?!

Шиманов. Ну ты чудак, Игорек! У тебя-то что, есть цель, куда стремиться?!

Голос парня. Я-то лично буду заниматься социальной психологией.

Голос девочки (насмешливо). Ага, Игорек, мама твоя будет заниматься социальной психологией.

Голос парня (обиженно). Ты на что намекаешь?

Шиманов. Какая цель? Вы что, того? Вот у Арлекино!.. Да, он скажет — сто, тысяча людей тут же прибегут! А все почему? Да потому, что он — авторитет для своих!

Голос парня. Типично авторитарная личность.

Арлекино. И придут! А куда им деться?!

Шиманов. У них же команда. Команда, а не «шарага»!

Голос девочки. Ну, Шиманов сказанул! Сравнил!

Интер (снимая на секунду наушники, а потом вновь надевая их). Да о чем вы все здесь говорите?! Чеконутые какие-то! Нашли себе зоопарк!

Арлекино (пытаясь вновь овладеть вниманием «шараги»). А как мы в Киев ездили? С поезда — на перрон, флаги — в руки, и по ихней главной улице, забыл, как называется. Все шары на лоб. А это мы, раз — и поехали.

«Шарага» смеется. Но Арлекино не замечает смеха.

Шиманов. Вы слушайте, люди делом занимаются. А? Ну что? Арлекино? Это вас тогда всех поарестовывали?

Арлекино. Да нет, нормально! Мы тогда ноги сделали… Раз, два…

Лена подходит к Чижу, который одну за одной рассматривает висящие

на стене маски.

Лена. Интересно тебе?

Чиж. Вы знаете…

Лена. А ты почему меня на «вы» называешь?

Чиж. Не знаю. Просто так. А можно на «ты»?

Лена. Смотри… (Снимает со стены маску.) Ее отец привез из Сенегала. Видишь, какая страшная?! Это у них какой-то бог. Ну такой бог, нехороший.

Чиж. Лицо зверское, ага.

Лена. А эту (снимает со стены новую), эту из Монголии.

Чиж. Тоже лицо не очень приятное.

Лена. А эту (снимает еще одну) из Полинезии. Этот улыбается. Веселый бог, скажи?

Чиж. А ваш…

Лена. Твой.

Чиж. Твой отец, наверное, дипломат, да?

Лена. Нет, он историк, он занимается древними культурами, поэтому иногда куда-нибудь ездит. А твой?

Чиж. Мой? А мой так. Хирург в железнодорожной больнице. Режет. Зашивает.

Интер, пританцовывая в своих наушниках, оказывается то в одном, то в другом месте. Когда он приближается к Лешке, тот дергает его за рукав.

Интер (не снимая наушников). Чего тебе?

Лешка (шепотом). А где здесь уборная?

Интер (все так же, не снимая наушников и пританцовывая возле Лешки). Что? Не слышу?!

Лешка (все так же, шепотом). Уборная где? А?

Интер (снимает наконец наушники). Ты можешь нормально спросить, чтобы я слышал?

Лешка (мучительно). Я спрашиваю, где уборная.

Интер. Так бы сразу и сказал. А у нас здесь (прыскает) ее нет.

Лешка (растерянно). Как это?

Интер. Туалет вон там, в коридоре. Второй выключатель.

Девушка в джинсовом комбинезоне делает Упырю уже, наверное, пятый бутерброд.

Девушка в джинсовом комбинезоне (протягивая бутерброд). Ты ешь, ешь.

Упырь (громко чавкая). Угу.

Девушка в джинсовом комбинезоне. Ты ешь, я тебе еще сделаю. А хочешь вон с той рыбой?

Упырь. Угу.

Девушка в джинсовом комбинезоне. Ты очень интересно ешь.

Упырь (поперхнувшись). Ты чего это?

Девушка в джинсовом комбинезоне. Ты ешь, ешь, это же вкусно.

Лена (Чижу). Хочешь танцевать?

Чиж. Я как-то плохо…

Лена. А я люблю танцевать.

Танцуют. Свет только на танцующих Чижа и Лену.

А ты тоже… Ну, как этот ваш… Арлекино? Тоже дерешься… Бьешь, да? Раз-два, удар, удар. Победа. Ура!

Чиж. Я же в команде! Дерусь. Но не очень люблю.

Лена. А… Ну, представь… На твою любимую девушку нападают бандиты. И ты что же, перед ними на колени упадешь?

Чиж. Ну, если на любимую девушку… Тогда, конечно, нет. Но у меня никогда в жизни не было любимой девушки.

Лена. Ты серьезно?

Чиж. Ага.

Лена. Нет, что, на самом деле?

Чиж. А что здесь такого? Это что, плохо, да?

Лена. Да нет, я не об этом. Ты просто говоришь об этом… Говоришь, что на самом деле. Ты так всегда говоришь?

Чиж (удивленно). Как «так»?

Голос Арлекино из темноты: «Чиж, ну кому я говорю! Эй, Чижик-пыжик!» Снова освещается вся комната. «Шарага» танцует. Арлекино один. Возле Арлекино стоит Лешка, и Арлекино больно сжимает ему рукой шею, так, что у Лешки от ужаса голова вошла в плечи.

Арлекино (громко, повелительно). Чиж! Иди сюда, детка. «Шарага» смотрит на Арлекино, толкая друг друга, даже не сдерживая смеха. Чиж отходит от Лены и делает несколько неловких движений по направлению к Арлекино.

(Сильно хлопая Чижа по спине.) Это — Чиж. Мой этот… адъютант. Ребенок еще, но волчонок. Подучим, совсем хороший будет. А это (кивает на Упыря, остановившегося рядом с бутербродом в руке)… Это — Упырь. Начальник нашей безопасности.

Девушка в джинсовом комбинезоне (делая шаг вслед за Упырем, держа в протянутой руке новый бутерброд). Потрясающе! Как интересно!

Упырь (грозно). Вот этот (демонстрирует свой огромный кулачище) столько уже зубов этих… ну, «коней», перещелкал! Во!

Арлекино. А этот (сильно сжимает рукой шею Лешки, так что тот ойкает), этот заделался козлом, «конем», значит. Это где? Это у меня! На знаменитом поселке Химзавода! Слыхали?

Шиманов (подскакивая то к одному, то к другому своему приятелю). Ну, я же рассказывал, помните?.. Когда мы пошли на матч и там была заваруха. Интер, скажи! Они (пальцем показывая на Арлекино и его команду) там акцию проводили… Закачаешься! А мы с Интером… Ну, тоже в своем роде. А этот, маленький, он в красно-синем был! И его — как трофей! Смеху! Мы с Интером чуть не попадали. Как в кино! Они же все с поселка Химзавода, ну там, помните? Где дача, километрах в пяти! Скажите, а? Кого я в «шарагу» привел?

Арлекино. А теперь он (отпуская Лешкину шею) наш, красно-белый!

Девушка в джинсовом комбинезоне (протягивая Упырю бутерброд, который тот тут же заглатывает). Потрясающе!

Арлекино (ласковым голосом). А ну, скажи, Лешенька, кто такие твои «кони»?

Лешка (тихо, почти шепотом). Они — козлы.

Арлекино. Громче, чтобы все слышали. Слыхали?! Козлы! А какие козлы, Лешенька?

Лешка (заученно, испуганным голосом). Вонючие козлы, паршивые, гадкие! Глупые, как пробки! Г-гря-зные. (Говорит, вырывая из себя слово за словом.)

А рядом, все также в танце под наушники, вертится Интер, «каратэш-ными» движениями выбрасывает в сторону Лешки ладонь руки, так что Лешка все время дергает головой. Компания «джинсовых» с жадным любопытством наблюдает за Лешкой, но потом, заскучав, снова танцует.

Арлекино (торжествующе, победно оглядывая окружающих). Правильно! Молодец! Видите! А был красно-синим, как лампочка.

Девушка в джинсовом комбинезоне. Как интересно!

Арлекино (громко). А! Совсем забыл! А клятва! У нас же клятва есть!

«Шарага» снова с любопытством смотрит на Арлекино.

Упырь (удивленно). Арлекино, а какая клятва-то?!

Шиманов. А! Что я говорил?! Это не то, что наша «шарага»!

Интер (снимая на секунду наушники). Детский сад какой-то, придурки. (Снова надевает наушники)

Арлекино. Мошка, на колени!

Лешка (молящим голосом). Арлекино, ну, пожалуйста! Ну, не надо.

Арлекино. На колени, Мошка, кому говорят!

Лешка зачем-то отряхивает брюки, неловко опускается на колени.

Лена. П-прекратите!

Арлекино (поворачивая голову на звук голоса). Что?! Не понял?!

Лена. Я говорю, это свинство. Шиманов, тебе нравится на это смотреть? А… извини! Я забыла, все, что доставляет удовольствие, называется уже не свинством, а совсем по-другому. Познанием жизни, не так ли, Шиманов?

Шиманов. Ален, кончай…

Лена. Андрей, как ты-то оказался среди этих… (подбирает мучительно слово) среди этих фашистов?

Арлекино. Че-его?! Че-го она сказала?!

Возмущенные голоса «шараги»: «Ален, прекрати истерику», «Старуха, ну ты даешь», «Это своеобразный культ, а культ надо уважать», «Вечно лезет, куда ее не просят», «Тоже мне нашлась».

Лена. Все! Уматывайте отсюда! Все! Шиманов, что смотришь?

Все направляются к двери.

(Повелительно.) Андрей, останься!

Чиж неуверенно останавливается, все смотрят на него.

Шиманов. Ален, ты что? Ты серьезно, что ли? Да они же пошутили. У них шутки такие. Ты что, не понимаешь? Я же тебе рассказывал. Алена!

Лена. Шиманов, я кому сказала… Андрей!..

Арлекино. Чиж, сюда.

Лена. Андрей, останься!

Арлекино. Эй, ты, Чижик-пыжик, а не пора ли тебе домой, бай-бай?! Давай-давай! Мама ждет.

Чиж выходит вслед за Арлекино и другими ребятами, не оглядываясь на Лену.

Темнота. В темноте — звук подошедшей электрички. Голос машиниста: «Станция „ПоселокХимзавода"». Звук закрываемых дверей, шум уходящей электрички. Арлекино, Упырь, Лешка и Чиж возвращаются домой после встречи с «шарагой». Чиж чуть отстал от остальных.

Упырь (возбужденно). Квартирка будь здоров, скажи, а? Комнат пять или семь, скажи?

Арлекино (мрачно). Четыре.

Упырь. А прикидка на всех, скажи?! Наверное, все из Америки.

Арлекино. А, ерунда.

Упырь. Ну, не скажи! Арлекино, ты что молчишь, а?

Арлекино. Ничего.

Лешка. Арлекино, а…

Арлекино. А ты, Мошка, молчи. С тобой у меня будет отдельный разговор.

Упырь. Нет, ты скажи. И эта, ну, которая меня все кормила, тоже ничего. Есть на что посмотреть.

Арлекино (останавливаясь). Есть, говоришь? А знаешь, что ей про тебя Чиж сказал?

Упырь. Чего сказал?

Арлекино. А что! Ты слышал, Мошка?! Вот и Мошка слышал, можешь у него спросить.

Упырь. Ну что, интересно, сказал.

Арлекино (шепчет на ухо Упырю что-то, громко). Понял?

Упырь. Что-что? Чем занимаюсь?

Арлекино (снова что-то шепчет Упырю на ухо). Ты что, не понял? Он сам ее склеить хотел, поэтому так и сказал.

Упырь. Ах, он скотина! Это я занимаюсь!..

Чиж плетется сзади, идет медленно, уткнувшись глазами в землю, и натыкается на остальных.

(Сладким голосом.) Чиж, а Чиж?

Чиж (не поднимая головы). Ну, чего?

Упырь. Чем это, ты сказал, я занимаюсь?

Чиж (удивленно). Ты чего это, Упырь?

Упырь. Ничего!

Скрещенными руками бьет Чижа в живот. Чиж сваливается. Подскакивает Арлекино и вместе с Упырем начинает бить Чижа ногами. Чиж лежит на земле. Запыхавшиеся Арлекино и Упырь отходят в сторону.

Действие второе

Арлекино (застывшему рядом Лешке). А ты что, Мошка? Чего встал? (Сильно толкает его по направлению к Чижу). Бей! Кому говорят! Голову отверну!

Лешка, испуганно оглядываясь на Арлекино и Упыря, несколько раз пинает Чижа.

Они уходят.

Чиж лежит неподвижно. Поднимает голову, садится, ощупывает лицо руками, вытирает кровь. Он сидит на земле возле своей железнодорожной станции. Кровь льется из носа, ссадина на лбу, синяк под глазом. Но все равно, все равно светел взор его, как говорили в старину, когда нас с вами еще, наверное, и не было. Но все было точно также.

Конец первого действия.

Действие второе

3. Вражда

Журналист. Наступила весна. Разгорелись, как после зимней спячки, страсти вокруг футбола, начались новые стычки между красно-белыми и красно-синими, но Андрей уже в них не участвовал. Где-то дома валялась красно-белая шапка, куда-то потерялся шарф. Те, с кем он был раньше, стали теперь его врагами, коварными, жестокими и беспощадными.

Мы видим, как в кинохронике, во что обходится Чижу вражда с «волками». Вот Чиж понуро идет из школы. Они налетают со всех сторон. Вот Упырь надвигается на него, и Чиж отступает назад под кривляние и хохот Арлекино. Так проходила его жизнь, начиная с того осеннего позднего вечера.

Две площадки освещаются. На первой — Чиж и его отец. На левой — Арлекино и его мать.

Отец Чижа. Что у тебя за ссадина на лбу?

Чиж. Да никакая не ссадина, а царапина.

Отец Чижа (насмешливо). И кто же тебя оцарапал?

Чиж. Ну я же тебе говорил! Об доску зацепился… Ну, там у нас в школе доски привезли. Для спортивного зала. Ну я и шел. А не видно, темно было.

Мать Арлекино (Арлекино). Вон хорошие брюки, шерстяные, 35 рублей отдала.

Арлекино (плаксивым голосом, вертит брюки). Это разве брюки? Да, брюки? Да они же вот здесь (хлопает себя по бедрам) вот так, как юбка какая-нибудь.

Мать Арлекино (неуверенно). Сынок, хорошие брюки. Все ребята в таких ходят.

Арлекино. Ага, все ребята. Все ребята вон в чем ходят!

Мать Арлекино. В чем же они ходят-то?

Отец Чижа (продолжая разговор с сыном). А глаз подбили тоже доской?

Чиж. Какой глаз? Когда подбили?

Отец Чижа. Когда?.. Это я должен помнить?!

Чиж. Никакой мне глаз не подбивали.

Отец Чижа. Тебе достанется в жизни из-за твоего характера. Вспомнишь потом, что я тебе говорил, да поздно будет. Уроки сделал?

Арлекино (продолжая разговор с матерью). В чем, в чем! В джинсах! Вот в чем!

Мать Арлекино. Это которые сто рублей стоят? Как же я их куплю тебе? За штаны — сто рублей.

Чиж (продолжая разговор с отцом). Сделал.

Отец Чижа. Что ты таким тоном говоришь? А? Я что? Как-нибудь тебя обидел, сказал что-нибудь не то? Что ты таким тоном с отцом разговариваешь?

Чиж. Ну никаким я с тобой тоном не разговариваю. Ты спросил, делал ли я уроки, я ответил, что сделал. Что тебе еще от меня нужно? Отстань от меня, а?! Ну, очень тебя прошу!

Отец Чижа. Хорошо. Ладно. Пусть тобой мать занимается. С меня хватит.

Арлекино (продолжая разговор с матерью). Штаны! Много ты понимаешь! Какие же это штаны! Это же джинсы! (Со слезами в голосе.) Заладила: «Штаны, штаны». Сама живешь… И хочешь, чтобы я точно так же жил. Вон как все ребята одеваются, а ты заладила — «штаны», «штаны»!

Мать Арлекино (растерянно). Что ты разошелся-то?! Откуда я знаю, на что они, твои джинсы?! (Уже сердито, сама чуть не плача.) Что разошелся, тебя спрашиваю?! Отец твой непутевый то двадцать семь алиментов вышлет, а то вообще пятнадцать… Сижу, шью не разгибаюсь, все для тебя! И мопед тебе купила, и приемник! А вместо того чтобы матери помочь, вон как с ней говоришь да все время в милицию залетаешь.

Арлекино. Нужен мне очень твой мопед! Тоже мне, сравнила! Ты что, совсем ничего не соображаешь! (Плачет.)

Мать Арлекино (растерянно). Ты что это разошелся?! Ты что это разошелся, я тебя спрашиваю?

Арлекино (в слезах). Ничего я не разошелся.

Чиж (вслед отцу). Ну, скажу, скажу тебе, почему мне глаз подбили! Ну, хулиганы всякие на нас напали! Мы шли все вместе, а там какая-то кодла навстречу. Подходят: «Дай двадцать копеек!» Что им, давать, что ли? Пришлось драться. Нас было четверо, а их… Их человек двадцать… думаешь, просто по улицам сейчас ходить?!

Отец Чижа. Почему-то со мной таких историй никогда не случалось.

Чиж. Да потому, что ты взрослый! Не понимаешь, что ли, ты взрослый!

Темнота. На сцене все та же стройплощадка: бетонные плиты, арматура, контуры подъемного крана. На бетонных плитах — яркие красные надписи: «„Волки" — чемпионы!», буквы В заключены в аккуратный ромбик. По одну сторону бетонных плит сидят, лениво развалившись, Арлекино, Упырь, Шиманов, Интер со своими вечными наушниками. Лешка пульверизатором выводит на чистом бетонном блоке большую букву В.

По другую сторону бетонных плит — Чиж и Лена. Друг друга ребята не видят, так как бетонные плиты, возвышающиеся выше роста человека, скрывают их друг от друга.

Арлекино. Мошка, криво!

Лешка (оборачивается). Что?

Арлекино. Во дурак, Мошка. Ты что, не видишь, что криво?!

Упырь. Счас как подойду, как долбану по макушке, сразу выровняешься. Интер, дай музычку послушать? (Протягивает руки к магнитофону.)

Интер. Руки!

Упырь обиженно отворачивается.

То-то же! (Встает, делает под слышимые лишь ему звуки несколько резких каратэшных движений.)

Лешка (оборачивается). Арлекино, а сейчас ровно?

Арлекино. Ага. Вон там еще нарисуй. Давай, давай.

Лешка отходит к другой стене.

Шиманов (вытаскивает из кармана газету, небрежно разворачивает ее, протягивает Арлекино, тычет пальцем в подпись под заметкой). Читал?

Арлекино. Ух ты, смотри, Упырь. «Н. Шиманов, наш юнкор». Ничего себе!

Упырь (читает по складам). «М-мы сильны дружбой». О, даешь! И сам все это написал?

Лешка (заглядывает через плечо). Ого, «Н. Шиманов, наш юнкор». Ухты, здорово!

Арлекино, не глядя, сильно толкает Лешку. Тот от неожиданности падает, краска разливается, он поднимается, выставив перед собой ладони, измазанные красной краской.

(Обиженно.) Ты что? Смотри, что сделалось?!

Интер (пританцовывая). А что на лбу, Мошка, посмотри.

Лешка прикасается ладонью ко лбу, на лбу остается красный, как кровавый, отпечаток. Ребята смеются.

Лешка. Что вы… Что вы пристали! Тоже, справились.

Арлекино (строго). Цыц, Мошка, давай крась себе, пока по шее не получил.

Лешка. Я не Мошка, а Лешка.

Интер (больно сжимает шею Лешки). Кто ты?

Лешка. Ну, Мошка, Мошка… Пусти ты!

Интер отпускает его. Лешка снова выводит на стене забора жирную букву В.

Шиманов. Там еще больше написано. Но знаешь, как в редакциях? Обязательно что-нибудь режут. У меня должно было быть вот столько (показывает на газетной странице), а потом один там сократил, второй, третий, редактор. Сам понимаешь…

Интер. Но главное осталось. Скажи, Никита, осталось?

Шиманов (подозрительно). Ну, осталось.

Интер. Вот я и говорю, что главное — кто-нибудь прочитает, какие-нибудь олухи вроде вас… Вот, подумают, как там у них в 9-м «В» красиво живут, друзья и так далее. А все же неправда, скажи, Никит, все же из головы выдумал. Какая там, к черту, дружба в нашей спецухе, когда за шпаргалку друг с друга по полтиннику требуют.

Упырь. По полтиннику? Во даете!

Интер. Не волнуйся, ты бы ничего у нас не заработал. Слышь, Никит, представьте, это чудо (кивает на Упыря) у нас подсказывает кому-нибудь. Ай лив ин Москоу — и так далее.

Шиманов (обиженно). Интер, что ты ко всем привязываешься? Тоже мне, нашелся умный.

Арлекино. Никит, Никит… Да бросьте вы. Смотри, что я тебе принес. (Вытаскивает красно-белую шапку, такую же, как на нем, натягивает Шиманову на голову.) Моя. Первая боевая.

Шиманов снимает шапку, вертит ее в руках, не зная, что же с ней делать. Интер прыскает и снова начинает кружиться по стройплощадке.

Свет здесь меркнет. Освещается другая половина стройплощадки, где, прижавшись друг к другу, сидят Чиж и Лена.

Лена. Андрей… Андрей, отодвинься.

Чиж (медленно отодвигается, настороженно). Ты что?

Лена. Нет-нет… Вот сядь так. Вот так и сиди.

Чиж. Лен, ты что?

Лена осторожно поворачивает Чижа так, что его лицо становится видным в профиль.

Лен, ну, кончай! Ленк…

Лена. Они опять тебя били, да? Били?!

Чиж (сжимает ладонь Лены). Ничего не били! Это я стукнулся… Ну давно еще! А сейчас совсем не больно! Во, смотри! (Несколько раз ударяет по лбу ее ладонью.)

Лена. Они тебя бьют, я знаю! Я знаю, что они тебя бьют! Мне рассказывал Шиманов, как они это делают! Тебе больно, да?

Чиж. Да ничего не больно! Ну, кончай, Ленка!

Лена. Шиманов смеется, когда рассказывает, как тебя бьют. Он рассказывает об этом громко на переменах, так, чтобы его все слышали, хотя наши тебя не знают… И не знают про нас с тобой!.. Но Шиманов, наверное, догадывается и поэтому рассказывает громко… Как, когда и чем… тебя били!

Чиж. Мало ли что он рассказывает! Никто меня пальцем не тронул! Пусть попробуют!

Лена. Да они пробуют, пробуют! А я больше не хожу в «шарагу»! Я их ненавижу. Чиж, я их всех не-на-вижу.

Чиж. Ну не надо, Лен…

Лена. А ты пойди в милицию! Ну, хочешь, я пойду вместе с тобой?

Чиж (испуганно). Ты что! Зачем в милицию?! Что, доносить, что ли?

Лена. Что же тогда нам делать?

Чиж. Понимаешь, я не умею бить в лицо. Понимаешь, ничего не получается! Когда я один дома… Я представляю, как я его ударю… Но когда он снова подходит и я знаю, что сейчас он меня ударит, я ничего не могу сделать! Понимаешь, ничего! Ты только не думай, я не трус какой-нибудь!.. Я очень смелый!

Свет меркнет здесь, вновь освещается другая половина стройплощадки — та, где вся компания.

Арлекино (возбужденно). Вот такая идея!!! Никит, скажи, гениальная! Они завтра собираются перед матчем… Ну, там, у метро! А мы наденем их эти грязные красно-синие сбруи и придем. Они раз-два… Все думают, что мы свои! А мы как ударим! Вот смеху будет! Представляешь?!

Упырь (показывая, как он будет ударять). Раз, два, по лбу, по черепушке, между ног.

Интер (подставляет ему ногу и, когда Упырь чуть не сваливается, удерживает его). У вас что-то упало!

Упырь (удивленно). Чего?

Интер. Шутка. Понимаешь, шутка! Ты так шутки-то понимаешь?

Упырь. Я-то? Понимаю.

Арлекино. Мы устроим, мы устроим завтра… Я человек сто своих приведу… И в засаду. Идея, Никит, а, скажи?!

Лешка (грустно). Придет милиция и всех позабирает. А мне нельзя. Отец побьет.

Арлекино (грозно). Что ты там, Мошка, лепечешь?

Лешка. Ничего я не лепечу. Я так просто…

Интер. Конечно, всех поарестовывают. Тоже мне, нашелся Чапаев.

Арлекино. Да уж… И не успеют. Мы шапки-то с их собачьих голов поснимаем — и ноги. Они свистят, а нас уже ищи-свищи. Ну что, Никита, пойдем?

Шиманов. Куда пойдем?

Арлекино. Ну, с нами завтра. Вечером. Эту красно-синюю гадость бить?

Шиманов. Да нет. У меня завтра в три часа англичанка придет. Потом еще история. Писать надо… Мне мой шеф сказал, что если завтра принесу, то через неделю напечатают.

Арлекино. А я думал… Ты же говорил, что хочешь в акции со мной участвовать… А так могли бы завтра! Да ты не бойся. Если что, так я буду рядом. И вот Упырь и Интер… Он же приемы знает. Пусть они попробуют.

Интер. Что Интер? Что, Интер? У меня что, больше забот, что ли, нет, чем «волком» становиться? У меня секция завтра, между прочим. И вообще, я тебе скажу, если честно, то есть дела поинтереснее! Про панков слышал?

Арлекино. Ну, слышал, допустим. Придурки какие-то недобитые.

Интер. Значит, плохо слышал. Панки, допустим, и еще кое-кто. Подрастешь — узнаешь.

Арлекино. Надо очень! Тоже мне, нашелся умненький!

Интер. Что!!!

Арлекино. Да ничего.

Интер. То-то же. (Нацепляет, наушники и снова начинает кружиться.)

Шиманов встает, громко потягивается. Арлекино внимательно смотрит на его джинсы.

Арлекино (стараясь правильно выговорить название). Супер. «Су-пер-райфл?»

Шиманов. Эти-то? Да нет. «Райфл» — они вон везде валяются. В любом магазине. Сто рублей, и все дела. Эти «Левис», отец на днях в «Березке» прихватил.

Арлекино. За двести рублей?

Шиманов. Ты что, за двести. Я же говорю, в «Березке».

Интер (отвлекаясь от своей музыки). Ты хоть знаешь, что такое «Березка»?

Арлекино. Ну. «Березка» как «Березка».

Упырь (кривляясь). Во поле березка стояла!

Интер. Это, Арлекино, такой магазин, где можно купить все, что угодно.

Арлекино. И «Левис»?

Интер. Пожалуйста, сколько угодно.

Арлекино. Да у нас таких магазинов и нет. Слышь, Упырь, ты такие магазины когда-нибудь видел?

Упырь. Не-а. Может, где-нибудь на Камчатке.

Интер. Во дают… Здесь, в городе. Только туда вас в жизни не пустят. Купить-то там можно все, что угодно, только покупать может не кто угодно, а по выбору.

Арлекино. А кто же их выбирает?

Интер (торжественно). Выбирает жизнь.

Шиманов. Да ладно заливать… Там просто за валюту торгуют. Отец был в Швейцарии, там кое-что осталось. И принес мне «Левис». Нормальные?

Арлекино. Нормальные.

Шиманов. А «Райфл» у меня дома валяются. Знаешь где? Хохот просто. Под ванной.

Арлекино (очарованно). Валяются?

Шиманов. Нуда, валяются.

Арлекино. А у тебя какой размер? Сорок шестой, не больше, а, рост второй?

Шиманов. Вроде бы… Я в них летом на мопеде катаюсь. А у меня еще есть фирма «Ли». Знаешь, сколько заплат?

Арлекино (очарованно). Сколько?

Шиманов. Четырнадцать.

Упырь. Во даешь!

Шиманов. Мне их отец еще в седьмом классе подарил. Еще ни у кого в классе не было.

Интер. Положим, у меня были.

Шиманов. Ну, у тебя да, еще у Кости Иванова. И все! Так я даже в них спал, представляешь?

Арлекино. Представляю.

Интер. Да сейчас в этих джинсах ходят все кому не лень! Раньше другое дело. Мне брат рассказывал: кто в джинсах, сразу видно, что свой. Можешь спокойно на улице подойти, знаешь, что свой! А сейчас!..

Шиманов. Ну, не скажи, Интер. Все равно различия остаются. Понимаешь, о чем я?

Интер. Тоже мне различия! Мне сейчас отец привозит сафари, полный наборчик. Хотя мне все это до лампочки.

Арлекино. А… А это… Ну, эти сафари — это что такое?

Интер (прыскает и натягивает наушники). С вами не соскучишься.

Арлекино (встает, отходит на несколько шагов ото всех, требовательно). Упырь! Упырь!

Упырь (удивленно). Ты чего?

Арлекино делает взмах рукой, уходит.

Упырь. Мишка, ты куда? (Идет вслед за Арлекино.)

Шиманов. Арлекино, ты куда? (Переглядываясь с Интером, идут вслед.)

Свет на Чижа и Лену.

Чиж. Знаешь, у меня как-то друзей никогда не было. Знаешь, сидишь там… Ну, дома все время, а ребята там, за окном ребята ходят. Все вместе. У всех шарфы эти двухцветные, шапки… Куда-то уезжают! Какие-то тайны у них. А я вот один. Как будто на другой планете. Понимаешь?

Лена. У меня было точно так же, вернее, почти так. Хотя кому-нибудь казалось, что совсем не так, ну, как сказать, меня всегда кто-нибудь окружал. И дома родители всегда за то, чтобы мои одноклассники, когда еще не было «шараги», были у меня дома. Ну ты же сам видел! Я очень боялась остаться одна. И вдруг, вдруг оказалось, что все — чужие. Каждый друг перед другом кого-нибудь строит, но никто друг друга не любит.

Свет на компанию. Возвращаются Арлекино, Упырь, Шиманов, Интер.

Шиманов. Арлекино!

Арлекино (обиженно, зло). Ну?

Шиманов (встает перед Арлекино). Ты что, Арлекино… Нашел из-за чего обижаться! Как маленький!..

Арлекино. Подумаешь! Деятели! (Предупредительно.) Юнкоры!

Интер. Чего, чего?

Арлекино. Да я только свистну, от твоей газеты одни буквы останутся!..

Шиманов. Да кончайте, мужики, вы что? Ты что? Пожалуйста, сейчас подеремся, а толку? Кончай, Арлекино!..

Лешка огибает плиты, подходит, не замечая Чижа и Лену, к забору.

Упырь. Мошка! Что ты там застрял?

Лешка оборачивается и видит Чижа и Лену. Чиж и Лена встают, прижимаясь к стене. Лешка машет им испуганно руками, показывая, кто там, за плитами, что может сейчас произойти. Лена и Чиж испуганно оглядываются. Но показывается, обойдя плиты, Упырь.

Упырь. Мошка! Где ты там?.. (Замечает Чижа и Лену, удивленно присвистывает) Ну и ну, Арлекино, сюда! Сюда, команда! Ничего себе.

Появляются Арлекино, Шиманов, Интер. Они полукругом обступают Чижа и Лену. Медленно приближаются к ним. А они все теснее прижимаются к стене.

Арлекино (сладким голосом). Андрюх, Чижик! Привет! Вот так встреча! Скажи, Упырь?

Чиж. П-привет.

Упырь. Во дают, а?

Арлекино. Вежливый Чижик-пыжик наш. Здоровается, скажи?!

Упырь. Здоровается, ох, здоровается.

Лена. Шиманов, ты соображаешь, что ты делаешь?

Шиманов беспомощно разводит руками, демонстративно пожимает плечами.

Шиманов, мы же завтра увидимся, на первом уроке. Тебе же надо будет смотреть мне в глаза.

Интер (развязно, пританцовывая). Ефимова, не мозоль уши. В «шараге» так не принято. Во-первых, этим надо заниматься в уютных квартирах. Ведь да, Упырь? Ты же у нас великий специалист.

Упырь (глупо ухмыляясь). Ага.

Лена. Интер, у тебя голова чугунная, ты не поймешь.

Интер. А во-вторых, Ефимова, по-моему, ты очень дешево размениваешь себя. Ты? И с этим? Нонсенс. Скажи, Упырь, нонсенс?

Упырь. Угу.

Чиж. Арлекино…

Арлекино. Чижик, деточка, я же предупреждал тебя, чтобы ты ходил от меня на расстоянии десяти километров и желательно по противоположной стороне улицы. Ведь говорил, а?

Чиж. Арлекино, послушай…

Арлекино. А ты, Чижик-пыжик, ты, детка, меня не послушал.

Чиж. Арлекино, пусть она (кивает на Лену), пусть она уйдет. Пусть Лена уйдет.

Арлекино (о чем-то раздумывая). Не-ет.

Интер. Это будет несправедливо. Скажи, Упырь?

Чиж. Шиманов, Никита! Ну ты… Хоть ты скажи им, чтобы Ленка ушла.

Шиманов (беспомощно разводит руками). Старик, жизнь есть жизнь…

Лена. Подонки… Сборище подонков…

Арлекино (подступая все ближе и ближе к Чижу, очень спокойным голосом). Нет, зачем ей уходить… Наоборот! Мы ей сейчас покажем, что у нашего Чижика все нормально… Все, что надо, на месте. (Вдруг, резко и громко.) Раздевай его! (Шиманову.) Держи девчонку!

Арлекино, Упырь, Интер бросаются на Чижа. Лешка кидается на помощь Чижу, но его отбрасывают далеко в сторону. Шиманов крепко прижимает к стене Лену.

Шиманов. Ален… Ален… Ну ничего страшного… Я же тебе говорил, это же бандиты! Они же сейчас же того… Они же могут тебя изнасиловать! Но я с тобой, не бойся.

Лена (пытается вырваться). Убери руки!.. Андрей! Андрей! Шиманов. Завтра же сама спасибо скажешь!

С Чижа сорвана куртка, рубашка. Упырь железной хваткой обхватил его ноги. Интер держит руки. Арлекино пытается расстегнуть пояс. Но Лешка подползает, вскакивает, бросается на Арлекино, вонзаясь зубами в куртку.

Арлекино (совсем по-детски, визгливо). Ай! Больно!

От этого крика слабее становится хватка и Шиманова, и Интера с Упырем. Вырывается Лена. Раскидывает с неожиданной силой нападающих. Чиж, Лена быстро бегут вверх, по бетонным плитам, как по ступенькам, наверх, откуда виден город, раскинувшийся за забором, который ограждает стройплощадку.

Лена (во весь голос). Помогите! Помогите!

Вдали — трели милицейских свистков.

Упырь. Атас!!!

Упырь, Шиманов, Интер, Арлекино, перепрыгивая через мусор, арматуру, бетонные блоки, убегают назад, к дырке в заборе. Арлекино бежит последний и вдруг как загипнотизированный замирает, оглядываясь назад.

Лена (сверху). Что остановился, ты — ничтожество. Четвероногое! Ну, что встал, беги, трус, животное, грязный подонок. Тебя никогда в жизни никто не полюбит!.. Беги!.. Ну… Быстро! Ты думаешь, что ты его унизил?! Посмотри на себя?! Ты можешь унизить только такого же, как ты сам! Тот, кто любит, и тот, кого любят, никогда не узнают, что их унизили, потому что они даже не увидят тех, кто унижает их! Ты понял? Я не вижу тебя, и он не видит тебя! Беги, беги! Тебе нечего делать там, где живем мы! Это наш мир, и тебе не растоптать его! Ты испугался? Ты испугался… А был уверен, что сумеешь запугать его! Он не боится тебя потому, что, когда человек любит, он боится только одного: потерять любовь! Не понял? Не понял…

Внизу, под постаментом из бетонных плит, Лешка помогает Чижу одеться.

Темнота. И свет как будто нереальный, призрачный. Выходит Арлекино, изменивший почти до неузнаваемости свой облик. У него другая походка — легкая, можно сказать, элегантная. Гордо поднятая голова, уверенные движения и, главное, новенькие, облегающие по бедрам джинсы сделали из прежнего Арлекино нового. Играет музыка — то медленная, то быстрая, под которую он красиво и плавно двигается.

В его руке вдруг оказывается высокий бокал, который он торжественно поднимает. Кому-то приветливо машет, спокойно улыбаясь. Потом кому-то бежит навстречу, а этот кто-то оказывается Леной. Лена радостно протягивает руки навстречу Арлекино, и потом ладони их скрещиваются. Но бокал вываливается из его руки и, громко звеня, распадается на куски.

Глухой голос: «Следующая станция — „Поселок Химзавода"». Как при крушении, качается сцена. Нет, не превратится Арлекино в тот образ, который живет только вето воображении.

4. Осада

Журналист. Лето навалилось жаркое и душное, прямо с июня, не дав времени ни подготовиться, ни привыкнуть. Как и раньше, Чиж стремился не попадаться на глаза команде Арлекино. Но теперь вместе с ним был и Лешка. Их стало уже двое.

Центр действия переместился в поселок Химзавода, где стоит дом, в котором живут Арлекино, Чиж и Лешка. Мы видим (и этот вид не изменится уже до конца пьесы) условные пространства квартиры Чижа, двора и дороги, ведущей вдаль, к реке, к мосту — где-то там в лесу спрятана и дача Шиманова.

Несколько условных площадок, которые будут то исчезать, то появляться.

Яркий солнечный свет на левую площадку, там — квартира Чижа.

Лешка (смотрит в окно и сообщает Чижу). Вон… Ага, остановились. О чем-то говорят! Парень какой-то подошел. Подошел к Арлекино… О чем-то говорят. Арлекино смеется. Хлопает парня по плечу. Пошли!.. Нет, сел возле песочницы. Сидит. (Оборачивается.) Сидит. Он, может, там еще год просидит, а мать молока ждет. Вон, видишь, сколько пакетов купил. А теперь как до подъезда добежать? Он сел и сидит, как статуя.

Чиж. Перебежками.

Лешка. Сказанул, Чиж, перебежками. Только перебегать будешь, а он уже меня заловит и отлупит.

Чиж. А может, и не отлупит. Что ты боишься все время?

Лешка. А ты?

Чиж. Нужно мне очень его бояться.

Лешка (снова смотрит в окно). Сидит… Что-то палкой на песке чертит. Какое-то слово. А… Вон еще «волки» подошли! Это какие-то незнакомые! Чиж, посмотри, ты их знаешь или нет?

Чиж. Лешка, не трогай меня, а?

Лешка (у окна). Не, я просто думал, что ты их знаешь. Какой-то здоровый, похожий на Упыря, но не Упырь. Сидят. Сигареты вытаскивают. «Дымок». Пачку открывают. Спички ищут. Ни у кого нет.

Чиж. Иди дай им спички.

Лешка (удивленно повернувшись). Что?

Чиж. Ничего! Что ты, как радио, говоришь и говоришь?

Лешка. Чиж, а давай куда-нибудь уедем, а? Я читал в газете, забыл, как называется, что в Архангельске есть мореходка, туда после восьмого класса принимают. А раз после восьмого, то после девятого уже наверняка примут. А, давай уедем? Форму дадут, тельняшки, бескозырки. Там секции всякие есть. Самбо, каратэ… Знаешь, кто-нибудь только на тебя… А ты… (Делает, по его мнению, типичные каратэшные движения и самбистские приемы.') Раз, два, три…

Чиж. Кто тебя в мореходку примет?! Ты хоть раз в жизни море видел?

Лешка (растерянно). Нет, а что, надо видеть?

Чиж. И плавать не умеешь.

Лешка. Не умею.

Чиж. Видишь?.. А там знаешь сколько таких желающих, как ты? Только они и море видели, и плавать умеют.

Лешка (горячо). Все равно, все равно. Чиж, давай уедем отсюда. Все равно он не даст жизни. Он знаешь какой? (Подходят к окну, смотрят.) Вон они все сидят. (Отворачиваясь от окна.) Чиж, ну, давай уедем?

Чиж. Куда мы с тобой уедем, Лешка?

Лешка. Думаешь, он от тебя отстанет? Только меня станет бить? Как бы не так! У него сил на всех хватит.

Чиж (не очень уверенно). Пусть попробует.

Лешка. А что ему пробовать?! Он уже пробует. Как он тебе саданул!

Чиж. Когда это?

Лешка. Когда-когда. Да в пятницу. Что я, не видел, что ли, как ты к глазу пятаки прикладывал. Вон там, прямо возле дома.

Чиж. Много ты знаешь!

Лешка. Может, собаку большую найти… Овчарку, а, скажи? Вот такую. (Показывает.) Я по телеку видел, как вот такая собака (показывает) пацана от хулиганов спасла. А мой Бульдог только лает, толку от него никакого. Можно взять и в сумку спрятать. Чиж, что ты молчишь, а?

Чиж. Ничего.

Лешка (смотрит в окно). Сидят. «Дымок» курят. Жарища такая, а они здесь высиживают… Хотя бы на речку пошли! А сейчас молоко скиснет, мать опять разорется, как вчера, хоть из дома уходи. А куда уходить-то?

Чиж (направляясь к двери). Сейчас! Сейчас пойдешь домой… Лешка. Чиж, не надо, не выходи! Чиж, не надо!

Чиж уходит. Переходит из пространства своей квартиры в другое, на которое тут же падает свет, — двор, где сидят «волки» во главе с Арлекино. На них типа пионерских двухцветные красно-белые галстуки — летняя «форма одежды». Ребята всем нам незнакомые. При появлении Чижа Арлекино встает, жестом поднимая за собой остальных, и вся компания следует за Чижом, словно стая собак за нечаянно заблудившимся котом.

На противоположных площадках — Лешка и Мать Лешки.

Мать Лешки. Тебя только за смертью посылать. Где же тебя носило целый час почти?!

Лешка. Сама попробовала бы за молоком сходить! Там оче-редища — во!

Мать Лешки. Ты что дома-то сидишь, а, сынок? Погода вон какая, жарища градусов тридцать. Что, спрашиваю, на речку не идешь?

Лешка (с вызовом). А я дома хочу! Сама то за молоком посылает, то еще за чем-нибудь, а потом спрашивает, почему я дома. У меня, между прочим, каникулы!

Мать Лешки. Вот и говорю, что каникулы, а тебя из дома только в магазин и выгонишь.

Лешка. Меня никто не спрашивал?

Мать Лешки (удивленно). А кто это тебя должен спрашивать?

Лешка. Да нет, я так просто. Ма, слышишь?

Мать Лешки. Что?

Лешка. Если кто там будет спрашивать, скажи, что я уехал, а? Ну, скажи, что нет меня.

Мать Лешки. Это еще зачем?

Лешка. Ну, скажи! Я тебе потом все объясню.

Мать Лешки. Это что же такое? А ну говори, что ты натворил!

Лешка. Да ничего не натворил. Чуть что, тут же «натворил». Что мне творить-то!..

Мать Лешки. То-то вижу я, что все время дома сидит! Ну ничего, отец придет с работы, он-то тебя спросит. Быстро ответишь.

Лешка. Да ничего я не натворил!!! Я… Я от одной девчонки прячусь. Понятно тебе? А то тут же: «натворил», «натворил».

Свет на компанию Арлекино, в окружении которой стоит Чиж.

Арлекино. Вот что, Чиж, детка, увидишь Мошку, скажи — пусть лучше не прячется. Все равно поймаю.

Чиж. Я же сказал тебе, что Лешка к тетке уехал. Только в августе будет. Что, Арлекино, привязался?

Арлекино. Я больше повторять не буду, понял? Скажи, чтобы не прятался, а то хуже будет, понял?

Чиж. Нет его! Где я тебе его возьму?

Арлекино (подозрительно). Постой, постой… А не из-за тебя Упырь залетел?

Чиж. Что? Куда залетел?

Арлекино. Что, скажешь, не знаю, что Упыря вчера вечером арестовали? Приехал «воронок» — и все, ку-ку. Что, скажешь, не знал? Так я тебе и поверю!

Чиж (в изумлении). Упы-ря арестовали?! Ничего себе!

Арлекино. Прикидывайся, прикидывайся. Сам заложил, наверное, а теперь спрашивает.

Чиж. Да что мне его закладывать-то? Что он мне такого сделал? Буду я, по-твоему, в милицию бегать? За что хоть его?

Арлекино (мрачно). А я что, думаешь, знаю? Был Упырь, а теперь все. (Насмешливо.) У-пырь! Детка! Ку-ку!!!

При этих словах на другом пространстве перед Майором милиции вздрагивает и оглядывается Упырь, будто с улицы услышал голос Арлекино.

Майор милиции. Ты что развертелся?

Упырь. А нельзя, что ли?

Майор милиции. Раньше надо было вертеться. А теперь вот сиди и на вопросы отвечай как положено.

Упырь. Да я же все рассказал!

Майор милиции. Это ты рассказал, а сейчас надо для протокола.

Упырь. Николай Феофанович, гражданин начальник, можно к окну подойти?

Майор милиции. Убежать, что ли, хочешь? Так и не пытайся. Не получится. Не такие пытались.

Упырь. Нужно очень! Если бы я захотел, я бы от сержанта, который за мной приехал, в два счета бы ноги сделал. Сержан-тик-то был вот такусенький. (Показывает метр от пола.)

Майор милиции. Ты не смотри, что маленький! Он такие приемы знает самозащиты без оружия, сокращенно — самбо, что двух таких, как ты, на обе лопатки положит да еще коленом придавит. Хочешь подходить к окну — подходи.

Упырь встает, смотрит в окно.

Хотя что там рассматривать? Забор, пылища кругом. Собака спит рыжая. Спит собака-то?

Упырь (завороженно). Спит.

Майор милиции. Она уже лет пятнадцать как лето, так и спит прямо под окнами райотдела. Чья собака? Откуда? Как зовут? Почему здесь спит? Никто не знает. А больше ничего там интересного нет.

Упырь. Там, гражданин майор Николай Феофанович, воля.

Майор милиции. А нечего было гражданина грабить. Вон ведь как стукнул — в больницу увезли. Нечего, говорю, было заниматься чем не надо. Хватит, хватит там смотреть!

Упырь нехотя отходит от окна.

Давай-ка лучше расскажи, серьезно давай, протокол заполнять будем, эпизоды твоей преступной деятельности. (Вздыхает тяжело.) Эх ты… Разве так можно было… Эх, горе. (Строго.) Давай теперь по порядку рассказывай, как ты подошел к гражданину, как спросил закурить, как нанес удар в лицо и так далее.

Упырь (удивленно). Да какой же он гражданин! Он же алкаш!

Майор милиции. Ты шутки, Упырев, для суда оставь. Там как раз любят таких шутников. А здесь давай подробно, не спеша, искренне. Помни, что искреннее раскаяние смягчает вину. Ну об этом, кажется, я уже тебе говорил. Давай, значит, рассказывай. Одного не могу понять, Упырев, а зачем же ты по карманам-то стал шарить, а? Зачем, спрашиваю, ты еще и на грабеж пошел? Понял — грабеж! На что тебе деньги-то были нужны?

Упырь. Да так. Одну ерунду хотел купить. Ну, давайте записывайте… Я увидел его возле магазина…

Свет на этой площадке меркнет. В окружении компании «волков» перед Арлекино стоит Чиж.

Арлекино. Понял, Чиж, детка?

Чиж. Ну, понял.

Арлекино. А не поймешь, поможем. Ты Упыря не знаешь, ты Упыря не видел.

Чиж. Да кто меня и спрашивать-то будет? Кому я нужен, чтобы меня про Упыря спрашивать?

Арлекино. Ну, понял — и молодец. Я всегда говорил, что Чижонок у нас умница, понятливая детка. Что, не так, скажешь?

Чиж (мрачно). Так. (Хочет идти.)

«Волки» нехотя уступают Чижу дорогу. Но Арлекино хватает его за плечо.

Арлекино. Так что, понял, ни слова!!!

Чиж. Да что я могу сказать, когда я ничего не знаю?

Чиж стоит в нерешительности, потому что дорогу загораживают «волки». Арлекино стоит в раздумье.

Арлекино (вдруг обнимает Чижа). Чиж, Чижонок, у тебя же этот… отец доктор, да?

Чиж (удивленно). Нуда… Хирург.

Арлекино (горячо). Вот и я говорю, что доктор… Ну, хирург и все прочее. Он же… Ну, это… (Делает рукой движение, как будто режет ножом.)

Чиж (все так же удивленно). Ну, режет, зашивает.

Арлекино. Во-во! Что и говорю. Он же наверняка загребает! Ой-ой-ой!

Чиж (удивленно). Да нет. Врачи же мало получают.

Арлекино (торжествующе). А «Запорожец» у вас откуда, а?

Чиж. Так это же дедушка оставил.

Арлекино. Ясно, дедушка. Дедушка поднакопил деньжищ, купил вам «Запорожец». Во, дедуля!

Чиж (удивленно). Нуда!..

Арлекино. Все-таки ты еще детка, Чижик. Я же тебя не про зарплату спрашиваю! Ты все-таки малость того. (Крутит пальцем у виска.)

Чиж. Что «того»?

Арлекино. Конечно, мало получает. Так у них же как, у вра-чей-то у этих! Там же не в деньгах дело! Тоже мне, деньги!

Чиж. А в чем?

Арлекино. Да к вам, наверное, в дом так и тащат.

Чиж. Что тащат?

Арлекино. Да все, что угодно! Продукты там, вещи всякие. Ведь я знаю, что я, маленький, что ли? Сейчас, думаешь, просто так операции делают?! Ну, ты даешь! Да он только ножом этим порежет, вытащит там что-нибудь… А уж ему и одно, и второе, и третье.

Чиж. Да у нас никогда до зарплаты денег не остается. Честно, Арлекино! Мать всегда ругается еще… Ну, на себя… Что ничего не получается.

Арлекино. Опять ты об этом! Да, конечно, сейчас деньгами никто не берет. Сейчас же все по-другому! У Упыря мать раньше на автостанции работала… Ей и то! То однажды полбарана притащили, то картошки два мешка. Это ей-то! А она кто! Да диспетчером простым! А твой-то уж, наверное, не картошкой берет! Все-таки жизнь человека!

Чиж (твердо). Нет, отец взяток не берет. Даже коньяком!

Арлекино. Ты просто не знаешь… Что, думаешь, он просто так режет?

Чиж. Не режет, а оперирует.

Арлекино. Во-во! (Со значением.) Оперирует! Понял?

Чиж. Нет.

Арлекино. Кто-то наверняка ему… ну, это… вместо денег дает всякие вещи.

Чиж. Никто ничего ему не дает.

Арлекино. Слушай меня! Точно, дают! Не может быть так, чтобы не давали! Всем дают, а ему нет? Скажешь тоже.

Чиж. Да не дают же!

Арлекино. Слушай же! А мне как раз одному приятелю…. Ну, тоже из «волков»… Ему позарез нужны джинсы «Левис»! У него размер почти как у меня, сорок шестой, рост второй. Понял?

Чиж. Что «понял»?

Арлекино. Скажи отцу, чтобы вместо того, чтобы потом их продавать кому-то, пусть даст тебе, а я… ну, в смысле приятель, их у него, то есть у тебя, купит.

Чиж. Да никто ему ничего не дает! Откуда он джинсы возьмет? Да у меня у самого джинсов нет!

Арлекино. Ну, тебе ясно… Неудобно будет! Ему дали, он — раз — тебе. Тут же разговоры и все прочее. А приятелю в самый раз. И никто ничего не узнает.

Чиж (твердо). Арлекино, запомни, пожалуйста: мой отец никогда ничего за операции не берет.

Арлекино. Ты что, Чижонок, серьезно?!

Чиж. Серьезно.

Арлекино (снова насмешливо). Честно?

Чиж. Ну, честно.

Арлекино. Ну и проваливай отсюда, пока снова по шее не накостылял. Ну, кому говорят?! (Обернувшись к своим «волкам».) Видали Чижика-пыжика? А ну!

И Чиж, быстрее, чем нужно, сам, наверное, проклиная себя за это, уходит.

Темнота. Тихим сумрачным светом освещается пространство квартиры Чижа. Здесь Чиж и Лена.

Лена. Я, конечно, хотела самолетом — два часа и там, но мама не любит летать, вернее, боится, а папа сказал, что в поезде он еще сможет поработать.

Чиж. А я еще никогда в жизни не летал самолетом. Обычно к бабушке — она в Курске живет — езжу на поезде. Но тоже близко.

Лена. Ой, а мы же будем проезжать Курск. Представляешь? В Курске поезд остановится. Там же все поезда останавливаются, да?

Чиж. Все, конечно! Знаешь это какой большой город!

Лена. Андрей, а родители когда с работы придут? Сейчас?

Чиж. Мама через час. А у отца сегодня ночное дежурство.

Лена. Мне… Мне нужно сейчас идти, да?

Чиж. Почему?

Лена. Нет-нет, мне, конечно, надо идти. Ну что ты? Что подумает твоя мама?

Чиж. Ничего она не подумает.

Лена. Нет, подумает. Обязательно подумает. Моя мама обязательно бы что-нибудь подумала. Ну, не обижайся.

Чиж. Я не обижаюсь. Я просто так.

Лена (трогает его лоб). Тебе больно?

Чиж. Почему мне должно быть больно?

Лена. Тебе больно… Вот царапина здесь осталась. И здесь тоже. Что, снова, да, снова?

Чиж. Ничего не снова.

Лена. Я перехожу в другую школу. Ты знаешь, прямо у нашего дома. В двух шагах.

Чиж. А у нас здесь всего одна школа! Атам одни «волки». Лена. Одни-одни?

Чиж. Одни…

Лена. Мне еще час тридцать на электричке.

Чиж. Час двадцать пять.

Лена. Все равно много… Кто-то там по лестнице поднимается. Это не мама?

Чиж. Нет, ей еще рано.

Лена. Это она… остановилась у дверей.

Чиж. Это соседка.

Лена. Почему, Андрей? Почему я должна бояться твою маму?..

Чиж. Это соседка.

Лена. Ну, я не об этом же! Не об этом! Неужели ты не понимаешь?

Чиж. Лена… Лена, сейчас придет мама.

Лена. Ты же ненавидишь «волков»?

Чиж. Нет. Не ненавижу. Хуже.

Лена. Ты что вертишь головой? Почему ты так смотришь на меня?!

Чиж. Ты когда завтра уезжаешь?

Лена. Нет-нет, не надо меня провожать. Не надо, я тебя прошу. Чиж. Я приеду. Я приеду на вокзал. Потом мы с тобой очень долго не увидимся, и я не знаю, как я буду здесь… один.

Темнота. Высвечивается другое пространство таким же сумеречным светом. Чуть вдалеке, как статисты в цирке, компания новых «волков». Здесь, ближе: Арлекино, Шиманов, Интер, Девушка в джинсовом комбинезоне и другие члены «шараги». Интер и несколько других ребят — в одинаковых черных рубахах.

Шиманов (тихо). Смотри, стоит!

Интер. А куда он денется?

Арлекино. А вы почему не на двадцать ноль пять?

Голос «шараги»: «Привет»… «Здорово-здорово», «Ку-ку, Буратино», «Он не Буратино, а Арлекино». «Шарага» проходит мимо.

Не успели?

Интер. Привет! (Проходит.)

Шиманов. Здорово! (Проходит.)

Девушка в джинсовом комбинезоне. Ты совсем не изменился, надо же! (Проходит.)

Интер (останавливается, оборачивается). Так вот! Твои предки, Шиман, правильно поступают. Нечего мешать друг другу.

Шиманов. Ну, насчет бара — чтобы туда не лезть — отец, конечно, загнул. Ну, там разберемся. Правда, Интер?

Девушка в джинсовом комбинезоне. Оказывается, ты на самом деле живешь рядом с дачей Шиманова. Потрясающе! Рядом с дачей бродили «волки». Просто мультфильм какой-то.

Арлекино. Мы — «волки»!

Интер. Во дает человек, скажи, Шиман?! Как в детском саду: «волки», «кони». Старье все это… Ты что, в самом деле не знаешь, чем заняться?

Арлекино (растерянно). Как чем? Мы «волки»!..

Интер. О, дети!

Шиманов. Ну ладно, ладно, Интер, кончай. Не надо об этом. Потом.

Девушка в джинсовом комбинезоне. Мне, между прочим, уже хочется есть.

Шиманов. Ага, ну мы пошли!

Арлекино. Я сейчас, только матери скажу.

Шиманов (будто и не слыша его). Спасибо, что встретил. Пока, Арлекино. Еще увидимся. Завтра. Или послезавтра.

«Шарага» уходит. Арлекино один с тоской смотрит вслед «шараге». Пауза.

Темнота. Шум уходящей электрички.

Лена. Вот и все. Идет моя электричка.

Чиж. Давай на следующую, а? Лен…

Топот ног невдалеке. Чиж вжимается в невидимый нам забор.

Лена. Что случилось, Чиж? Почему ты так дрожишь?!

Шум множества шагов слышен все ближе и ближе.

(Удивленно.) Да ты дрожишь… Да, Чиж, да! А я-то думала… И когда я тебя спросила, ненавидишь ли ты их и ты ответил, что нет, что хуже, я только сейчас поняла, о чем ты не хотел мне сказать. (Холодно.) Не надо меня провожать. До электрички я дойду одна.

И вот уже Чиж на другой площадке. Вспыхивает и гаснет луч света, гаснет и вспыхивает. Чижа крепко держат за руки «волки». Перед Чижом — Арлекино.

Арлекино. Чижик, детка… Значит, говоришь, Мошка уехал к тетке?!

Чиж. Да, Лешка уехал к тетке.

Арлекино бьет Чижа в живот, двое «волков» держат его крепко за руки.

Арлекино. Понял?! Сенька Черенок видел, как он из магазина шел. Понял? (Снова замахивается)

Чиж инстинктивно сжимается.

Ну ладно, ладно… Сейчас, значит, пойдешь к нему и вызовешь его на улицу. Понял? Скажешь, дельце одно есть.

Чиж (неимоверными движениями вырывается, отбегает в сторону). Арлекино, я наврал, я наврал тебе… Отец может достать тебе их.

Арлекино. Может?

Чиж. Нуда… Для этого твоего знакомого…

Арлекино. Какого знакомого?

Чиж. Ну, джинсы.

Арлекино. «Левис»?

Чиж. «Левис», «Левис».

Арлекино. Какой размер?

Чиж. Сорок шестой.

5. Капкан

Арлекино. А рост, рост какой?

Чиж. Ну, второй же, второй!

Арлекино. Когда, Андрюха?!

Темнота.

5. Капкан

Журналист. И вот наступил зенит лета, того жаркого лета, того необычного для этого жаркого лета, к чему я и подвожу эту историю.

Освещается площадка с Чижом. То, что он говорит, он говорит, наверное, только лишь для одного человека — для Лены.

Чиж. И я ему сказал, что достану джинсы… Я стоял, зажатый между ними, и не видел их, потому что слова, которые ты сказала мне, висели на деревьях, как большие красные яблоки, болтались перед глазами и мешали мне увидеть его лицо. Тогда я крикнул, что они есть, что их принесет один парень… Я даже увидел лицо этого парня и поверил, что он принесет ему джинсы… Точно так же, как я увидел отца, который, не глядя в глаза тому парню, кивает на меня. И он направляется ко мне, держа под мышкой голубой целлофановый пакет. Но это было всего минуту, секунду, мгновение! И я понял, что никогда не придет парень с голубым пакетом под мышкой, никогда я не протяну этот пакет Арлекино, никогда, никогда!.. Я знал, знал, что выхода, кроме одного-единственного, того выхода, за которым уже совсем пустота, черная, как ночь осенью, у меня нет и не будет. Да, ты угадала, тогда, вечером у электрички… Я… я боялся. Но ты думала, что у меня никогда не хватит сил перешагнуть через этот страх, чтобы… Чтобы остаться с тобой. Потому что я люблю тебя!..

На другой площадке Лешка.

Лешка. Чиж… Андрей, а может быть, как-нибудь обойдется, а? Ну, хочешь, я ему скажу, что ты… Что ты, ну, просто пошутил, и где достать джинсы? Что ты, какой-нибудь Рокфеллер, что ли? Давай я ему скажу! Ну, пусть поколотит, а? Может, обойдется?

Чиж (на своей площадке, вздыхает). Нет, Лех, не обойдется!

Интер и Шиманов подходят к Арлекино.

Шиманов. Арлекино… Привет! Ты куда делся вчера? Мы оглянулись, а тебя нет. Я туда-сюда, нет и все. Скажи, Интер? Арлекино, значит, так. Давай к нам… Ну, на дачу… Вся «шарага» в сборе, а тебя нет…

Арлекино протягивает руку Шиманову. И — уже около Чижа. Арлекино и Чиж — вдвоем.

Арлекино (вынимая из кармана брюк и пересчитывая). Андрюх, вот ровно сто рублей. Хватит?

Чиж. Хватит.

Арлекино. Нет, ты скажи, если не хватит. Я тебе потом принесу.

Чиж. Хватит.

Арлекино. Да нет, ты бери сейчас. Вот. Ровно сто.

Чиж. Принесет — и возьму.

Арлекино (выжидательно). А может, надо больше?

Чиж. Я сказал, что хватит. (Сурово.) Хватит. Понял — молчи.

Арлекино (неуверенно). Да я молчу, молчу… Он когда придет, в три часа, да? В три часа?

Чиж. Он будет в три часа. В кустах. У реки. Он… Он отдаст тебе… эти… Тогда и отдашь деньги.

Арлекино. Чиж, я всегда знал, что кто-кто… Ну ты же… Ты же настоящий «волк». Ты же наш!

Чиж. Ваш, ваш. Что смотришь? Ваш!

Освещается площадка, на которой в шортах и в легкой морской шляпе Лена.

Лена. Андрей, ты забудь, пожалуйста, о том, что я тебе сказала. Когда я ехала на электричке, я стояла и плакала. Какая я дура! Да, дура, не спорь, пожалуйста, со мной, что я тебе сказала, что ты… боишься. Ты не верь, я никогда так не думала! Я не могла так думать, я могла только так сказать. Ты не боишься их, ты не можешь их бояться. Ты сказал: «Хуже, чем ненавижу». Чиж, дождись меня, а? Я скажу папе, что плохо себя чувствую. Или еще что-нибудь. Дождись!

Темнота.

Освещаются площадки, на одной из которых стоит Арлекино, на другой — его мать.

Мать Арлекино (вкрадчивым голосом). Миша, а Миша?

Арлекино. Ну чего?!

Мать Арлекино. Миш, а где мопед твой?

Арлекино. В сарае.

Мать Арлекино. В каком таком сарае, а?

Арлекино. Ну, у Кольки у Никанорова в сарае. Катался, там и поставил.

Мать Арлекино. У Кольки, говоришь, у Никанорова?

Арлекино. У Кольки, а у кого же еще?

Мать Арлекино. У Кольки, говоришь. Что же ты, сволочь такая, делаешь?!

Арлекино (неуверенно). Что я делаю?! Ты чего это, а?

Мать Арлекино. Ты для чего же это мопед Кольке за 90 рублей продал, а?

Арлекино. Ничего я не продал.

Мать Арлекино. Что же ты делаешь-то?! Я же тебе его за 172 рубля покупала. Что же ты его продал-то?!

Арлекино. Кто продал? Ты что выдумываешь!

Мать Арлекино. Я тебе его купила. Ох, как ты плакал, как плакал. А сегодня прибегает Колькина мать, говорит, что это твой моему мопед продал? Ты-то, я то есть, ты-то хоть об этом знаешь?! За 90 рублей.

Арлекино. Что ты пристала ко мне со своим мопедом!

Мать Арлекино. Спасибо, хоть пришла и сказала. А могла бы не прийти и не сказать.

Арлекино. Ничего я не продавал!

Мать Арлекино. А аквариум, аквариум ты куда же дел, а?! Ты куда дел аквариум, я тебя спрашиваю!

Арлекино. Какой аквариум? Какой аквариум? Ты… Ты всю жизнь мне испортила!

Свет на площадку с Чижом. На другой площадке появляется Отец Чижа.

Отец Чижа. А все-таки выжил!

Чиж. Была сложная операция?

Отец Чижа. Сложные операции бывают каждый день! Попробуй разрежь человека! Его же потом не склеишь, как игрушку! Сегодня был случай, который я помню последний раз на пятом курсе на практике. (Удивленно.) А что это ты спрашиваешь? С каких это пор тебе стало интересно то, что тебе неинтересно?

Чиж. Я решил стать врачом.

Отец Чижа. Не говори глупостей. У тебя нет характера. С твоими тройками… А… Интересно, что нам оставила мама поесть?

Чиж (переносится в другое пространство, туда, где Лена). Я обманул тебя. Я боялся их. Я хочу признаться тебе в этом сейчас, когда осталось всего десять минут. Я выйду сейчас на улицу и пойду вместе с ним туда, в кусты у реки. Да, я уже знаю, где это произойдет, потому что я был на этом месте вчера и позавчера. Я знаю, куда я сейчас пойду. Я сейчас выйду и пойду вместе с ним, потому что другого выхода у меня нет. Сейчас, когда осталось так мало времени, я могу признаться в этом. Потому что больше, кроме тебя, мне признаваться в этом некому.

Отец Чижа. Нет, если ты серьезно хочешь стать врачом, давай поговорим об этом. Я не верю в это, но мне очень хочется в это верить.

Чиж. Я люблю жизнь, понимаешь?

Освещается площадка, на которой стоят Арлекино, Шиманов, Интер. Арлекино пронзительно свистит, задрав голову вверх. Кричит, приложив рупором руки ко рту: «Чижонок!»

Отец Чижа. Очень интересное заявление. Давай, хочешь, поговорим об этом серьезно. Я, признаюсь теперь тебе честно, давно ждал, когда ты наконец станешь взрослым.

Чиж. Поговорим, поговорим. Я сейчас вернусь, и поговорим.

К Чижу, обнявшись — Арлекино в середине, держит за плечи ребят из «шараги», — подходят Арлекино, Шиманов, Интер.

Арлекино. Вот он, Андрюха, Чиж! Наш, «волк»! Во какой «волк»! Здорово, Чиж… друг!

Шиманов (протягивает руку). Сто лет тебя не видел! Чиж, где ты пропадал, а? Ты, что ли, из-за Ефимовой?! Да брось, наплюй! Она из себя такое ставит. Скажи, Интер?

Интер (прыскает). Дети вы все еще! Делом надо заниматься, а не всякой ерундой! Нашел тоже из-за кого переживать. Ты, Чиж, того все-таки!

Арлекино. Ну, кончайте, Чиж — вот такой «волк». Да, Андрей? Мы сейчас! Идите купаться! Мы сейчас с Чижиком придем. У нас с ним одно дело! Дело — во! (Поднимает вверх большой палец) Вернусь, расскажу!

Они расходятся в разные стороны — Интер и Шиманов, Арлекино и Чиж.

(Обернувшись.) Я сейчас!

Темнота. Луч света сопровождает санитаров в белых халатах, которые несут носилки. На носилках — Арлекино.

Арлекино (санитарам). Эй вы, подождите, остановитесь.

Санитары останавливаются.

(Приподнявшись на носилках.) Я не сделал Чижу ничего плохого! А он взял меня и ножом пырнул. За что, спрашивается? Дурак какой-то! Я таких дураков даже еще и не видел.

Свет меркнет, освещается другое пространство сцены. За столом сидит майор милиции.

Майор милиции. Ну, жарища сегодня, градусов, наверное, тридцать, если не все тридцать пять. Я китель сниму, ничего? (Встает, снимает китель, аккуратно вешает его на спинку стула.) Ничего, спрашиваю, Чижов, если я без кителя у тебя буду показания снимать?

Другое пространство сцены. Здесь, сложив руки за спину, стоит Чиж.

Чиж. Пожалуйста, вы для меня и без кителя майор, товарищ, то есть, простите, гражданин майор. Мне же вас положено называть «гражданин майор», да?

Пространство сцены с майором.

Майор милиции. Ты мне здесь давай цирк не устраивай, Чижов! Тоже мне, рецидивист нашелся! И руки опусти! Что ты их за спиной сложил?

Пространство сцены с Чижом.

Чиж. Я — преступник, потому и сложил.

Пространство сцены с майором.

Майор милиции. Опусти, кому говорят. Вот. Так-то лучше. Стул вон возьми. Садись. Отдышись давай.

На том пространстве сцены Чиж опускает руки, берет стул, садится.

Вот так-то лучше. И давай без фокусов. Фамилия моя, значит, Кондрашков. Майор милиции. Сын Евгений, такой же, как и ты, в десятый перешел. С ним пока все в порядке. Пока. (Стучит три раза по столу.) Это чтобы не сглазить, примета такая. Знаешь?

Чиж. Знаю.

Майор милиции. Вот и хорошо. Вопросы ко мне еще есть? Вопросов ко мне нет… (Вздыхает.) Нет вопросов ко мне у тебя. А у меня к тебе есть. Так что давай обстоятельно, подробно, в деталях, так сказать, расскажи, что именно ты не поделил с Елисеевым.

Чиж. Я ничего с ним не делил. Я хотел его убить.

Свет на этих пространствах меркнет. Сейчас освещается компания Шиманова. В центре Интер танцует под музыку из наушников, но так, будто это какой-то военный марш. На секунду он снимает наушники, и немыслимый грохот марша обрушивается на «шарагу». Все вздрагивают. Интер, довольный, хохочет, вновь надевает наушники, музыка затихает.

Девушка в джинсовом комбинезоне. Интер, ну потанцуй со мной!..

Шиманов. Странные все-таки эти «волки»… Мы пошли с Интером купаться… Поплавали… Брассом там, кролем. А их нет и нет. Нет, все это несерьезно.

Девушка в джинсовом комбинезоне. Шиманов, ну давай потанцуем!..

Интер (на секунду снимая наушники). Ты еще удивляешься? Это же было ясно с первого взгляда. (Иронично.) «Волки», «кони», «рыси», «козлы» какие-то. А ну вас! (Снова надевает наушники.)

Девушка в джинсовом комбинезоне (громко, почти в истерике). Ну, кто-нибудь!.. Кто-нибудь подойдите, пожалуйста, ко мне. Почему я все время должна быть одна? Ну кто-нибудь посмотрите на меня!

«Шарага» занялась своими делами, не замечает ее.

Свет меркнет, и вновь освещается пространство сцены, на котором Арлекино.

Арлекино (приподнявшись на носилках). А мы идем! Нас много, как нас много! (Закрывает глаза, задерживает дыхание.) И я машу вот так рукой. (Стонет от боли.) Что я Чижу сделал?! Он сказал, что там, в кустах… как раз то, что надо, размер сорок шестой, рост второй… Стольник с собой взял… Я впереди шел… Он сзади… потом я спрашиваю, где же этот парень?! Ну, который должен принести… А он как саданул! Дурак! Первый раз в жизни такого дурака вижу. (Кладет голову на носилки. Потом снова поднимает ее.) И я только скажу: срывай… ихние… шапки…

Его несут. Там стоит и ждет, натягивая прозрачные хирургические перчатки, Отец Чижа.

Новое пространство. У окна, прижавшись лицом к стеклу, стоит Лешка.

Лешка (всхлипывая). Не надо было. Чиж… Зачем ты так! И не так уж больно бил Арлекино. Больше для вида. Я же привык. А теперь-то что делать?

Еще пространство освещается. Мать Лешки перед кипой белья в ванной. Разгибается, со всей силой выжимая полотенце.

Мать Лешки. Лешка!

Лешка. Ну, что?

Мать Лешки. Возьми на комоде пять рублей, сходи в магазин.

Лешка. Счас пойду. (Снова всхлипывает.) Он прибежал, показал нож и сказал, чтобы я больше Арлекино не боялся. Я ему говорю: «Не надо, давай лучше уедем отсюда, а я пока лучше из дома выходить не буду». А он отвечает, что уже поздно, и на нож показывает. И пошел в милицию сдаваться. Зачем ты это сделал, Чиж? Куда мне теперь деваться?! Они все равно поймают и изобьют.

Мать Лешки. Лешка, ты ушел или нет?

Лешка. Да иду я, иду.

Пространство сцены с майором.

Майор милиции. Ты это у меня брось. Заладил одно и то же. Хотел убить… хотел убить… Что нам теперь, спасибо говорить тебе, что не убил? Ты мне лучше объясни обстоятельства, подробно, в деталях, так сказать, как это все у вас произошло. (С участием.) Может, возились вы… Ну, как мальчишки обычно возятся друг с другом, и он нечаянно на нож напоролся? Вспомни, вспомни. А? Или он на тебя с дубиной полез… Или с железкой такой вокруг руки, кастет называется, и ты вроде как обороняясь?.. Или очнулся — нож в крови и так далее. Это же тебе не шутка — с ножом на человека. На человека! Чижов. Ну, давай говори? Ты что, не помнишь, как все было?

Пространство сцены с Чижом.

Чиж. Нет, я помню. Я помню…

Пространство сцены, на котором — Лена там, на берегу моря. Она в шортах и летней шляпе.

Лена (восторженно). Я уговорила их лететь на самолете! И мы увидимся не через трое суток. А сегодня вечером! Да, сегодня вечером я увижу тебя и все тебе объясню. У меня никогда, никогда никого не будет в жизни, кроме тебя. И какие бы слова… Я сказала тебе страшные, неправильные слова, за которые ты должен был меня ударить! Да, ударить!.. Чиж!.. Андрей! Вечером я буду у тебя. Сейчас меня уже зовут. Папа вызвал такси. Меня зовут, Андрей! Меня зовут, чтобы ехать на аэродром. Я все ближе и ближе к тебе. До вечера! Любимый мой, самый смелый на всем свете. Мой Чиж. До вечера… До вечера! До вечера!

Журналист. Теперь я часто прихожу сюда, к этому старому стадиону, но вижу другие лица. Я смотрю на них и хочу понять — кто они? В уличной толпе я замечаю стайку пацанов, сквозь шумы и шорохи различаю их голоса и снова, снова все вспоминаю…

Конец

Между небом и землей